Выяснить это было проще простого. Достаточно было проехать немного вверх по каждой долине. Мы с Мауризом обнаружили следы копыт в грязи в паре сотен ярдов от развилки на дороге Матродо, тогда как в другой долине они обрывались.
– Должно быть, он вернулся по своим следам вон за тот холм, – объяснил Мауриз, – и провел лошадь по камням к ближней дороге. По ней прошло немало лошадей, и среди них были довольно крупные.
– Лошади из кареты, – сообразил я. – Спасибо, Мауриз.
На этот раз его хитрый фетийский ум оказался полезен, иначе мы могли бы поехать по другой долине. Та долина идеально подходит для такого обмана, сказала Палатина, когда наш отряд вновь соединился, потому что чуть выше дорога опять становится каменистой, и дальше проследить отпечатки копыт невозможно.
– Итак, это долина Матродо, – молвила Персея, глядя сквозь дождь на гонимые ветром тучи, закрывавшие верхнюю часть долины. – Ты можешь разглядеть, что там вдали, этим своим зрением, Катан?
– Да, но это потребует больше магии.
– Возьми пока подзорную трубу, – посоветовал Бамалко, извлекая ее из своей седельной сумки. – Я подумал, что она может пригодиться. Это настоящая фетийская труба, не танетская подделка.
Мы по очереди осмотрели долину, ища признаки человеческого жилья – дым, прямые углы, огни, – но ничего не нашли. Никто и не думал, что найдем, это было бы слишком легко. Убежище находится дальше в горах, вероятно, скрытое за отрогом или в маленькой боковой долине. И Алидризи, несомненно, сделал все, чтобы его было труднее найти.
– Как ты думаешь, какая у нас сейчас видимость? – спросила Персея разведчика. – И какая видимость у них, если они будут высматривать нас в долине?
– У нас, реально – только миля или две. Скорее всего они увидят нас раньше, чем мы их, если мы не будем осторожны.
– Поэтому мы и хотели ехать ночью, – напомнил Текрей.
– С этими молниями нет никакой разницы между днем и ночью.
– Будь проклята эта мерзкая погода! Возможно, Сархаддон прав – Алтана ничем нам не помогает.
– Не вини Алтану за шторма, – сказала Палатина. – Нам еще может понадобиться Ее помощь.
И наш отряд направился в долину, растянувшись вдоль грунтовой дороги. Пожалуй, долина Матродо была извилистее того маршрута, который мы уже проехали. И справа, и слева от гор отходили зубчатые отроги, и почти везде над дорогой нависали утесы. Иногда нас заслоняла от ветра скала. Иногда мы ехали прямо против ветра, и плащи развевались у нас за спиной почти горизонтально. Такие минуты были самыми худшими, потому что дорога была коварна, с неожиданными поворотами, и все время приходилось смотреть вперед, а дождь хлестал прямо в лицо. Я чувствовал, как сотня ручейков течет мне за ворот, промачивая меня насквозь.
Из-за гор, все выше вздымающихся с обеих сторон, здесь было еще темнее, чем в главной долине, и вспышки молний почти гипнотизировали, освещая камни, словно приготовившиеся упасть и раздавить нас. Гром грохотал, прокатываясь взад и вперед по небу почти непрерывной пушечной канонадой, и раз или два, когда я осмелился посмотреть вверх, я видел бурлящие тучи, нагроможденные друг на друга, промежутки между ними освещались периодическими вспышками. Насколько я мог судить, ветер дул не вдоль климатической полосы, а значит, это была одна из истинных зимних бурь, вероятно, бушующая от Тьюра до Танета.
Поворот за поворотом мы взбирались все выше и выше, дорога змеилась все время вперед и вверх. Мауриз и разведчик ехали в голове отряда, отыскивая следы Алидризи – трудная работа, ставшая почти невозможной из-за дождя и из-за того, что всадники, которых мы преследовали, тащили за собой ветки, заметая отпечатки копыт. Это слегка утешало, поскольку означало, что мы на правильном пути. Иначе зачем бы они пошли на такие хлопоты? Равенна была где-то в этих горах, и с ней, я надеялся, ключ к «Эону»… может быть даже, мелькнула у меня дерзкая мысль, к некоему способу однажды положить конец самим штормам.
