C Гёте в мире духов

Хозяин ухмылялся.
Шутя, быка брал за рога
И лишь держал его слегка,
А тот и не брыкался!

Жан вовсе крепкого не пил,
Купюры он в чулке копил,
Там было их немало.
Вот разве в Блазхайм он пойдет,
На ярмарку скота раз в год
Одну возьмет, бывало!

Но груз один был выше сил —
Его лет тридцать он носил
Но воле Провиденья.
Всегда он видел наперед
Смерть тех, кто лишь потом умрет
О, тяжкое виденье!

И было так: когда он спал,
Его загробный голос звал
Скорее встать с постели.
И видел он, глядя сквозь тьму —
Несут покойника в гробу,
Что жив на самом деле.

Боялся спрашивать народ,
Кого теперь придет черед.
Как будто он ворота
Приоткрывал для темных сил…
А после торф Жан Ноль носил
Подолгу из болота.

Однажды поздно он дела
Окончил. Вся уже спала
Деревня над лощиной.
Как вдруг он видит там, вдали,
Где три ущелья вниз сошли,
Разносчика с корзиной.

Хоть ночь без звезд, совсем темна,
Делянка Гротуса видна.
И вдруг он видит пламя.
Часы давно уж полночь бьют.
Дозор лишь мертвецы несут
Да совы над горами.
Жан в сени дверь с трудом открыл
(Амбар пристроен к дому был),
И в храмине той жалкой —
О, жуть, трясет его озноб
В о тьме стоит дубовый гроб,
Там, под седьмою балкой.

Вид на долину Дюбельсмюлен из Хюненбринка, под Неттельштадтом. 1934

Но кто в гробу тяжелом спит
У Жана кровь в висках стучит —
Скажите, Бога ради!
Он смотрит, смотрит без конца
Над мертвой бледностью лица
Горят седые пряди.

Он нож, словно во сне, занес
И прядь у мертвеца с волос
Одним срезает махом.
О, Жан, ответь, ну что с тобой?
И почему чужак седой
Тебя наполнил страхом?

Исчез мираж, а наяву
Он слышит, как жует в хлеву
Да фыркает кобыла.
Оттуда теплый валит пар.
Он вышел в ночь. Какой кошмар
Судьба ему сулила?

Он тяжким, мрачным сном заснул,
Но только утра луч блеснул
За темной пеленою,
Петух в деревне закричал,
С постели он поспешно встал
С гудящей головою.

Нагнулся Жан к ведру с водой —
О жуть! Он стал совсем седой
За ночь одну, поверьте,
И кто, вы можете сказать,
Его волос отрезал прядь —
Клеймо грядущей смерти?

Послышался ужасный крик,
Узнал себя седой старик.
Напрасно Жана звали —
Молчит, не слышит ничего.
Что ж, делать нечего – его
Прочь со двора прогнали.

Тогда решился Жан бежать,
Чтоб скорой смерти избежать.
(А был храбрец, вот жалость!)