– Но мы ведь их снова не увидим, – даже в темноте ясно, что при этих словах Эсфира надула свои милые губки.
– Зато они увидят вас, – искренне ухмыльнулась я: всё-таки какую красивую сказку Берд придумал для нас всех.
– От тебя пахнет солодом… – гулко вдохнув, вдруг сообщает Октавия. – Прям как от папы. Всё-таки права мама, называя тебя мальчишкой.
– Ты что-о-о!.. – мгновенно протянула самая младшая сестра. – Таких красивых мальчишек не существует!
– Но мой Донни тоже красивый.
– Твой Донни? – на секунду протрезвела я. – Донни Пост, брат Геи? Октавия Катохирис, вам обоим всего по двенадцать лет!
– Тш-ш-ш… Только маме не говори, хорошо?
– Не говорить о чём?
– О том, что Донни меня любит. Он мне сам признался и больше никому не говорил.
– И ты, что же, тоже любишь его, что ли?
– Октавия его тоже любит, но говорит, что пока что не скажет ему об этом.
– Почему же?
– Потом как-нибудь… – отзывается влюблённая, и я, даже несмотря на темноту, уверена в том, что её щёки в этот момент заливаются краской.
– Скажи ему, – вдруг совершенно неожиданно, уверенно советую я.
– Что?
– Скажи ему, если любишь, – видимо, хмель ещё не выветрился… – Никогда не откладывай на потом самое важное.
– Хорошо! Тогда скажу ему в день Церемонии Отсеивания. Мы будем провожать тебя на Церемонию и потом ждать на площади твоего возвращения, а Донни с его мамой тоже пойдут туда, чтобы так же поддержать Гею, так что мы там встретимся, и вот я скажу ему, что я тоже его люблю. Вот ведь обрадуется!
Вот ведь…
Глава 4
Когда я проснулась, девочек уже не было в моей постели, что могло значить только одно – мать тихо изъяла их, а я даже не заметила этого. Что, впрочем, неудивительно: пиво у Тиарнака, конечно, вкусное, но последствия от него неприятные – во рту сушит и голова едва уловимо побаливает.
Быстро проскользнув в ванную комнату и на скорую руку приведя себя в более-менее приемлемое состояние, я вышла в пустующую гостиную и прислушалась: ни одного голоса или намёка на присутствие – куда все подевались?
Взяв с плиты холодный чайник, я начала пить воду прямо из него. Вода принесла быстрое облегчение пересохшему горлу… Хорошо.
Теперь можно вернуться к главному вопросу: куда ж все подевались?
Для начала проверив детскую комнату, я заглянула и в родительскую, но никого так и не обнаружила, так что пошла проверять состояние первого этажа. Тот факт, что Берд обнаружился на кассе, меня сразу же приободрил: или меня всё-таки не наказывают своим отсутствием, или наказывают не только меня.
Берд отдавал товар женщине, которую я знала издалека, потому что она являлась матерью мальчиков-двойняшек, учащихся в одном классе с Эсфирой. Она взяла три добротные тарелки и три расписанные белой краской кружки. Уходя, женщина с поклоном поблагодарила владельца лавки, и я сразу поняла, в чём дело.
Стоило женщине уйти, как я заметила:
– Клетка совсем непыльная, – с этими словами я провела пальцами по птичьей клетке, вдруг возникшей на краю кассовой стойки. – Много светлячков распродал?
– Почти всех, – в ответ ухмыльнулся Берд, взяв в зубы зубочистку.
– И в кассе у тебя сейчас так же пусто, как в этой клетке, – не спросила, а именно утвердила я.
– Если не дарить наши изделия, тогда и производить их нет смысла, ведь за деньги их берут реже, чем ты хочешь кушать, – спокойно пожал плечами отчим.
– У этой женщины всего два ребёнка, а ты подарил ей по три прибора.
– Эх, Деми-Деми… Взрослым приятные подарки порой нужны даже сильнее, нежели детям, ведь именно от взрослых зависит счастье детей. Вот ты счастлива?
– Ну уж…
– Ну уж! А знаешь, почему ты счастлива? В данный период твоей жизни залог твоего счастья заключается в счастье твоих родителей.
