Истории, рассказанные негромко…

Вот мы и видим: Философ постарался в стоицизм, Админ – в скептицизм, Мажор остался несчастен. Гармония!

Очень интересная модальность: умереть м о ж н о. Наше поколение, ничтожное и ненужное, – мысль сбивается. А иногда – иногда наступает очень ясное понимание. В такие моменты жалеешь, что не повесился.

Отклонить, отклонить, в отложку. Отклонить – повтор. Отклонить, в отложку, отклонить (не оплачено)? Или пусть полежит пока? Здравствуйте, Никита, не вижу ваш платеж, можете скинуть чек или скрин, пожалуйста? Отклонить. В отложку. Этот какой-то мутный, впрочем, в отложку. Отклонить. В отложку. Отклонить. Отклонить. Отклонить. Этот с мемчиком вместо фотки, эти все мемчики, это как о крики о помощи. Отклонить. Отклонить. Отклонить. Отклонить.

Рыцарь картонного замка

Господин Шаурма проехался на трамвае больше из любопытства; по какой-то причине ему показалось забавным, что трамвай прибыл на конечную, машинистка выбежала из кабины, пересела во вторую кабину и готовилась ехать в обратном направлении. Да, она смешно перебежала, именно поэтому господин Шаурма сел на трамвай.

Поездка его, скорее, разочаровала, а уж необходимость выскакивать вроде как на проезжую часть – и подавно: все-таки это весьма неудобно.

Господину Шаурме было назначено у доктора Гатчины, невролога (господин Шаурма по старинке говорил «невропатолога»). В клинике его внимание привлекли розовые бахилы, он их мял, стремясь раскрыть, и натянуто улыбался. Ресепсионистка не улыбалась совсем, в вендинговом аппарате (господин Шаурма это заметил) очень дорого стоил «Твикс», который был плохо прикреплен к пружинке: того и гляди, упадет, и будто он уже вот-вот падает, и это кажущееся движение образовало в психике господина Шаурмы незакрытый гештальт.

В ожидании господин Шаурма радовался, что ресепсионистка не задавала лишних вопросов, в особенности – наиболее для него оскорбительного «вы, быть может, господин Шаверма?» – а таковой позволяли себе до этого сотрудница страховой, регистраторка в бесплатной поликлинике и – последнее было уж наиболее вопиющим – сотрудница банка.

Наконец, господина Шаурму приглашают войти. Он сперва мешкает – надо ли разуваться – потом вспоминает: на нем же бахилы! – и проходит в кабинет деланоразвязно, разболтанной немножечко походкой. Ничего; обошлось: доктор что-то печатал и на него не смотрел.

– Шаурма?

– Так точно. В смысле, да, – почему-то покраснев, поправился Шаурма.

– Я вас слушаю.

– М-м… м-мм, – замямлил Шаурма. – Головные боли беспокоят.

– Какого рода? Как часто? Какие? – засыпал вопросами доктор Гатчина.

– Да, можно сказать… постоянно… ну… как болит? Ну, как будто у меня в черепе дырка, и от всякого ветра мне в голову отдает.

– Нетипично, – удивляется доктор. – Сколько практикую, еще не слышал таких сравнений.

Затем доктор отрывается от компьютера и открывает рот от удивления. Ладошкой вернув на место упавшую челюсть, врач поднимается из-за стола, подходит к пациенту вплотную, встает, значит, прямо над его макушкой, и произносит:

– А впрочем, у вас ведь и действительно вот здесь вот дырка. Это вам уже к нейрохирургу нужно; я напишу направление.

Доктор Гатчина поворачивается на каблуках, кладет руки в карманы халата, проходит за стол, вынимает руки из кармана и печатает направление.

– Давно это у вас?

– Давненько, да… да уж полгода.

– И у вас болит полгода, и у вас… ну… дырка… и вы только сейчас идете к врачу?

– Так вот, – виновато развел руками господин Шаурма. – Работа!.. и все не соберусь никак.

– Как хоть это все началось у вас? – доктор распечатал направление и вручил господину Шаурме.

Господин Шаурма как-то слишком быстро схватил направление, за что ему сразу же стало стыдно, и он больше думал о том, как бы его не помять.

– Да как-то внезапно… ворона как будто клюнула.