Выезжая время от времени на более открытое место, мы останавливались, чтобы я мог воспользоваться своим теневым зрением и осмотреть жуткую серость гор. Я заметил три или четыре форта. Один примостился на выступе, на головокружительной высоте, и казалось, он вот-вот оторвется и упадет в долину прямо на нас. Но ни один из этих фортов не был населен, ни один не имел той особой ауры, которая означала, что они теплее своего окружения.
– Почему их никто не использует? – крикнула Палатина Персее, когда мы тяжело поднимались по неудобному склону под очередным фортом, который был построен более привычно – на небольшом бугре, спиной к склону горы.
– Понятия не имею! – крикнула она в ответ. – Возможно, в них обитают привидения, или они падают.
Или их намеренно оставили пустыми. Я не знал, какой клан формально владеет этими горами – это мог быть Тандарис или Калессос. Здесь могла быть и техамская территория, в чем я, правда, сомневался.
Я не знал, как высоко мы теперь находимся. Но, должно быть, довольно высоко – я не помнил, чтобы в каком-нибудь месте мы ехали под гору. И настолько высоко, что я начал слегка задыхаться. Вдобавок бедра саднило от седла, а это недобрый знак. До залива осталось несколько миль, но мы были высоко над уровнем моря и все еще поднимались. Будут ли впереди обрывы и пропасти? Нет, вспомнил я карту океанографов, залив со всех сторон окружен крутыми утесами. Со всех, кроме внутреннего конца у Техамы, где на краю чашеподобного кратера некогда был построен разрушенный ныне порт. С нашей стороны он был недоступен, и со стороны Техамы теперь, предположительно, тоже.
Но следы, по которым мы ехали, никуда не сворачивали, не менялись. Поэтому мы тащились все дальше и дальше, пока на мне не осталось сухой нитки, а грива лошади превратилась в мокрый спутанный клубок тускло-коричневого цвета. И холод! О Стихии, это был такой же ужас, как плыть по той ледяной реке в Лепидоре.
Каждый шаг лошади сопровождался хлюпаньем, и мне уже было все равно, что хлюпает: грязь или мои сапоги. Ноги терлись о седло через мокрую одежду – еще несколько часов, и начнется адская боль. Тут и там взору открывались боковые долины, но попасть туда не было никакой возможности, если ты не из горных коз, чье блеяние пару раз донеслось до нас. В Калатаре водились тигры, и львы тоже, но эти разумные животные, вероятно, прятались в каком-то теплом и сухом месте, вместе с горными кошками, птицами и всеми другими существами, имеющими крупицу здравого смысла. В отличие от нас.
В какой-то момент нам показалось, что мы выезжаем из долины на гребень, потому что за ним ничего не было видно. Но когда мы действительно там оказались, то не увидели никакой перемены, кроме мелкой впадины прямо впереди и относительно плоского каменистого участка с одной стороны. И, как я обнаружил через минуту, боковой тропы.
– Стоп, назад! – приказала Палатина. – Мы здесь как на ладони.
Уже почти стемнело, небо между вспышками было иссиня-черным, поэтому я сомневался, что кто-нибудь сможет нас увидеть, даже если очень постарается. Без теневого зрения я не мог различить даже горы по сторонам. Однако сейчас мне придется это зрение использовать. Мой кругозор расширился в тот миг, когда я снова открыл глаза. Справа были отвесные утесы, но слева между двумя холмами имелся проход, расщелина, ведущая наверх к очень высокому, узкому ущелью. И там за скалами пряталось здание – единственное не лежащее в руинах. Я видел его крышу, но мои ощущения притупились от холода и я не мог понять, идет ли тепло от этого здания или нет. И я не видел света, но это могло быть из-за ставен на окнах.
– Не знаю, – признался я, поскорее возвращаясь к нормальному зрению. Я чувствовал себя совершенно бесполезным. Я сказал им, что смогу найти убежище в темноте, потому мы и проделали весь этот путь ближе к ночи. И вот я здесь, полуослепший от молний и неспособный понять, то ли это место, что мы ищем.
– Не важно, – утешила Палатина. – Вид у него подходящий.
