Курс на белую волну

Правительница постоянно пользовалась его советами относительно ведения государственных дел, что вызывало недовольство высших сановников.

Таким образом, Россия оказывается вовлечена в общую международную ситуацию и, естественно, что эта ситуация оказывает влияние и на двор.

При этом, и англичане и россияне просмотрели договор между французским королевством и Пруссией, одним из условий которого была обязанность Франции вовлечь в войну Россию. В августе 1740 года начинается русско-шведская война.

Эта война России была не очень нужна, но очень нужна была шведам, которые не первый год решали задачу пересмотра ништадтского мирного договора (напомним, 1721 года). Война России и Швеции 1741-1743 гг. стала попыткой шведов вернуть после неудачной Северной войны утраченные территории.

Забегая вперед: результатом войны стал мир, полностью подтвердивший договорённости Ништадтского мира.

Если взглянуть на внешнеполитическую, дипломатическую Европу восемнадцатого века, то мы увидим, что на протяжении всего столетия существуют несколько коалиций, члены которых постоянно тасуются между собой. То Франция на стороне Пруссии, то Франция с Австрией, то Англия с Пруссией, то Англия в другом месте. Постоянная перетасовка.

И упоминавшиеся выше Остерман с Головкиным занимали противоположные стороны не из-за национальных интересов России (каковые тогда никто толком сформулировать даже не пытался), а исключительно из личных соображений (по принципу: лишь бы против).

Дорогой читатель, мы так часто упомянули предтечу Остапа Бендера, великого комбинатора 18 века Остермана, что, считаю, пора познакомиться с ним поближе.

Портрет: Граф Ге?нрих Иога?нн Фри?дрих Остерма?н, в России – Андре?й Ива?нович (1686-1747) – один из сподвижников Петра I, выходец из Вестфалии, фактически руководивший внешней политикой Российской империи в 1720-е и 1730-е годы. Придерживался политики союза со Священной Римской империей и стал одним из авторов союзного договора 1726 года. Занимал пост вице-канцлера и первого кабинет-министра. В 1740 году был произведён в чин генерал-адмирала, но после переворота 1741 года попал в опалу и был лишён чинов и титулов.

Личностно окрашенные национальные интересы – бич восемнадцатого века и свойственен он, отнюдь, не только России.

Во все процессы восемнадцатого века основательно вмешивались династические отношения. Давайте посмотрим.

Анна Леопольдовна – принцесса Мекленбургская, её муж Антон – Брауншвейгский. Брауншвейгский дом состоит в родстве с австрийский домом и прусским домом. Фридрих II женат на двоюродной сестре принца Антона-Ульриха. И так далее. Все путано-перепутано.

Не намекаю ни одним словом на наши современные династические браки элиты.

Историческая справка: вообще, это была тонкая политика Петра Великого, выдать своих дочерей и дочерей брата Иоанна за владетелей прибалтийских княжеств, входящих в то, что потом назовут германской империей, и, таким образом, потихоньку в нее внедрится. Вот Анну Иоанновну выдал за Курляндского герцога, Екатерину Иоанновну за Мекленбургского герцога, а Анну Петровну за Голштинского герцога.

Если мы, дорогой читатель, посмотрим на карту, то увидим, что такими династическими браками Петр Великий объял весь южный прибалтийский берег.

Не самая глупая затея, не правда ли?

Вернемся к вопросу о легитимности власти и восприятия этой легитимности в обществе.

С одной стороны, Иоанн VI стал российским императором в полном соответствии с русским законом. Ничего противозаконного нет.

Но…

Мы же русские. А для русского человека нет ничего важнее, чем справедливость. Вернее то, что русский человек понимает как справедливость. Закон для русского – это понятие второстепенное.

Так вот малолетний Иоанн попал в жернова "чисто" русских понятий. Его власть была законна, но несправедлива.

Мы ещё с тобой, читатель, не приступили к основной теме разговора, а уже подошли к одной из самых мрачных историй российской ИСТОРИИ.

На престоле формально Иоанн VI Антонович. Шестым, правда, он стал в современной науке. При жизни Иоанн звался Третьим, начиная с Иоанна Грозного. Теперь счёт ведётся от Ивана Калиты.

Но что же происходит в это время в обществе?

Сороковые годы характеризуется изменением роли Петра Великого в истории России. Формируется образ Петра – как место памяти. Появляется некая идеальная фигура, идеальная модель воспоминаний. Растёт количество книг о Петре I, появляются сказки, в которых герой – Петр I близок к солдатам, он ворует вместе с ними, дружит с разбойниками и т. д. Все это говорит о том, что фигуру Петра народ начинает воспринимать как своего императора, за панибрата.

