Последние барьеры пали: я освободился от любви и совершил убийство человека. Я стал свободен от любых границ.
Но какой ценой!
Полины больше нет. Теперь всё кончено.
Моя жизнь теперь не станет такой, как прежде. Мои искания закончены. Я дошел до пункта назначения…
Так ведь?
Я дошел до пункта назначения? Или…
Нет!
Это еще не конец.
Я вскочил с кресла и заметался по комнате.
Ведь меня хотели убить. Нельзя знать, кого отправят провожать меня завтра. Это может быть кто угодно. Любой человек из толпы.
Я знал, кто во всем виноват.
Старый хрен возомнил о себе слишком много. Нельзя позволить ему исполнять со мной свои умалишенные причуды.
И нельзя ждать!
Я сделаю это.
Я убью его. Я убью Венгрова.
Мои кисти тряслись. Горло дергалось от ударов сердца. Спазмировало в животе.
Я убью его, чтобы самому остаться живым. Ведь это весомое обоснование. Это не безумие, не месть, не жажда денег или власти. Это логично и просто.
Ворвавшаяся в мою голову опасная мысль вмиг стала приоритетом. Мое желание уничтожить профессора не знало границ.
Я свихнулся? Может быть, я уже не знал, что такое хорошо, а что – плохо? Или, наоборот, я обрел понимание? Я перестал разделять всё на хорошее и плохое – это ущербная мерная система, она порочна. Я видел всю картину в невероятной четкости, до мельчайших деталей, до движущихся по орбитам электронов. Цель была очевидна и неизбежна, как восход солнца.
Вселенная не дала ему легкой смерти от старости, во сне, поэтому я подарю ему другую.
Я знал, что не отправлю по профессорскую душу кого-нибудь другого, опытного и привычного этому делу. Я всё сделаю сам, в одиночку, по понятной мне причине: убийство – это акт глубоко личный, сокровенный, интимный. Я убью его сам. Вот этими руками, которые уже убивали.
Теперь мне ясно – убийца проснулся во мне не в момент, когда я отнял жизнь у Полины, а до этого, в ту секунду, когда я впервые спросил себя: «А смогу ли я убить человека?»
Мое естество кричало: баланс нарушен!
Хотя я знал об убийствах только из кинофильмов, сейчас я видел весь путь до конца, до последнего вздоха Венгрова, и не сомневался, что всё случится именно так.
Всезнающий профессор, пытающийся обмануть старение и смерть, умрет от рук своего ученика. Он узнает мое видение механизма жизни.
Мне скажут, на пути тебя может накрыть лавина, а я отвечу, я и есть лавина.
Что рождает во мне эти мысли? Стресс от последних событий? Или выход на участки разума, которые раньше были закрыты?
Неужели я несу это всё на трезвяк?
Кто я теперь?
34
Полчетвертого утра. Я стоял с большой сумкой у особняка Венгрова. И хищно всматривался в полумрак его двора.
Страх? Нельзя сказать, что его не было. Но он не захватил мой ум полностью, а держал его постоянно заряженным. Страх был моим сообщником. Он хотел, чтобы я не совершил ошибок.
Ведь то, что я собирался сделать, еще вчера было немыслимо. Такие мои решения и действия были невозможны. А теперь – они ясно видны, словно линии дорог с вершины горы.
У главных дверей охрана.
Это хорошо – потому что парадный вход мне не нужен.
Я выждал, пока шагающие по периметру ребята со знакомыми суровыми лицами, переодетые из строгих костюмов в кожаные куртки, отошли подальше от занятой мной позиции у тыльной стороны участка.
Не увидят. Не услышат. Не должны.
Я осторожно перелез через забор. Подскочил в несколько бесшумных прыжков к дому. Быстро нашел небольшое окно бильярдной – у самого низа стены. Оно, как и в прошлый раз, было открыто. Я тихо пролез в него. Протащил за собой сумку.
Я внутри! – последний раз по такому поводу я радовался и одновременно нервничал в момент потери девственности.
Бильярдный стол виднелся в свете дворовых фонарей. Отвратительное место для секса, как бы красиво это ни выглядело в кино.
У двери я остановился и прислушался. Тишина.
Неспешно вышел. Никого. И это хорошо. Так и должно быть.
Поднялся и оказался в главном зале, где старый хрен любит поумничать перед толпой заблудших овец.
Вдруг почему-то усилился страх.
Как будто стала рассеиваться затуманенность разума навязчивыми мыслями об убийстве. Что я здесь делаю? А что, если меня обнаружат и схватят? А вдруг меня самого здесь казнят и расчленят?
Но как только я ступил на лестницу, мысли вновь обрели четкую систему с устойчивыми связями и неоспоримыми элементами. Либо я дичь – и завтра меня порешат, либо я охотник – и разворочу эту обитель прислужников Вселенной и покончу с возомнившим себя верховным жрецом старым маразматиком.
На лестнице и в коридоре горел приглушенный свет ламп. Второй этаж, третий, четвертый…
Нет, это не охрана президента. И профессор не сильно боялся за свою жизнь. Да и к ворам, похоже, относился несерьезно. Наверное, он думал, что всё его богатство духовное и красть из его дома нечего. Я ограблю тебя по полной.
Пятый этаж.
Снова заныла робость, наросла паника.