ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Дубль два, дубль три…
1
Женя Афанасьев без стука зашел в лабораторию Сильвии фон Каучук, где и застал ее в обществе Астарота Вельзевуловича. Евгений поднял брови от удивления и медленно стал пятиться к двери. Нет, читатель с богато развращенным воображением может не улыбаться этакой понимающей улыбкой: дескать, все ясно… понятненько… Да нет. Совсем, совсем не то увидел Евгений. Собственно, откровенная сцена даже с участием таких несовместимых личностей, как Добродеев и фон Каучук, его смутила бы существенно меньше. А тут… Картина была следующая. Астарот, Вельзевулович, широко разинув рот и показывая великолепные достижения американской стоматологии, хохотал, буквально размазываясь по вместительному глубокому креслу. Время от времени он вскидывал вверх руки, что есть силы бил по подлокотникам, ревел: «Ой, е-о-о-о-о-о!» – и снова хохотал. От солидного, представительного государственного советника президента Афанасьев едва ли мог ожидать подобное. Тут же стояла Сильвия. Точнее, нет – глагол «стояла» в данном случае будет слишком смелым. Она находилась здесь – вот это будет точнее; причем находилась, опершись спиной о стену и балансируя на предательски подгибающихся ногах. Ее взгляд был прикован к блестящей поверхности столешницы, по которой бегало какое-то странное существо на двух ножках. Сначала Афанасьев подумал, что это игрушечный солдатик со встроенным процессором и дистанционным управлением, каких полным-полно было у сына Евгения, Ваньки. Но потом он осознал, что вид солдатика, бегающего по столу, едва ли воздействовал бы на двух взрослых и серьезных людей таким сногсшибательным образом. Афанасьев неслышно приблизился, оставаясь незамеченным Сильвией и Астаротом Вельзевулови-чем, и прищурился.
И тут он узнал, ЧТОбегало по столу. Точнее – КТО.
Существо топотало ногами в крошечных ботфортах, вскидывало руки и пищало уморительно-тонким голоском:
– Данилыч, зело страшно сие место! Хватит, хватит дружить с Ивашкою Хмельницким!!!
Это был не кто иной, как Петр. Точнее, Петр № 2. А если еще точнее, то – Петр № 2, модифицированный вариант, уменьшенный раз этак в тридцать. После того, что порассказал Евгению советник Добродеев, Евгений полагал, что начисто утратил способность чему-либо удивляться. По крайней мере в своем времени, в своей эпохе. Ан нет – не вышло! Афанасьев сделал шаг вперед, и маленький Петр (назовем его Петр № 2, версия В), мечущийся по столу, растянулся во весь свой рост и захрапел. Крошечное существо, как оказалось позже, было к тому же мертвецки пьяно.
Афанасьев сделал еще шаг, и тут Астарот Вельзевулович прекратил хохотать и повернулся. Увидев, что это Афанасьев, а не ловкий вражеский шпион, просочившийся через многоуровневую охрану в секретную лабораторию, он распустил морщины на лице и сказал:
– А, это вы, Евгений. Ну что же, раз пришли, полюбуйтесь.
– Как это вы его? Клонировали уменьшенную копию, что ли?
– Да нет, – ответил Добродеев, – это я его уменьшил. Очень просто: магия.
– М-магия?
– Ну да. Я же говорил, что чем больше мы будем нарушать пространственно-временной континуум, тем больше высвобождается иррациональных, слабо доступных уму и воображению сил. Я, как представитель расы инферналов, получил возможность воспользоваться некоторыми из этих сил, каковые были бы для меня недоступны, если бы не машина времени. Я– воздействовал на нашего клона, и он уменьшился. В просторечии это, кажется, именуется колдовством.
– Но… а зачем уменьшил?
Тут очнулась Сильвия. Она глянула на Афанасьева и произнесла с некоторой досадой:
– А ты как думал? Что, мы будем шляться в петровском времени в компании точной копии царя, которая к тому же заявит свои права на престол? Такую двухметровую[16 - Если совсем точно, то 204 см, уважаемая Сильвия.] орясину быстро заприметят те, кому надо. Доложат: дескать, самозванец объявился. Ну и тебе, Женя, придется тогда освежить знакомство с милейшим дядюшкой Федором Юрьевичем и его палачом по прозвищу Матроскин.