– Кстати про счастливых родителей. Куда подевалась мать? И где девочки?
– Они отправились на рынок за продуктами. Заодно новую обувь для Эсфиры у башмачника закажут, – с этими словами он неожиданно достал из нагрудного кармана своей рубашки блестящую серебристую цепочку, с висящим на ней колечком – такой филигранной красоты я прежде не видывала в его руках. Он протянул эту прелесть мне, и я взяла её, и сразу же начала рассматривать.
– Похоже на настоящее серебро, – заметила я, начав обзор с цепочки.
– Это и есть серебро. И колечко тоже серебряное.
– Не знала, что бывают такие гладкие кольца… А что за камень? – при этом вопросе я провела кончиком пальца по большому белому камню, вдавленному вглубь кольца.
– Белый сапфир.
– Никогда раньше не видела обработанных драгоценных камней… Этот очень красив.
– В самом начале своей юности я занимался контрабандой, связанной с обработанными камнями.
– Ты шутишь! Как же ты их выносил?
– А мне не нужно было выносить много раз – достаточно было и одного. Мне было восемнадцать лет, когда на фабрике случился пожар, во время которого погибло много народа… Из того пожара я выбрался живым и не с пустыми карманами – прихватил с собой шкатулку с двенадцатью сапфирами, каждый в три карата. В суматохе никто ничего не заметил, так что камни благополучно остались при мне. Выждав пару лет, я сбыл одиннадцать синих сапфиров, оставив себе только один, белый. За счёт тех камней я и купил этот дом, обустроил его и, недолго думая, женился на девушке, в которую был влюблён.
– Женился? – я замерла от удивления. – Я не знала, что ты был женат до матери… – эта информация настолько потрясла меня, что я не знала, как реагировать на услышанное: я только что поняла, что совсем ничего не знаю о жизни Берда, существовавшей до нашей встречи! – Это кольцо… Оно принадлежало твоей первой жене?
– Нет, – при этом ответе он как-то пьяно взмахнул головой, хотя был абсолютно трезв. – Этот белый камень я хотел подарить своему ребёнку, и потому заключил его в это кольцо. Я ведь мечтал о сыне, знаешь… Думал, родится мальчик и, когда придет час, он подарит это кольцо своей жене, которая родит мне внуков, конечно же, целую свору мальчишек, с которыми я даже седовласым стариком буду носиться по крышам “J”, – при этих словах он как-то странно ухмыльнулся, на что я тоже отозвалась ухмылкой, но крайне неуверенной, как будто предчувствующей неладное. – В течение пяти лет того брака беременность никак не наступала, а потом вдруг, совершенно неожиданно, случилась… Мы были очень счастливы, потому что очень долго и очень сильно ждали этого события в наших жизнях… Жена умерла, успев только один раз взглянуть на появившегося на свет младенца. У нас родилась девочка… Ребёнок не прожил и одного часа – ушёл вслед за матерью… Я сильно горевал, отстранился от всего мира, с головой ушёл в контрабандистскую деятельность, совсем не смотрел на женщин, видя в них лишь потенциальную угрозу, а потом… Спустя четыре года после пережитой трагедии, встретил твою мать, которая познакомила меня с тобой. Так у меня появился второй ребёнок, моя вторая дочь – ты, Дементра Катохирис.
Я не знала, что ответить на это… Совсем растерялась. Как же так?.. Почему я не знала до сих пор… А мать знает? Почему он не рассказывал… Он всерьёз считает меня своей родной дочерью! Взаправду! Ведь сказал же он: “Моя вторая дочь – ты, Дементра Катохирис”!
Кажется, у меня навернулись на глаза слёзы, потому что Берд поспешил отвести от меня взгляд. Он взял лежавшее на моей ладони кольцо, развернул его и указал пальцем внутрь изделия:
– Смотри, камень вставлен таким образом, что если смотреть внутрь кольца, тогда можно увидеть дно камня. Присмотрись получше, и увидишь, что на этом камне имеется искусная гравировка.
Я присмотрелась и действительно увидела нечто едва различимое: