Меч Тристана

– Ну конечно! – ответила Маша с энтузиазмом. – Это же все описано, ты что, не читал? Ах, ну да… Ты же со мной не учился. Понимаешь, разных описаний уйма, но никто не знает, как все было на самом деле, можно только догадываться, вычислять, потому что самые древние первоисточники, как всегда, оказались утрачены. Значит, так, погоди, сейчас я вспомню. У Марии Французской это хорошо описано. Впрочем, у нее этого вообще нет. Лучше сделать все по Берулю. Или по Томасу?.. Как тебе кажется?

Она разговаривала сама с собой.

– А знаешь, давай по Готфриду Страсбургскому! – Счастливая улыбка от уха до уха.

– Давай, – согласился он, так же широко улыбаясь. – Давай по Гопфильду. Ты не поверишь, всю прежнюю жизнь свою я прожил по этому Гамбургеру, так уж надо и дальше по нему. Логично?

– Да ну тебя! – шутливо обиделась она. – Дело-то серьезное, а ты все Ваньку валяешь.

– Я предпочел бы Машку повалять.

– Слушай, ну правда, перестань.

– Хорошо, хорошо, – посерьезнел он. – Что, повязку обратно надевать?

– Не надо. Зачем?

– Мало ли… А кстати, зачем ты меня нырять заставила?

– Так местные лекари предписывают. Ну и просто, чтобы тебе легче снимать ее было. Вот дурачок! – засмеялась Маша. – Сиди давай тихо. Слушай и запоминай.

Двумя руками сжавши меч,
Тристану голову отсечь
Была готова уж она,
Но вдруг, печальных дум полна…

В общем, это была жутко душещипательная история о том, как нелегко бить лежачего, тем паче убивать его, и о том, какой грех отказываться от руки и сердца человека, не пожалевшего ничего, даже жизни своей, ради спасения твоей страны, вероломно захваченной безжалостным страшным чудовищем. Ко всему прочему, по ходу изложения Изольде своей печальной, но героической судьбы Тристан честно сознавался во всем, вплоть до истинной цели приезда в Ирландию, то есть всенародно обещал заявить: не для себя невесту завоевывал – для дяди.

Словом, как говорится, в стихах это было изумительно. Но в одном месте, где сказывалось про короля Марка, Иван засомневался в логичности построений старонемецкого поэта и позволил себе возразить:

– Погоди, ты что же, на самом деле собираешься выходить замуж за моего старпера дядю Марика?

– Да никуда я еще не собираюсь! – рассердилась Маша. – Нам просто надо живыми отсюда выбраться, а для этого необходимо как можно точнее следовать тексту легенды. Вот и все. Останемся одни, тогда и подумаем обо всем спокойно. А сейчас мы себе не принадлежим – мы принадлежим обстоятельствам. Понял?

– Понял, – кивнул Иван, действительно начиная потихонечку въезжать в ситуацию.

Особенно слово «легенда» ему понравилось. Говорить, действовать, жить по легенде – ему ли привыкать к такому?

Они уже обговаривали детали, Маша снова присела рядом с Иваном, и руки их, неподвластные разуму, вновь сталкивались, и трепетные пальцы, вздрогнув при встрече, бежали дальше, выше, и они все ласкали, ласкали друг друга, и это было так сладко, так остро, так горячо – до озноба! – что в последний момент они чуть не забыли о чем-то очень важном, а потом, едва ли не одновременно сделав глубокий вдох, напомнили – он ей, она ему – о необходимости срочно переходить в разговоре на древнеирландский, и тут дверь скрипнула, и на пороге возникла Бригитта. К счастью, одна.

– Ну, слава Христу, жив! – выдохнула она. – Я так боялась, моя госпожа, что ты действительно обагришь себе руки кровью этого славного рыцаря.

– Я не смогла, – проговорила Изольда и объяснила: – Ведь это он спас остров Эрин от ужасного дракона.