– М-м-м… да, верно, – сказал Евгений. – Понятно. А ты что, его напоила, что ли?
– Конечно, – сказала она, – пока он еще в натуральную величину был. Я же его запрограммировала уже, он – царь. Точнее, ощущает себя царем. А то он с ума сойдет, когда увидит, что все вокруг стали великанами. Хотя не знаю – у Петра Алексеевича пытливый ум, и он всегда любил попадать в нестандартные ситуации и даже сознательно себя в них ставил. Сейчас он пригоден для отправки. Все нужные базы данных я ему заложила. Так что марионетка готова. Осталось доставить и… м-м-м… подменить.
И она взглянула на советника Добродеева. Тот был мрачен: резкий переход от безудержной веселости к сосредоточенной углубленности в себя был сочен и контрастен. Помолчав, он произнес, не поднимая глаз:
– Боюсь, что, если миссия все-таки удастся, последствия будут совершенно непредсказуемыми.
Этот дурак Нэви и его истеричная жена сами не понимают, что творят. Хорошо еще, что удалось добиться того, чтобы меня утвердили куратором в обход Глэбба и особенно министра обороны, этого придурка генерала Бишопа. Он-то ни хрена не понимает! Ему что Россия рубежа семнадцатого – восемнадцатого веков, что Ирак двадцать первого века… все равно! С Ираком они почти двадцать лет возились, что же будет с бедной нашей страной, если в ее историю влезет жирная рука генерала Бишопа? Этого нельзя допустить. Нужно представить все доказательства того, что царь Петр теперь примерный демократ и контролируется американской администрацией. Как это сделать, пока что не знаю, но мы это обсудим перед отправлением…
Маленький царек Петрик Первенький, спящий на столе, всхрапнул и перевернулся на другой бок. Афанасьев с трудом оторвал от него взгляд и спросил:
– Ну хорошо… А как же мы его увеличим… уже там, в России? Или… или вы отправитесь вместе с нами, Астарот Вельзевулович?
– Я дам все инструкции Сильвии, – коротко ответил Добродеев, взглянул на часы и добавил: – Завтра до тринадцати тридцати.
– А что у нас завтра в тринадцать тридцать?
– Завтра в это время вы отправляетесь в 1703 год.
2
Астарот Вельзевулович Добродеев с чрезвычайно осмысленным видом размеренно чесал в своем лысеющем затылке. Только что он отправил в Пере-мещение-2 участников злосчастной миссии «Демократизатор-2020» (дубль два): Афанасьева, Сильвию фон Каучук, Ковалева, временно переквалифицировавшегося из банкиров и меценатов в смутьяны и авантюристы (последним, собственно, он никогда быть и не переставал); еще один самый замечательный член группы сидел в кармане у Сильвии фон Каучук в особом футлярчике и водил дружбу с Ивашкою Хмельницким. Ивашку тоже уменьшили: теперь он представлял собой флягу размером со сплющенный наперсток. «Наперсток» содержал в себе водку, нормальную, сорокаградусную, а не слабенькую петровских времен. К Петрику привыкли и уже фамильярно именовали его «Первеньким» и «мин херчиком». Пьяный мини-клон государя был благодушен и на панибратство реагировал забористой, хоть и добродушной, бранью, которая, будучи произнесена писклявым голоском малютки, была смешна до чрезвычайности.
Отправив миссию, Добродеев сообшил об этом лично президенту Нэви Бушу и его заботливой супруге, а потом уселся в кресло и задумался. Уходить из лаборатории он никуда не собирался, потому что возвращение миссии ожидалось минут через пятнадцать. Это там, в ином времени, могло пройти несколько месяцев, а здесь все измерялось минутами, поэтому ожидание не могло надолго затянуться.
«Не знаю, как пойдет дальше, но если и на этот раз ребята наживут проблемы вроде тех, которые возникли в первом… гм… путешествии, то дурацкий Бишоп возьмет да и двинет против Петра отряд морских пехотинцев, которые у него как затычка в каждой бочке. Боюсь, что последствия не возьмется предугадать никто. Ох, допрыгаемся, ох, скатимся под откос! Старина Лориер, он же Люцифер, ждет не дождется, пока мы начнем глупить! Где-то, где-то затаился старый бродяга дион, который уже было почти стал властелином мира, как это именуется в американских мистических боевиках».
