Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции.

Автор

Антология

Год написания книги

2021

Теги

<< 1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 49 >>

На страницу:

Перейти

36 из 49

Настройки чтения

Размер шрифта

Высота строк

Поля

Мне говорят: плакучей ивой, плаксой
слыла я в детстве;
в школе же не раз
за взрывы смеха «выйдите из класса!»,
я помню, строгий слышала приказ —
смеялась так, что весь смеялся класс.

Дразнили «хроматическою гаммой»
за неудержный звуковой каскад.
Как выстрел,
окрик оглушил нежданно.
Надолго всхлипом стал мой смехопад —
в класс не вернулась больше я назад.

Покрыло зрячий лоб слепое темя;
куда-то вглубь ушли и плач, и смех…
И я теперь с сутулым поколеньем,
неся слов гнева
нерожденных
бремя,
расплачиваюсь за молчанья грех.

«Боязливость ребенка. Бесстрашие льва…»

Надежде Мандельштам

И блаженных жен родные руки
Легкий пепел соберут.

Осип Мандельштам

Боязливость ребенка. Бесстрашие льва
и святого прозренье, —
в светлой раме является мне обновленный портрет.
Кистью друга воссоздан для будущих он поколений.
Мир узнал, вопреки искаженьям судей,
их запретам презренным:
Был в России двадцатого века затравлен поэт.

Не умел семенить за судьей. Отрекаться.
Челом бить с повинной.
Как герой из Ламанча копье, поднимал голос свой.
(А Россия теряла в бессилии сына за сыном.)
О грузине всевластном сказал:
«Что ни казнь для него, то малина…»
Волки приняли вызов: был злобен их скрежет и вой.

Слежка. Обыск. Вот груда стихов на полу.
На сонете Петрарки
дописал перевод каблуком полицейский сапог.
За окном где-то ворон привычно-пророчески каркнул,
и поэта, подвластного злейшей
в истории всех олигархий,
увели за порог майской ночи, за жизни порог.

Друг-жена и свидетельница
долгих с Музою споров поэта
в память сердца сумела подслушанное заключить.
Защитив от Серпа и от Свастики черных наветов,
пронесла она клад свой бесценный,
чтоб снова отдать его
свету —
низко хочется голову мне перед нею склонить.

О «Портрете в рифмованной раме»

Ирине Одоевцевой

Предо мной необычный портрет
в светящейся «лунной» раме.
Акварелью?
Маслом? О, нет!
Написал свой портрет
в красках слова поэт.
Ну, а я (вдруг у вас его нет…)
опишу его здесь
стихами.

Полотно соткано
из улыбок,
отчаянья,
любви к жизни, раскаянья…
Сколько, сколько в нем красок,
тонкой кистью начертанных масок!

Вот глаза голубые:
то кокетливо-нежно-живые,
то вдруг темные, мyкой залитые,
горем, горем убитые…
Но всегда умно-добрые
и лучистые, звездоподобные.
Лишь порой – гневно-бешено-гордые.

Искрометен в «Портрете» смех
и невинно-беспечен «грех».
Своенравная мысль – царица:
лунной нитью засеребрится
и… спешит в легкой шутке
скрыться.