В рейд пошла одна старушка

Правда, вскоре от подслушанных разговоров у Зои Валерьяновны начался нервный тик. В основном говорили о пытках, перемежая это рассказами об урожае репы. Кто-то обсуждал способ копчения эльфийских ушей, кто-то – действенность настойки из феячих пупков. Орки шли в город, чтобы найти там пару мальчиков для битья, ведьмы мечтали о материалах для зелий типа крови, плазмы, волос девственников и еще какой-то пакости.

– Гильдия их защищает…

– Ой, да эта гильдия сама образцы поставляет. Сама знаешь, что тут кто сильнее – тот прав. Не можешь себя защитить – пойдешь на корм.

– Ну, тут ты права, но Гильдия…

Кусок разговора, подслушанный Зоей Валерьяновной, оптимизма не добавил. Черт знает что! Но ей надо туда, в город, попасть к этому Гоги и найти Светлую Кралю. И тогда все закончится. Зоя Валерьяновна зажмурилась, когда совсем рядом с ней прошло клыкастое чудище с отвисшей челюстью, с которой капала слюна. Его маленькие красные глазки, зеленая кожа и запах навоза вперемежку с коноплей вызвали в Зое Валерьяновне приступ ужаса. Она не знала, что это относительно спокойный орк, классический вояка, которому от старой фурии не нужно решительно ничего. «Этот бомж погибели моей хочет, раз сюда отправил», – плаксиво думала Зоя Валерьяновна, разглядывая своих соседей. Правда, спустя несколько минут она заметила, как бледный юноша, вставший в очередь за ней, тоже зажмуривается, но уже для того, чтобы не видеть ее.

Ссаныч вился в ногах Зои Валерьяновны, и на него поглядывали с интересом гораздо большим, чем на фурию.

– Э, бабка!

Зеленый жуткий орк смотрел прямо на нее. Зоя Валерьяновна вздрогнула. Обращались явно к ней.

– Продай кота, бабка. Пять дукатов даю и талер сверху.

– Шесть дукатов и два талера!

– Семь!

– Девять с половиной!

В одно мгновение вокруг опешившей Зои Валерьяновны собралась толпа. Чудовища галдели, алчно разглядывали шипящего Ссаныча.

Какой-то умник, мелкий, клыкастый и плюгавый, схватил Ссаныча за заднюю лапу, оценивая стати. И, конечно же, сделал он это очень, очень зря.

***

Ссаныч был котом дела с самого нежного котячьего возраста. Он не разменивался на фантики на ниточках, не носился по квартире как дебил с истошным мявом и не врезался в сервант. Возможно, дело было в Зое Валерьяновне, которая отлично умела в дрессуру – ведь не зря ее покойный муж, приходя пьяным вдюпель, шатаясь и тихо матерясь, протирал специальной тряпочкой грязные ботинки, ставил их на полочку и лишь потом вырубался в прихожей. Поэтому вполне вероятно, что котик с другим характером вряд ли бы у Зои Валерьяновны выжил.

В общем, Ссаныч был существом спокойным, даже флегматичным, но была у него одна, скажем так, фишечка. Ссаныч был котом крайне мстительным. Он мог притаиться за углом и вцепиться обидчику в наглую ляжку вполне серьезно, до крови и шрамов. Про нагадить в туфли или вскарабкаться на спину, выпуская когти и не обращая внимания на человеческий рев боли – тут уж и говорить нечего. Мстил толстый рыжий кот обычно за фамильярность. Если его таскали против воли, с силой тискали или сажали на коленки, трогали без его высочайшего разрешения, то последствия могли быть самыми неприятными. Правда, в последние годы Ссанычу мстить было особо некому: Зоя Валерьяновна была отлично осведомлена о придурях своего питомца. «Ишь, цаца какая», – говорила она, глядя на недовольную кочачью морду. И оставляла животное в покое, убирая подальше ручонки внуков от пушистой шерстки.

То есть, стресса от нарушения его личных границ Ссаныч не испытывал очень давно. Поэтому сейчас потные липкие пальцы гоблина, которые ковырялись до этого невесть где, совершили фатальную ошибку. Так нагло лапать и домашнего толстяка Ссаныча не стоило, а уж тем более дикого ядовитого Кат Ши…

Гоблин только успел матюкнуться на черном наречии, а потом подлетел в воздух от удара мощной лапой и упал на землю, тут же оказавшись прикушенным ощерившимся, жутко злым котом. Гоблин закатил глазки и уплыл в чертоги бессознательного. Послышалось журчание.

Гордый Кат Ши брезгливо потряс задней лапой и прошелся по униженному до ничтожества противнику. Описанный гоблин нещадно вонял.

Ссаныч громко и победно мяукнул – звук напоминал скрип несмазанных железных детских качелей на советской, ни разу не ремонтированной площадке. А потом потерся о чешуйчатую ногу своей хозяйки, уселся на толстый черный зад и зевнул, демонстрируя ядовитые клыки.

«Фаталити, фаталити», – пронесся по рядам зевак быстрый испуганный шепот.

Толпа вокруг котика и Зои Валерьяновны исчезла в мгновение ока. Несостоявшиеся покупатели котика всосались обратно в очередь, с опаской поглядывая на кота.

– Это чего это мы его? Убили? – растерянно спросила Зоя Валерьяновна, брезгливо разглядывая вонючего гоблина.

Гоблин дернул ножкой и застонал, приходя в себя.

– Тьфу, погань. Живой, – облегченно выдохнула она. Хоть и не в аду, а грех на душу брать не хотелось.