– Ты права, госпожа моя, и королева поддержит тебя. Я уже говорила с ней. Она готова простить Тристану смерть Моральта.

– О Боже! – воскликнула Изольда. – Правда ли это?

– Скажи мне лучше, дорогая принцесса, как здоровье нашего пациента?

– Уже совсем неплохо. Я думаю, он нынче встанет. А завтра будет готов взять в руки оружие.

– Изольда знает, что говорит, – подтвердил Тристан. – Я чувствую необычайный прилив сил.

– О, как я рада за тебя, мой менестрель! – прощебетала Бригитта и, с озорной улыбкой подбежав к купели, наклонилась, обхватила вдруг Тристана за шею и коротко чмокнула в губы. – Ты достоин поцелуя каждой девушки Ирландии. О-о! – Взгляд Бригитты скользнул ниже. – О, менестрель Тантрис! Да ты действительно уже совсем здоров.

Конечно же, во время ласк с Изольдой у молодого человека, давно (или никогда?) не знавшего женщин, да к тому же сидящего обнаженным в теплой ванне, произошло восстание плоти, и теперь за полминуты пустого разговора вряд ли он полностью успокоился, а тут еще юная игриво-обворожительная рыжая бестия служанка со своими нежностями. Перехватив ее взгляд, юноша не знал куда деваться от стыда.

– Глупенький! – поняла Бригитта. – Ты меня стесняешься? Пристало ли благородному и славному рыцарю стесняться какой-то простолюдинки?

И нежно рассмеявшись, она обняла его еще раз, а правая рука Бригитты, словно рыбка, скользнула в воду и хищной пастью-ладошкой поймала уже пульсирующий от возбуждения жезл.

– Ну смотри, какой ты красивый! Чего же тут стесняться? – шептала она. – Смотри: туда-сюда, туда-сюда! Тебе приятно?

Потом она поймала его рот раскрытыми губами, и поцелуй стал последней каплей – Тристан затрясся, выстреливая над поверхностью воды целый фонтан горячего мужского сока.

Все это произошло с невероятной быстротою, Изольда даже не успела ничего сказать – не то что сделать. Странная, ни на что не похожая мешанина противоречивых чувств захлестнула ее, сдавливая горло и тесня дыхание, сердце бешено колотилось, кровь прилила к голове, а в кончиках пальцев щекотно покалывало. В течение каких-то секунд она действительно не могла вздохнуть, но сказать, что ей стало плохо… О, это было бы нечестно по отношению к самой себе!

А Бригитта отошла от купели, деловито поправила платье, присела на постель и как ни в чем не бывало взглянула на хозяйку честными и преданными глазами.

– Что ты себе позволяешь, нахалка?! – выговорила наконец Изольда.

– Это всего лишь один из способов лечения, госпожа. Спроси у своей матушки, если не веришь.

Что могла ей возразить Изольда? Не сознаваться же в любви к Тристану! Ведь этого просто нельзя было делать. Пока. «А собственно, почему? – спрашивала она себя. – Да все потому же, дуреха! Как можно ближе к тексту легенды. По легенде между вами еще нет любви. Каждую роль надо играть точно по сценарию. Крепись, девочка, это лишь первое и не самое сложное испытание для тебя!»

Сенешаль короля Гхамарндрил Красный так и не утихомирился. Продолжал настаивать на своей победе над драконом. А что еще оставалось ему делать? Выбор-то у Красного оказался невелик: сознаться во лжи и молить о пощаде, расписаться в том, что он – трусливая собака, и все равно погибнуть (скорее всего) от руки палача; или – упорствовать до конца, выйти один на один с Тристаном и умереть в бою, как подобает рыцарю. Второе, может быть, и страшнее, но явно предпочтительнее. В таком варианте есть шанс. Конечно, Тристан Лотианский – не просто рыцарь, вне всяких сомнений, он спутался с колдунами, если не сам является колдуном. Но ведь даже заговоренные мечи иногда удается сломать, и даже мудрейшие из мудрейших филидов иногда ошибаются в предсказаниях, потому что любые волшебники – это все-таки только люди, а Бог – один и пути Его неисповедимы. Так думал сенешаль.