Доктор подумал что-то вроде: «Ну, могло такое быть» и посоветовал не мешкать и бежать с этим направлением к нейрохирургу. Господин Шаурма поблагодарил врача и поспешил уйти, шепча себе под нос: «Не забудь снять бахилы».

К нейрохирургу надо было ехать на маршрутке; господин Шаурма назвал остановку недостаточно внятно и поэтому ее проехал; пришлось возвращаться.

Возвращаясь, он миновал довольно специфическую промзону ритуального типа, прекрасно описанную Ильфом и Петровым, когда несколько ритуалок соседствуют друг с другом – тут же и надгробные памятники прямо у входа кой-где валяются – и господину Шаурме почудилось, что от одной ритуалки в подвальчике, из открытых дверей на сквознячке, пахнуло приятной затхлостью, «необъяснимым приятным запахом обмытого покойника, который еще не начал тлеть», – так сформулировал господин Шаурма, но тут же испугался этой крамольной мысли и быстрым шагом дошел до станции метро, одной из тех, что ближе к конечной; возле нее располагался торговый центр. Господин Шаурма взглянул на часы: до приема еще целый час, надо где-то развеяться, чтобы в очереди не сидеть – и он решительным шагом подошел к автоматическим дверям, которые еще не сразу перед ним разомкнулись, с опозданием фотоэлементы сработали.

В торговом центре господин Шаурма посетил обувной, где постеснялся попросить «принести сорок третий», а также «Буквоед», где листал Энн Райд и комикс про Бэтмена о Человеке-Улыбке; комикс его немножечко напугал, а Энн Райд заставила много думать, что были, значит, действительно, атланты, борьба с богами, были различные хтонические существа и сущности, и вспомнился господину Шаурме читанный где-то миф о том, как такой хтонический монстр Тифон боролся с Зевсом, была у него тысяча рук и голов, и все равно как-то Зевс с ним сумел совладать, и этот Тифон символизировал саму природу-землю (и чуть ли не матерью или там любовницей, а это в мифах сплошь и рядом, ему доводилась Гера), и это как бы была борьба за упорядоченность против природно-земельного хаоса, многоликого, многоголового (взгляд господина Шаурмы упал на книгу «Тысячеликий герой» – вот же выражение казенное: взгляд упал), который обречен пасть чуть ли не от одной меткой молнии – именно с молниями сравнивал боль в голове господин Шаурма, и снова как раз такая молния ему голова пронзила, и он решил, что пора уже двигаться на прием к нейрохирургу.

Выйдя из торгового центра, господин Шаурма обнаружил, что погода испортилась, а зонта он не взял. Торопливым шагом поспешил господин Шаурма в поликлинику, но не успел: начался дождь, и каждая капля, попадая на макушку, болью отзывалась в его голове – как будто не капелька падает (да и то: капелька капает – это китайская пытка), а чугунною чушкой его по башке дубасят. Именно так, именно в таком словесном регистре.

Наконец, господин Шаурма достиг дверей клиники, торопливо обул бахилы, прошел регистратуру и устроился в очереди. Нейрохирург, к которому его вызвали спустя десять минут, оказался совсем не такой интеллигентный, как невролог (невропатолог) доктор Гатчина: нет, совсем нет. Буквально сразу же он чуть ли не накричал на господина Шаурму, что «так разгуливать не годится» и велел идти «залатывать это вот все».

– Куда залатывать, вы что говорите?

– Что я говорю? – вспыльчивый нейрохирург как-то не соответствовал своей профессии. – Вот в том ларьке, где вас… изготовили… пусть там и залатывают!

– Но ведь я…

– Но ведь я! – передразнил нейрохирург, что уж совсем шло вразрез со врачебной этикой. – Но-ведь-вы – ша-ур-ма!

Господин Шаурма ну совсем поник: поднял было палец, чтобы возразить «Я, прежде всего, гражданин!», но палец сам неловко опустился, как недокачанный шарик, а врач его буквально добил репликой: «И так людей столько в очереди помощи ждут, еще тут вы у меня время опять отнимаете!».

Господин Шаурма ретировался, возмущаясь про себя тем, что уж он-то явно не «опять», а точно в первый раз пришел, но видно было: нейрохирург не в духе, нервничает, как он операции-то делать будет?

«Не забудь снять бахилы!»

«Иди, значит, в ларек, где тебя… что – меня? Как он сказал? Слепили? Нет, не слепили. Изготовили? Не запомнил. Нахамит же такая вот стер…лядь, и ты там весь день… Господи, больно!».