– М-да, – наконец сказал Астарот Вельзевулович, – по всей видимости, нас ждет веселое прошлое и еще более веселое будущее. Бедняга президент сам не знает, какую яму он роет. Нисколько не удивлюсь, если генерал Бишоп, случись какая неудача и во втором дубле миссии, двинет, скажем, под Полтаву отряд веселых морских пехотинцев. Представляю, что такое учинится под Полтавою! Все забавы молодого короля Карла Двенадцатого и русского царя, носящего порядковый номер один, покажутся детским лепетом!.. Да уж! Это тебе не «Фауст» Гете! Кстати, о Гете: старый Иоганн Вольфганг был завзятый клеветник! В суд на него подать, что ли? Вывел нас, инферналов, коварными провокаторами. И что это за манера у Мефистофеля – превращаться в черного пуделя?
Литературному отступлению в исполнении Астарота Вельзевуловича не дано было развернуться. Он только хотел ввернуть фразу про то, что Гете был еще тот тип и, будучи восьмидесятидвухлетним стариканом, женился на восемнадцатилетней девушке, но тут блеснула вспышка, выстелились рваные хлопья зеленоватого фосфоресцирующего тумана, туман вспух, разрастаясь в объеме, и из его чрева вынырнули характерные очертания системы «Опрокинутое небо». Астарот Вельзевулович увидел мрачную Сильвию, бледного Афанасьева, банкира Ковалева в рваном кафтане, сползшем набок парике и с огромным синяком под глазом. С ними был четвертый, бывший чучельник и бывший начальник охраны банка «Вега-кредит» Ковбасюк. Но какой это был Ковбасюк!.. Раздобревший, верно, вдвое против своих прежних размеров, с круглой наглой физиономией и маслеными глазами, почти совершенно скрывшимися в складках жира! Аи да Ковбасюк! Не пропал в петровской России, голодной и необустроенной! Верно, нашел себе сытный прикорм и оттого поплыл, разжирел и сделался похожим на известного в прошлом российского актера Вячеслава Невинного. Из всех появившихся товарищей он выглядел наиболее довольным жизнью, хотя именно за его судьбу было больше всего беспокойства. Ведь в тот момент, когда Афанасьев и Сильвия сбежали из застенка, он находился в весьма незавидном положении, проще говоря, висел на дыбе под кнутом милейшего ката Матроскина. А теперь – и не узнать. Верно, прежняя, дионская, сущность начала переть наружу по причинам, уже обрисованным советником Добродеевым чуть выше.
Добродеев открыл рот, чтобы приветствовать гостей из прошлого. Все-таки давно не виделись. Это для него прошло всего десять минут, а для этой четверки – неизвестно сколько. Быть может, даже несколько месяцев. Или лет. Кто его знает?.. Впрочем, Добродеев не успел сказать и слова, как все его сомнения были развеяны одной фразой Сильвии:
– Н-да… Скатались туда и обратно. Два денька там – и капут. Ну и ну!..
– Это называется: скоро, бля, на бал, – сказал Ковалев, а потом подумал и прибавил к своей и так кудрявой фразе крепкое ругательство. Ничуть не смущаясь присутствием женщины. Да и Сильвия не смутилась.
– И какие результаты? – быстро спросил Добродеев.
– Да какие результаты… – махнул рукой Афанасьев. – Самое мерзкое, что могло быть гораздо хуже. А теперь я даже боюсь угадать реакцию нашего дражайшего руководства на то, что мы ничего не выполнили. Только разве что Ковбасюка оттуда забрали, да он особенно и не рвался. Уже присматривал себе местечко в только что основанном Петербурге, на Заячьем острове, чтобы строить себе дом. Кстати, хотел выкроить себе место рядом с «химическим» князем Меншиковым, к которому Ковбасюк пролез в любимцы. Зверей дрессирует, конюшню меншиковскую холит и лелеет. Князь в нем души не чает, давно уж и забыл, как Ковбасюк на дыбе висел по обвинению в причастности к покушению на государя. Государь тоже поумнел с момента нашей последней встречи. Нет, пить там меньше не стали, просто стали больше закусывать. И есть с чего: Нарву взял, Питер заложил, не грех и выпить по такому поводу, верно ведь? Вот мы и выпили. Колян Ковалев умудрился даже на ночлег в царевом домике расположиться, так он Петру Алексеевичу понравился.
