– Вот получу завтра двойку по информатике, – угрожающе изрек Иван.
– А ты постарайся и не получишь, – бабушка оставалась непреклонной. – Твой отец меня вчера вечером специально предупредил, что к компьютеру никто даже приближаться не должен. У него, видите ли, там какая-то важная работа.
– Это он тебе велел не приближаться, – заспорил Иван. – Ты, ба, в компьютерах не сечешь. Помнишь, как ты однажды помыть его пыталась?
– Я хотела как лучше, – с оскорбленным видом откликнулась бабушка. – Не все же в грязи жить.
– Вот поэтому предок и не хотел, чтобы ты опять приближалась, – сказал Иван. – А меня запрет не касается. Я в компьютерах пру и ничего не испорчу.
– Придет отец, – крайне неприятным тоном проговорила Генриетта Густавовна, – тогда и выясните свои… компьютерные отношения. А до этого – марш из их комнаты.
Иван вздохнул и уже на выходе из комнаты осведомился:
– А ты позвонила бабушке Марго? Между прочим, она очень ждет.
– Ваня, – менторским тоном отозвалась бабушка. – Тебе не кажется, что ты переходишь границы дозволенного?
– Не кажется, – очень тихо, чтобы Генриетта Густавовна не расслышала, пробубнил себе под нос Иван.
Генриетта Густавовна, действительно не расслышав, продолжила нравоучение:
– Я, милый мой, уже вполне взрослый человек, чтобы самой решать, когда мне надо позвонить и кому.
«Вот так всегда, – отметил про себя внук. – Ко мне постоянно цепляется, а ей ничего не скажи. И она еще называет себя поборницей демократии».
Однако, решив, что спорить себе дороже, Иван молча удалился к себе. Впрочем, бабушка не настаивала на продолжении разговора.
Открыв дверь своей комнаты, она вошла туда и мигом вновь заперлась.
– Во, жизнь-кочерга, как говорит мой друг Луна, – тихо произнес Иван и вновь направился на цыпочках в спальню родителей. Поведение Генриетты Густавовны занимало его все сильней и сильней.
Интуиция не подвела. После осторожных, но тщательных поисков Иван действительно обнаружил в третьем, самом нижнем, ящике стола Константина Леонидовича второй ключ от двери.
– Попалась птичка, – хищным шепотом приветствовал находку мальчик. – Теперь только надо тебя немного отвлечь, и я мигом выясню, с какой попсой ты там запираешься.
Спрятав ключ в карман, Пуаро осторожно задвинул ящик и уже поднялся с корточек, собираясь покинуть родительскую спальню, когда бабушкина дверь снова скрипнула.
– Ва-аня! – позвала Генриетта Густавовна.
Оказавшись в ловушке, он недолго думая рыбкой нырнул под родительскую кровать и, больно там обо что-то стукнувшись, затаился.
– Ваня, почему ты не отвечаешь?
По голосу внук определил, что бабушка заглянула к нему в комнату. Теперь оставалось ждать, когда она, проверив родительскую спальню, переместит поисковую экспедицию в район ванной, туалета и кухни. Тогда можно спокойно вернуться к себе, и пускай бабушка думает что угодно. Он же, Иван, будет стоять на том, что спокойно сидел у себя и делал уроки. Просто она не заметила.
– Ва-аня! – Бабушка уже стояла в дверном проеме спальни.
По закону подлости именно в этот момент ему жутко захотелось чихнуть. Он с силой зажал пальцами нос и возмущенно подумал: «Вот ее хваленая уборка. Чистота. Порядок. А под кроватями все равно пыльно».
– Ва-аня, ты где? – В голосе бабушки все отчетливей слышалось раздражение.
«Там, где тебя нет, – вел воображаемый диалог с преследовательницей Пуаро. – Иди, ищи скорее на кухню. Чего зря вопить».
– Странно, – охватило явное замешательство Генриетту Густавовну. – Куда он мог деться? Неужели гулять пошел? Ваня! Ваня! Ау! Надо же, совсем от рук отбился. Удрать на ночь глядя и даже не предупредить.
И она покинула комнату.
– Дурдом, – произнес Пуаро, выползая из-под кровати.
Дождавшись, когда бабушка завернула за угол длинного коридора, мальчик вихрем переместился к себе. Борьба с Генриеттой Густавовной порядком его утомила, и вновь приниматься за домашку уже совсем не хотелось. Правда, усилия его не прошли даром. Ключ лежал в кармане.
– Ва-аня! Ва-аня! – Генриетта Густавовна тем временем продолжала поиски в районе кухни и чулана.
Мальчику стало смешно. Кажется, бабушка вообразила, что он впал в детство и играет с ней в прятки. «А кстати, – вдруг осенило его, – совсем неплохая идея. Вот если бы я не нашел сейчас ключ, можно было бы действительно спрятаться. Бабка подумала бы, что я ушел, и расслабилась. Кому охота в пустой квартире запирать дверь своей комнаты. Ну а потом она села бы на кухне, а я – к ней, и цап-царап кассету. А с кассетой – на лестницу. Ну а дальше можно изобразить, будто я уходил и вернулся. А если от нее действительно сейчас в шкаф спрятаться? Конечно, не для дела, а просто так, чтобы потом посмеяться».
Он собирался исполнить задуманное, когда раздались три звонка. Это пришли с работы родители.
Усевшись за письменный стол, Иван превратился в слух. Бабушка прошла из кухни к двери. Едва впустив дочь и зятя в квартиру, она начала жаловаться:
– Это просто какое-то форменное безобразие! Ваня совсем отбился от рук! Удрал на ночь глядя, ничего мне не сказав.
– Как это удрал? – с тревогою переспросила Инга Сергеевна.
– А как, по-твоему, удирают? – мелодраматически произнесла Генриетта Густавовна. – Просто собрался, и поминай как звали. А мне даже словом не обмолвился, что уходит. Я для него теперь – пустое место. Это все вы, Константин, виноваты.
– Я? – с ходу завелся отец Ивана. – При чем тут я?
– При том, что не научили его уважать старших, – усилила пафос Генриетта Густавовна. – Вот и пожинайте теперь плоды своего воспитания.
– Мама! – строго прикрикнула на нее Инга Сергеевна.
– Генриетта Густавовна, – с подчеркнутой вежливостью произнес Константин Леонидович. – Вероятно, мы с Ингой воспитываем Ивана не идеально. Однако в данном случае мы, видите ли, были весь день на работе и только что явились домой. И вот, позвольте узнать, вы-то куда смотрели, когда наш сын, а ваш внук собрался на ночь глядя уходить?
Пуаро понял: страсти накалились и, во избежание крупного семейного конфликта, пора выходить из засады.
Состроив удивленную и одновременно совершенно невинную физиономию, он резким движением распахнул дверь своей комнаты и осведомился:
– Что за шум, а драки нет?
Ярко-рыжая шевелюра на голове Константина Леонидовича мигом встала дыбом. Генриетта Густавовна зачем-то сняла очки, а затем, снова надев их, уставилась на Ивана. И лишь Инга Сергеевна нашла в себе силы произнести:
– Так он, оказывается, вообще дома? Мама, зачем ты сказала, что он ушел?
– Но его действительно только что не было дома, – начала оправдываться Генриетта Густавовна.
– Галлюцинации, – тихо, но выразительно произнес Константин Леонидович.
– Что вы сказали? – не расслышала теща.