И оба забавлялись, чуть жалея,
игрой во всеотпущенный транзит.
Обернись
Обернись, когда перестанешь,
обессилев, со мной бороться.
Обернись же, верный товарищ
малодушия и благородства.
Обернись, оставленный мукой
невозможности покаяния
под нацеленной в лоб базукой
обязательств и ожидания.
Не найдя меня даже в мыслях
и пропев осанну утрате,
обернись к непрожитой жизни,
обернись, если жизни хватит.
«Я дышала над влажным виском темноты…»
Я дышала
над влажным виском
темноты,
недосказанным словом
ласкала цветы,
поверяла привычные меры.
Отражений искала
в глубинах зрачка
и кричала, и билась
под жалом смычка,
и срывалась в седые кальдеры.
Проникала
жемчужными
реками в дом —
я в руках была глиной,
беленым холстом,
отливалась в тугие хореи.
Мой возлюбленный!
Муж мой, ваятель,
скажи,
для чего же сегодня
ты мечешь ножи
в беззащитную грудь Галатеи?..
Тени
Кто знает, какие тени
витают, легки и гулки,
чьи блеклые отраженья
хранят зеркал закоулки…
Что там, промелькнув за дверью,
вплывет и, присев напротив,
призрачным мановеньем
с плеча немилого сбросит
мои ладони во тьме… и,
глаз не сводя, истает…
Кто знает, какие тени
в доме моем витают.
Кукла
Живая кукла принца Тутти —
глаза, улыбка, ноги, груди —
скачу послушно на батуте,
на эту роль обречена.
Когда устану отвечать я
на зов ленивого исчадья,
ему оставлю шелк от платья
и упорхну в рассвет окна.
Он вдруг поймет, что надоело
терзать мое пустое тело.
И оком, мутно и дебело,
в глазницы глянет, мой дракон.
Припомнит все – и рифмы трепет,
и сладкий смех, и глупый лепет,
былое кружево потреплет
и, может быть, заплачет он.
«Подвиг бледнеет розово…»
Подвиг бледнеет розово,
мелко сучит измена,
плещет событий озеро
от щиколотки до колена.
Царство пади – вот грому-то…
Эхо – бесшумней вздоха.
Так… скоморошьим омутом
замельтешит эпоха.
Райскою птицей скроена,
да без надежд на вечность,
мукой не удостоена
счастлива безупречно,