Снег

– Олеся, ты не передумала? – закидывает Свинья Семеновна. – Может, все-таки пойдешь с нами. Пять лет фирме как-никак, юбилей. Такое еще нескоро будет.

Мое имя Отвали.

– Нет, у меня очень важное дело сегодня. Мне жаль, но не получается.

– Всё ж оплачено, по высшему классу. Что, прям такие важные дела у тебя?

– Ага, – отвечаю. – Вопрос жизни и смерти.

– Ну, как знаешь. Передумаешь – приходи. Только служебное удостоверение возьми, чтобы впустили. Наш корпоратив отдельно заказан. – Свинья двигается к двери: – Девочки, в семь часов без опоздания, – и выползает из кабинета.

Хорошо бы теперь здесь проветрить.

– Надеюсь, сегодня она не будет нам мозги засерать.

– До сих пор не догоняю, как она уговорила Святого Георгича корпорат в клубешнике проводить. Ладно нам весело, а ей-то это зачем?

– Да че непонятного, старуха уже смерть свою чует, ха-ха, вот и молодится, типа она в теме.

– Не, она просто прохаванная, там ведь скорая рядом, а то вдруг ей заплохеет, чтоб откачали быстренько.

– Ха-ха-ха, ага, ага.

Не хочется соглашаться с крысами, но Свинье действительно сейчас умирать никак нельзя, она ж еще не все бумажки с полки на полку переложила. Я на том свете буду вечность ее ждать.

Абашкина включает чайник. Наверное, уже третий раз за сегодня. Чайник здесь кипятит воду с утра до вечера, из-за этого кабинет даже отапливать не нужно, и без того словно в сауне паримся, хоть дресс-код вводи: простыни и банные шапки-колпаки. Эти дуры под предлогом своей чайной церемонии точат кексы по пять раз в день и при этом думают, как бы им похудеть.

– Задрал уже этот снег, – мычит Белова сквозь какой-то пряник в зубах. – Быстрей бы весна уже.

– Так завтра ж уже, хе. Доставай колготки.

– Ага, те свои, проститутские.

– Чего это они проститутские, просто в широкую клетку.

Они, по ходу, не понимают – любые колготки проститутские, если в них такая шлюха, как Белова.

– Может, мажорчика какого-нибудь склеишь.

– Лучше уж папика его, ха-ха.

– Или деда!

Они как дети малые – им вообще всё равно, что в рот брать, они так мир познают.

– Деда Семеновна подцепит, доходит его, спровадит, а потом будет мотивационные курсы вести, как она всего добилась сама, начав с нуля в свои 102 года.

– Ага, ага, главное, верить в мечту.

– Чтобы ее курсы хорошо продавались, ей нужно будет еще и родить, ха-ха-ха.

А ведь я когда-то пыталась проникнуться зарядкой мотивации на разных программах, чтобы выбраться из депрессии. Я с надеждой и даже верой слушала страстно размахивающих руками ораторов, и это как будто помогало, поднимало настроение, создавало иллюзию, что всё возможно, что вот-вот твои мечты исполнятся и весь мир пляжной волной прильнет к твоим небритым ногам.

Но эффект длится недолго, меньше двух недель, а иногда – дней. Сначала ты коришь себя, что ничего не меняется, потому что ты, видимо, недостаточно усердно выполняешь упражнения по жизнерадостности. А потом ты чувствуешь, что тебя снова обманули, заставили поверить в очередную сказку. Они говорят, надо заряжаться постоянно, регулярно читать такие духоподъемные книги, слушать лекторов о том, как они выбрались из самой глубокой жопы жизни прямо на зеленый дворик с домом, любящим супругом, разнополыми детишками и псом по кличке Хер, или как они достигли куда более невероятных вершин – видимо, таких, как, например, выступления перед толпой сектантов, верящих в визуализацию желаний.

Если пичкать себя подобными заряжалками постоянно, то ты действительно станешь оторванным от реалий фанатиком, у которого любое плохое событие вызывает собственную вину в том, что это, мол, потому с тобой произошло, что ты не так что-то подумал, не то что-то представил, не там где-то плюнул. Или еще хуже – ты становишься настолько блаженным и отрешенным, что ходишь по улицам с безобразной улыбкой, в белом платье в пол, и носишь в руках собачку, подобранную на той же свалке, что и платье. Нет, уж лучше смерть. В общем-то, к ней и направляюсь, расступитесь.

– Чувствую, я сегодня напьюсь, хо-хо.

– Ага, текилы вдаришь, а соль уже с пола слизывать будешь.

– Олесь, а пойдем с нами, бухнем, а то мы тебя пьяной не видели.

– Да она уже щас пьяная, не видишь, не слышит тебя.

– Не-е, вранье это всё, она не пьет, она зашитая.

– Олесь, фляга с собой?

– Ну ладно, оставь ее, а то она щас ментов вызовет, ха-ха.

– Кстати, че там тот мент?

– Какой? Мой?

– Ну твой, женатый который.

Да, че-че, а то будто неясно – прет шмару одну, уж точно не от хорошей жизни. Зато балует ее подарками всякими тривиальными – и чем дальше, тем дешевле. На это 8-е марта, думаю, он ей кольцо из цветной проволоки свяжет. Вернее, вручит его на день-два раньше, когда и принято поздравлять неофициальных пассий, потому что в сам праздник неверные мужья заняты женами. Канун Международного женского дня – международный женский день любовниц.

Всё это они обсуждают тут целыми днями, не стесняясь меня. А чего им меня стесняться – я тут словно мебель, словно рыбка в аквариуме. Потому-то я и в курсе всей их тошнотворной личной жизни.

Вторую вот – сосед-алкаш жучит. Видимо, трезвым он на нее забраться брезгует, а дальше лестничной площадки ему идти влом. Вечно она его по телефону при всех ругает за пьянки, а он у нее постоянно деньги занимает. А не бросает она его, потому что, мол, он нужен для здоровья, пока нормального не встретит. Этим веским «для здоровья» они постоянно оправдывают свое обыкновенное потаскушество.

А от третьей не перепадает только бомжам, да и то лишь тем, которые вообще мало спопрошайничали за день.

И все они крутят своими жопами перед 40-летним Святым Георгичем, женатым, с тремя детьми, надеясь стать его второй леди, но, конечно же, единственной любимой. Думаю, они и привороты всякие на него делали, эти-то точно могут, но пока никому из крыс ничего не перепало. Георгич мужик верный, глубоко верующий, строго соблюдающий пост, и, видимо, свыше хранимый от соблазнов и искушений и будет храним во веки веков. Аминь.

– Вот это валит, жесть.

– Вроде писали, что март будет снежным и мерзким, до середины точно.

– Да так всегда в марте.

Зато вы мерзкие в любой месяц, и не до середины, а от прически до педикюра.

– Включи чайник.

День тянется как старая ящерица, раненная топором в спину.