***

Тем временем начало темнеть, а очередь не особо сильно продвигалась вперед. Зоя Валерьяновна стояла смирно, терпела из последних сил. Но когда народ вокруг нее как ни в чем не бывало принялся доставать палатки, какие-то мешки и тряпки, чтобы устраиваться на ночлег, ее перекосило. Это что такое делается?! Это как так? Это тут ночевать, на земле? Что это за очередь такая!

Зоя Валерьяновна любила очереди, хотя стояла в них только из спортивного интереса – блюла порядок. Сама она, пользуясь старостью, немощью и своим легким добрым характером, с огромным удовольствием проходила вперед во многих учреждениях без ожидания. Долгие часы очередей во времена перестройки вызывали, конечно, ностальгию, но возвращаться туда не хотелось. Провести ночь в очереди казалось Зое Валерьяновне почти кощунством по отношению к ее пожилому возрасту. Она все еще помнила перестройку и то, как стояла в «Универсам» с двух ночи до открытия зимой, в минус двадцать, ради кроватки «Малютка». И как толстый усатый грузин протолкнулся вперед и нагленько уселся на последнюю кроватку прямо перед красным, обветренным на морозе лицом Зои Валерьяновны. Ох, что тогда было…

«Чтоб тебе хинкали в … напихали!» – орала тогда Зоя Валерьяновна, поднимая общечеловеческий бунт. Грузина предали позорному изгнанию путем пинка в открытые двери, «Малютка» была отвоевана, а Зоя Валерьяновна гордилась собой по полному праву.

Вот и сейчас, как в тот памятный день, она ощутила страшный прилив сил. Праведный гнев разлился жаром по венам, а перед глазами Зои Валерьяновны встало толстое нахальное грузинское лицо, которое моргало на нее наглыми глазками и говорило толстым усатым ртом, что оно тоже стояло в очереди и «Малютку» заслужило по праву.

– Ну я вам сейчас устрою! Ну я вам сейчас покажу! – прошипела Зоя Валерьяновна. Ее желтые, как у совы, глаза сверкнули, как неоновые огни. Темная аура вокруг нее сгустилась, напиталась силой.

Люди и нелюди вокруг спокойно занимались своими делами, устаиваясь на ночлег. Разводили костерки. Откуда-то уже потянуло мяском (правда, история умалчивает, кому мяско принадлежало при жизни). С середины очереди послышались смешки ведьм и пошленькие шуточки подкатившим к ним суккубам и инкубам. Ночь вступала в свои права.

На страшную злую фурию, которая шла без очереди напролом, особо не обращали внимания. Все знали, что разговаривать со стражей бесполезно. И в город попасть невозможно, кроме как через ворота. Значит, очередная новенькая поорет, повозмущается да и вернется в конец. Знаем, проходили.

Только вот Зоя Валерьяновна, кипя праведным гневом и ловя флешбэки трудной молодости, была с ними со всем очень, очень несогласная. Она шла вперед, как субмарина, как ледокол «Челюскин», как стадо бизонов на водопой, как светская львица на маникюр. И ничто не могло ей воспрепятствовать.

***

Двое стражников стояли на воротах как двое из ларца одинаковых с лица. Одинаковые стальные доспехи, идиотские котелки на макушках, даже выражение лиц одинаковое – дуболомное и очень, очень глупое. От них пахло чесноком и водкой: так, наверное, пахнет от всех стражников всех игровых и реальных миров, особенно если они охраняют какую-нибудь хрень.

– Ишь, зенки залили, – прошипела Зоя Валерьяновна. Ее маленький носик, которым она могла унюхать, чем позавчера закусывал собутыльник ее ныне почившего мужа, сморщился.

– Пьем, значит, на рабочем месте! Да я на вас везде пожалуюсь! – рявкнула Зоя Валерьяновна, подходя к страже.

Мужики повернулись к ней. Меланхолично поковырялись в зубах и в один голос сказали:

– Город закрыт. Приходи завтра, путник.

Зоя Валерьяновна открыла рот. Мужики же так же медленно и степенно от нее отвернулись, продолжая ковырять в зубах. Один из них еще и задние карманы штанов почесал – демонстративно так, с ленцой.

Кто-то заржал. Зоя Валерьяновна обернулась. Вокруг них за бесплатным развлечением начал подтягиваться народ, даже суккубы и инкубы побросали своих ведьмочек и развернули глазюки. Всем было интересно посмотреть, как старая будет уговаривать стражу.

Это была очередная фатальная ошибка и стражников, и заржавшего глупого гоблина, потому что Зоя Валерьяновна пренебрежения к своей персоне не прощала. Она даже не терпела, когда ее профессиональную, настоянную особым образом комбучу (в народе – чайный гриб) соседка сдуру назвала тухлой водой, настоянной на склизкой гадости.

Соседке этой потом пришлось выпить пару литров и признать, что комбуча – напиток советских богов. Как Зое Валерьяновне это удалось – история умалчивает.

– Итить вас коромыслом! – завопила Зоя Валерьяновна. – Это что такое? Это что за отношение к пенсионерам?! Я вас спрашиваю!

Стражники снова повернули головы в сторону Зои Валерьяновны. Правый выплюнул какую-то травинку, левый зевнул.

– Город закрыт. Приходи завтра, путник, – снова устало повторили стражники и отвернулись.

Зоя Валерьяновна аж поперхнулась.

– Я вам сейчас приду! Ох, приду! На голой земле бабушке ночевать?! Ишь ты, старушку на улице оставляют! Да совести у вас нет!