– Гнилое дело, в общем, задумал президент Нэви Буш, – сказала Сильвия. – Я сначала впечатлилась, дескать, побороться за права женщин в неотесанной стране, подкорректировать кровавую историю… а теперь вижу, что ничего, кроме вреда, из этого не выйдет.
– Да я это с самого начала, собственно, говорил, – после паузы произнес Добродеев, – потому и отбирал в миссию людей, которые умеют обходиться с живой историей, скажем так, поаккуратнее. Теперь, честно говоря, и не знаю, как излагать все это нашей высокой комиссии в Вашингтоне. А что с Петриком Первеньким? То, что им царя не подменили, это я уже понял. А где он?
– Его крысы съели, – печально сказала Сильвия. – Я не успела его увеличить, согласно вашим инструкциям, а в этом только что основанном Петербурге столько крыс, что просто ужас. Вот он и попал им на зубок. Но это еще не самое печальное… Честно говоря, я не знаю, что и думать. В общем, в этот раз снова кто-то проник в царский дом и, кажется, попытался УБИТЬ царя. Потому что вопил Петр Алексеевич немилосердно, еще громче, чем в первый раз, когда Женя, на свою и нашу беду, взялся вылавливать преступника. Теперь никто его не ловил, но Меншиков признал и меня, и Афанасьева, хотя мы подкорректировали внешность. Цепкий взгляд у нашего «ангидрида». Если в первый раз можно было предположить, что наше прибытие в прошлое и нападение на царя совпали по чистой случайности, то теперь – едва ли. Нет, это не случайность. Кто-то с редкой целеустремленностью предпринимает попытки покушения на Петра именно в тот момент, когда мы НАХОДИМСЯ ТАМ. Агата Кристи, детектив, черт знает что!.. В общем, снова пришлось спасаться бегством, на этот раз тоже еле ускреблись. Ковалева вот хватили поленом по лицу. Не самое приятное ощущение для банкира, правда, Николай Алексеевич? В общем, нужно заканчивать с этим идиотизмом, пока не допрыгались до серьезных последствий. Афанасьев вот чуть Мен-шикова не пришиб, когда мы удирали. Представляете, что было бы, если бы Меншиков погиб в 1703 году, а не умер в ссылке в Березове в 1730-м? Это же вся русская история может перевернуться напрочь! Черт знает что вытворяет этот недоумок Буш с его кретином Бишопом! Да еще нашими же руками! Одна надежда, что вице-директор Глэбб и вот Астарот Вельзевулович помогут воздействовать на эту американщину!
Добродеев покачал головой:
– На Глэбба как раз надежды мало. Ведь, насколько я понимаю, его племянничек Пит Крепкий Буббер остался там, «мундак» несчастный?
– Ну да.
– Понятно. А это означает, что у нас будут крупные неприятности. Что там с Буббером, кстати?
– А он эмигрировал, – отозвался Ковбасюк. – Он попал в плен к шведам под Нарвой три года назад… то есть в тысяча семисотом году… И теперь на службе у короля шведского Карла двенадцатого. А это тоже еще та сволочь. Головы телятам вот рубит, забава у него такая.
– Да лучше телятам, чем стрельцам… – отозвался Афанасьев.
Астарот Вельзевулович нервно щелкнул пальцами, с их кончиков сорвался длинный электрический разряд и ударил в напольное покрытие. Протянулась струйка дыма, и стал явно ощутим запах жженого пластика. Как раз в этот момент вспыхнула огромная панель на стене, и на ней появились генерал Бишоп, злой как черт, а также Глэбб и президент Нэви Буш в дурацкой зеленой рубашке и почему-то ковбойской шляпе, которая придавала его и без того глупому лицу одеревенелое выражение. Президент кашлянул и произнес:
– О'кей! Я вижу, что все в сборе. Очень хорошо.
– Как дела? – хмуро осведомился Бишоп.