– А где же ваш Нос, милостивейший сударь?
– В командировке, – не задумываясь ответил Ковалев.
Нос в отсутствии Хлестакова
Однажды Нос поехал по России-матушке – в командировку. Остановился в одном заштатном городишке, вышел в ресторацию и нос к носу столкнулся с Бобчинским и Добчинским.
– А что, братцы, – спрашивает, – есть у вас приличные места, где можно отобедать?
А Бобчинский возьми и ляпни:
– Конечно! Например, у городничего нашего Антона Антоныча.
– Надо бы к нему визит нанести намедни, – сказал Нос.
А Бобчинский с Добчинским помчались к городничему быстрее ветра:
– К нам едет ревизор! К нам едет ревизор!
Незамеченный никем Хлестаков в этот день отобедал в нумерах тремя корочками хлеба…
Нос во всероссийском розыске
Однажды коллежский асессор Ковалев пришел в гости к Гоголю и пожаловался, что у него нос пропал. Рассмеялся Николай Васильевич: «Может, ему у вас между глаз скучно стало и он по Питеру решил прокатиться… Ну пропал нос… Эко горе, эка невидаль… Вот если бы от вас голова ушла… А нос – не такая уж важная птица!»
Возмутился Ковалев: «Как же не важная? Вон народ сколько пословиц и поговорок сочинил о нем. Не стал бы он о пустом месте так много говорить…»
– Неужели много? – не поверил Николай Васильевич.
А Ковалев считает да пальцы на руках загибает:
– Всякая птица своим носом сыта. Это раз… Этот нос для двоих рос, а одному достался. Это два… Куда шестом не достанешь, туда носом не тянись. Это три… Не тычь носа в чужое просо. Это четыре…. Кабы у дятла не свой нос, никто бы его в лесу не нашел. Это пять… Береги нос в большой мороз. Это шесть… Сметлив и хитер – пятерым нос утер. Это семь… За спрос не бьют в нос. Нос не дорос, руки коротки… Нос с локоть, а ума с ноготь… Ну итак далее…
Рассмеялся Гоголь и говорит:
– Ладно, объявлю я ваш нос во всероссийский розыск… Нет, лучше в мировой.
И сдержал слово – написал повесть «Нос», которая прославила не только Ковалева с его частью лица, но и самого Николая Васильевича.
Санчо Панса, Санчо Пушкин и Дон Кихот
Лане Побалуй с благодарностью за вдохновение и творческий азарт.
Рыцарь похмельного образа
Дон Кихот проснулся с похмелья, но в хорошем настроении.
– А что, друг мой Санчо Панса, никаких подвигов не осталось, которые бы я не совершил ради прекрасной Дульсинеи Тобосской?
– Не осталось, – говорит Шурик Панса. – Мельницы вы все в окрестностях по пьяни поломали. Рогатый скот весь в виде овец и прочей живности в ущелье посбрасывали. Винные бочки все продырявили. А вчера встретили некоего Сервантеса, так ему такого о Дуське из Тобоса наговорили, что бедный писатель вместо пера за сердце схватился…
Загрустил Дон Кихот. С тех пор его и называют: Рыцарь печального образа…
Мельницы сдаются без боя
Однажды Дон Кихот был разбужен самым варварским способом – Санька Панса вместо петуха прокричал на рассвете:
– Вставайте, сударь, вас ждут и завтрак и… рассол.
– Так лошадь мою вроде Россинантом звать, – сказал печальный рыцарь, приходя в себя.
– Лошадь-то Россинантом звать, – согласился верный рассолоносец. – А вот вас как называть после того, как вы вчера всех гусей в округе истребили, когда сеньор Сервантес попросил у вас всего одно перо?
– И что же ты меня не остановил, паршивец?
– Остановил. Так вы на последнюю мельницу в округе набросились. Подняло вас лопастями вверх, а сеньор Сервантес закричал: «Сударь, сегодня вы на высоте!» Выматеритесь, а он хохочет да записывает, хохочет да записывает… «Пародию, – говорит, – пишу на рыцарский роман».
Пилите, Шура!
Однажды Дульсинея Тобосская попросила Дон Кихота и Санчо Пансу дров напилить. Дон Кихот и рад стараться – побежал, пилу притащил. А Санчо возмущается:
– Не рыцарское это дело – дрова пилить.
Дон Кихот поднес пилу к разрушенной мельнице и говорит:
– Пилите, Шура, пилите!
Санчо Пушкин
Однажды Санчо Панса привел к рыцарю печального образа маленького курчавого мальчонку.
– А кто этот живчик, Санчо? – спросил Дон Кихот.
– Это мой внучатый племянник из России – Санчо Пушкин. Будущий великий поэт.
– И чевой-то он приперся в такую даль?
– Он вам стишок в гишпанском стиле привез показать. Не робей, Санчо. Дай дяде бумажку.
Дон Кихот пенсне свое водрузил на орлиный нос и прочел:
Я здесь, Инезилья.
Я здесь, под окном.
Объята Севилья
И мраком и сном.
Исполнен отвагой,
Окутан плащом,