В упоминавшихся нами кабаках гвардейцы слушают рассказы о петровской эпохе старших товарищей-ветеранов. Причем, во времена правления Петра о нем тоже ходили разные легенды, от восхитительных тонов до прямо негативных. И то, что живодер был, и вспыльчив, и несправедлив. Но постепенно, год за годом, все это отваливалось, забывалось. Жестокость петровских времен сменилась относительным безразличием верховной власти к своим подданным. И вот откристаллизовался позитивный образ Царя. Особенно в среде солдат.

Неизбежно возникает вопрос: а что же дочка императора Елизавета?

А дочка императора приезжает регулярно в казармы. Крестит гвардейских детей. Она после кристин и чарку водки с ними опрокидывает. Своя!

Елизавета в жизни воплощает образ Петра запанибрата.

Ещё один немаловажный момент. В ней течёт кровь Петра, и солдаты воспринимают Елизавету – как русскую!

Вот она русская!

Анна Леопольдовна – не совсем русская!

Антон-Ульрих – точно не русский!

Сам Антон вообще был не воинственной внешности. Белокурый, тонкий станом – не русского склада! Кроме того, он же с немецкой педантичностью наводит порядки в полку. Создаёт гренадерскую роту (300 человек!) в Преображенском полку. Начинает их муштровать, переодевать, проводить "экзерсисы", штрафовать за выпивку, за то, что не так держат ружье, не так стоят в строю. А это очень не нравится. Тут еще и война начинается. Поползли слухи, что гренадерскую роту собираются отправить в театр боевых действий. Обстановка накаляется.

Иоанн Антонович – русский?!

С ним тоже не все понятно (например, когда маленькому императору присягали, то нашлись среди царедворцев те, кто отказался присягать, мол, император неправославный, хотя это было не так!).

А Елизавета – русская!

Хотя мы знаем, читатель, что мать у Елизаветы вовсе не русская. Но для русских гвардейцев важна не чистота крови. Антураж! Елизавета – она же ещё очень красивая, она доступная (в том плане, что часто бывает на виду в полках), она дочь Петра.

Появление идеального образа Петра, как правителя, укреплялось уровнем последующих наследников, которые объективно не дотягивали. При этом, если Анна Иоанновна была женщина видная, большая, с грудью, массивная; в ней ощущалась сила (порой даже в прямом, а не переносном смысле; могла с одного удара отправить в нокаут гвардейца, и частенько так решала вопросы; огонь-баба!), то Анна Леопольдовна была совсем противоположного образа. Она не любила мероприятия, не любила показываться на людях. А когда была вынуждена присутствовать, то окончательно портила представление о себе. Анна Иоанновна, про которую тоже много слухов ходило (и про Бирона, и про её патологическую жадность), все-таки была личность. Леопольдовна совсем уже бесцветно терялась среди придворной камарильи. И слухи о ней были, ну, совсем паскудные и неприличные, даже по нравам восемнадцатого века.

Главным обвинением в сторону Анны Лепольдовны, и самым очевидным, было нежелание управлять государством.

В делах Тайной канцелярии, которые в начале правления Анны Леопольдовны фиксируют отсутствие антианнинских и антиантоновских настроений, за год превратились в свою противоположность. Постепенно начинают появляться слухи о том, что, мол, вот они немцы, почему престол перешёл к ним, что вот есть Елизавета, почему не она императрица.

То есть можно говорить о том, что в среде гвардейцев (то есть в среде тех людей, которые реально будут потом совершать переворот) нарастает настроение против правящей верхушки, причем, в немало степени, основанное на национальной идее. Общественное мнение, подпитанное народной энергией, сформировало предпосылки для свержения.

Без ответа остаётся вопрос: самой Елизавете пришла в голову мысль о возможности занять престол или была подсказана шведским послом Нолькиным и французским послом Шатарди?

По крайней мере, иноземные послы докладывали, что Елизавета ведёт с ними какую-то свою игру.

Забегая вперед: эта игра станет визитной карточкой императрицы Елизаветы. Заключается она в следующем: не говорить ни да, ни нет!

Как Елизавета играла с послами?

Очень просто, по-хлестаковски!

Берет деньги от послов (любила гульнут наследница, содержания не хватало), говорит им общие слова, что есть у неё своя команда, что вот есть некий заговор, что в случае чего, есть, кто её поддержит. Но без подробностей.

Кто входит в её команду?

Когда планируется переворот?