А это дождь вновь принялся лупить господину Шаурме по открытой ране; вернее, не вновь принялся – дождь и не переставал – просто господин Шаурма за это время вышел на улицу – и теперь бежал в укрытие, в торговый центр.

«Где меня изготовили… тоже ведь квест: поди-ка найди! И вроде – пришел: по-хорошему, в поликлинику… нет, это уже в прошлом, об этом уже нет смысла думать. А может – самому как-то зашиться? Или пластырь какой, или бинт? Хотя бы как… ну… в общем, ну… временно, как контекстуальный синоним такой».

Господин Шаурма приобрел в аптеке торгового центра бинты нестерильные и пошел в туалет их накладывать; в туалете, слава Богу, никого не было. Господин Шаурма обвязал часть головы, так что, если очень сильно захотеть, походило на бандану, даже и молодежно как будто, но, конечно, если серьезно смотреть, придирчиво, то всякому видно, что это бинты.

Господин Шаурма покрасовался перед зеркалом и пришел к выводу, что лучше купить еще кепку или даже шляпу, чтобы не возбуждать излишнего сочувствия – и приобрел – весьма дорого – бейсболочку «Рибок».

«Где тебя сделали, где тебя сделали… гм. Возвращение блудного сына-то вот… получается, – размышлял господин Шаурма. – Сейчас идти назад на остановку мимо похоронок. Нет, похоронка это другое, это просто ритуальные услуги. Да, не хотелось бы, конечно, умирать. Умру – одни похороны съедят весьма много из моих сбережений. Теперь еще многие берут на похороны родственника кредит. Нет денег совершенно, а если будет хоронить государство, оно обязательно меня положит в красный гроб, самый вульгарный».

Поэтому назад господин Шаурма решил ехать не на маршрутке, чтобы не думать о смерти и красных гробах, проходя мимо ритуалок, а на метро; он приложил карточку справа, а не слева, о чем ему весьма язвительно заметил сотрудник, присовокупив при этом характеристику «уважаемый»: «Уважаемый! Слева прикладывать нужно, понимаете? Слева» – чем господина Шаурму чувствительно травмировал: «И как это раздельно – слева – по слогам, как маленькому, – мысленно сокрушался господин Шаурма, спускаясь на эскалаторе. – И как это издевательски «уважаемый», когда ясно, что он меня ни на копейку не уважает, и как это оскорбительно «понимаете», как будто я дебил как будто, и как это в одной фразе три шпильки, да это не всякая стер…лядь сумеет».

В вагоне господин Шаурма поймал вай-фай и стал листать ленту; его бывший одноклассник господин Самса рекламировал свой телеграм-канал «Рыцарь картонного замка», и господин Шаурма перешел по ссылке, почитал ряд мотивирующих постов и решил написать господину Самсе, очевидно ожидая, что тот может ему чем-то помочь в непростой сложившейся ситуации.

Сообщение господину Самсе господин Шаурма сочинял всю дорогу до дома, и окончательная формулировка пришла к нему в лифте, но он решил не спешить: терпеливо доехал, открыл дверь квартиры, разулся, закрыл дверь, снял бейсболочку, размотал бинты нестерильные, поглядел на отверстие в голове в мутном зеркале, цокнул, поставил обувь сушиться, снял верхнюю одежду и понял, что забыл точную формулировку письма, которая казалась ему максимально вежливой и корректной, зато почему-то вспомнил, косясь на мусорку, что эмигранты серебряного века называли мусорку «ордюркой» от французского l’ordure.

Господин Шаурма схватился за голову – и тут же отдернул руку – прямо по дырке-то нечаянно задел! – а руки-то грязные: в метро катался, в лифте на кнопку нажал – и, придя в отчаянье, наговорил господину Самсе сбивчивое, полное бессильного мямленья голосовое, где он предлагал встретиться и просил помочь «но не деньгами, не думай, а советом, я твой канал пролистал, и понял, что ты бы мог…»

А господину Самсе он не писал до этого практически три года, и удивление последнего можно было представить, когда он слушал этот захлебывающийся поток униженного бормотания. Тем не менее, по своему благородству господин Самса, поняв, что бывший одноклассник в какой-то опасности, предложил встретиться завтра в обед возле его работы в …ском парке.