А уходя в бой, Гхамарндрил оставил слугам для короля и для всех, кто этим заинтересуется, свое предсмертное послание. Нет, он не написал там: «Если погибну, прошу считать меня коммунистом». Он вообще не умел писать. Как выяснилось, был у него другой, почему-то скрываемый ото всех талант – сенешаль умел рисовать. И на пергаменте последнего послания изобразил он победу Тристана над драконом. То, что это именно Тристан, сенешаль сам поведал устно своему капеллану, и тот начертал под рисунком название по-латыни.

А картинка выглядела весьма условной, но красноречивой. Замок Темры располагался неправдоподобно близко, в небе над ним летели какие-то крупные птицы, похожие больше на стратегические бомбардировщики. В правом верхнем углу изображен был зачем-то сводчатый вход в храм или иное строение, слева позади пещеры имелась не менее загадочная пирамида: то ли гора, то ли купол какой-то. Сам вылезший из-под земли дракон, очевидно, с целью приуменьшить заслуги Тристана, имел вид достаточно тривиального африканского льва, только с очень длинным хвостом и очень путаной гривой, маскировавшей и делавшей совсем не страшными даже зубы в разинутой пасти. Одежда Тристана выглядела не просто легкой, но легкомысленной для такой-то схватки: рубашечка, штанишки, ботиночки какие-то, и только широкая шляпа, в которой можно было (при желании) угадать шлем, защищала голову. Поднятый меч смотрелся достаточно длинным и увесистым, но всего тщательнее прорисовал несчастный сенешаль оружие победы героя – таинственный «шарик от палицы», превратившийся затем, как мы знаем, в огонь и грохот. Граната «лимонка», вид сверху. Размер был несколько преувеличен, так ведь у страха глаза велики, а у дракона пасть и того больше – проглотит.

В общем, рисунок удался на славу. Гормон показал его Изольде, а Изольда Тристану в тот же вечер.

– Хорошо рисовал, собака! – подивился старый король и заметил: – Вот только щит какой-то маленький получился…

И Изольда чуть было не ляпнула: «Это не щит».

Зачем, для чего, по рецептам какой магии изображал красноволосый хитрюга своего врага на пергаменте? Какие силы двигали рукою подлого сенешаля? Теперь уже никто не узнает.

А Гхамарндрил когда-то услышал фразу: «Dum spiro, spero». И часто повторял ее на чуждой ему латыни и на родном: «Пока дышу, надеюсь». С этими словами на знамени он и вышел на последний бой в своей жизни. Да, он надеялся убить Тристана, не мог не надеяться – это был его единственный шанс.

А Тристаном двигала в тот момент лютая ненависть к подлому обманщику; и верность слову, данному королю Марку; и жгучее нежелание умирать, когда столь многие тайны этого мира остались неразгаданными. И наконец, им двигала любовь – к Маше, то есть уже к Изольде, и предмет его любви был теперь не где-то далеко, а здесь, совсем-совсем рядом, и именно от исхода поединка зависело, упадут они в объятия друг друга или расстанутся навсегда. Против такого набора стимулов не устоял бы, наверное, и хорошо вооруженный отряд моджахедов, заброшенный на зловещей черной «акуле» из Турции на окраину Шали. Бедный, бедный сенешаль Красный. Куда уж ему!

Кончилось время красных. И здесь и там.

Они сражались на развалинах храма, уничтоженного язычниками лохланнахами еще пару веков назад. Не прошло и получаса от первого звонкого удара меча о меч, как красноволосая голова Гхамарндрила покатилась, чертя темную дорожку по замшелым щербатым ступеням, вниз, к морю, где симпатичные белые барашки призывно накатывались на каменное крошево, как бы шепча Тристану: «Пора, пора! Море ждет вас, о великие любовники, Тристан и Изольда!»

Глава седьмая,