Мауриз и разведчик проехали немного вперед и остановились у развилки. Никто из них не спешился, но оба наклонились, изучая землю. Скартарис что-то сказал, и разведчик покачал головой, но фетиец, казалось, настаивал. Через минуту они разъехались в разные стороны: Мауриз – вверх по боковой дороге, разведчик – вверх по главной.
– Почему у меня такое чувство, что нас опять кто-то дурачит? – поинтересовалась Персея.
– Кто? Мауриз?
– Он или Алидризи, я не знаю. Вероятно, он оставлял ложный след.
– Ему следовало родиться фетийцем, – заметил Бамалко. – Алидризи, я имею в виду. Мауриз единственный, кому хватило хитрости все это раскусить.
Действительно, Мауриз и разведчик вернулись и доложили, что во второй раз Алидризи и его свита сделали вид, что поехали по другой дороге. Здесь они действовали более тонко, но в сущности применили тот же самый трюк.
– Надежный и проверенный, – прокомментировал Бамалко, когда мы отправились дальше. Проснувшаяся во мне надежда, что я нашел наше место назначения, умерла. – Мауриз, наверное, сам ислользовал этот трюк.
– Оставлял ложный след, чтобы избежать клановых собраний? – спросила Телеста со слабой улыбкой. Она почти весь день молчала, предоставляя ораторствовать Мауризу. Возможно, Телеста не разделяла его беспечной уверенности. – Я думаю, Алидризи небрежен из-за погоды. Он не верит, что кто-нибудь последует за ним в подобных условиях. Вот летом, когда ехать легче, выследить его было бы гораздо сложнее.
Никто из нас ничего не ответил. Все старались удержаться в седле и не сводили глаз с дороги. Ничто пока не предвещало конца шторма, и я его не ожидал. Шторм мог продлиться несколько дней. Если бы мы только направлялись туда, где могли бы в конце концов отдохнуть, но нет. Когда мы выполним то, зачем приехали, будет еще одна бесконечная езда вниз по этой долине и еще дальше, Фетида знает сколько миль до нашего временного укрытия.
По общему мнению, высказанному во время следующей остановки, мы ехали уже три часа. Даже двигаясь черепашьим шагом, мы должны были приближаться к концу долины. Вокруг окончательно стемнело, и дорогу освещали только молнии. На ее глинистых участках по-прежнему виднелись следы копыт, и мы проехали еще один разрушенный форт с ведущей к нему тропой, достаточно широкой для лошадей. Гром и завывание ветра, наши постоянные спутники в ущелье, приобрели диковинный аккомпанемент. Будто демон заиграл на ударных, беснуясь среди своих инструментов, особенно тарелок.
– Тут что-то не так! – крикнул я, вглядываясь в шторм, когда дорога повернула слегка под уклон. – Стойте!
Мы остановились. Я поднял глаза, и в этот самый миг сверкнула молния.
– Фетида!
– Святая Матерь Моря!
Я потрясенно уставился в черноту. Увиденный образ навсегда врезался мне в память – панорама камня, воды и гор. Они возвышались в милях от нас, но казались так близко – необъятные каменные стены, непостижимые разумом, по сравнению с которыми все вокруг словно уменьшилось в размерах. Вал на валу, настолько высокие, что они сплошными монолитами уходили в тучи – зрелище, внушающее такое благоговение, что все остальное вдруг стало жалким и незначительным.
А под ними, на дне пропасти столь глубокой, что ее темные стены, мокрые от дождя и брызг, исчезали где-то в бесконечности, бушевало море. Залив, где белые волны, огромные даже с такого расстояния, с грохотом рушились на подножие утесов. Бурлящее пространство черной воды, окруженное белыми бурунами, зловеще крутящимися в водоворотах.
– Техама, – вымолвила Персея. Грохот почти заглушил это слово.
– Конец дороги, – прошептал Мауриз. – О Фетида, во всем твоем царстве нет ничего, подобного этому.
Еще раз блеснула молния и еще раз, а я все смотрел и смотрел на этот пейзаж, всегда один и тот же, всегда захватывающий в своей необъятности. Палатина подергала меня за руку и почти потащила вместе с лошадью вниз по тропе, где еще можно было проехать.
– Используй теневое зрение – здесь должно что-то быть.
Неохотно, превозмогая боль в глазах, я выполнил ее просьбу.