Возвращение в Пакистан

После двадцати трёх лет, прошедших с тех пор, что я не был в Пакистане, я старался отметить какие-то изменения в стране. Конечно, есть такие перемены, которые произошли и тут, и в России, и почти во всех странах мира: например, появилась мобильная связь, Интернет. Люди стали жить богаче; тут на дорогах стало меньше ослов, и больше красивых современных машин (а количество трёхколёсных моторикш осталось примерно таким же). Люди стали выглядеть более прилично, меньше стало бедняков (ну или мне так показалось, поскольку я поселился не в самом плохом районе Карачи). В 1998 году очень много было людей с «калашами» (автоматами Калашникова) – то были, конечно, не простые прохожие, а какие-то солдаты или охранники. Сейчас охранники с «калашами» остались, но прямо так уже меньше бросались в глаза, чем раньше, процент вооружённых людей уменьшился. Ещё изменился запах. Если в 1998 году, мне казалось, грузовики и автобусы использовали самое плохое топливо с очень вонючим выхлопным газом, то сейчас топливо стало получше – как и у нас в России за это время, машины стали меньше вонять. Процессы эти идут параллельно во многих странах мира, практически везде, но это лучше замечаешь, когда много лет не был в стране, и вот приехал снова.

История Пакистана

Слово «Пакистан» – совсем новое. Появилось оно в первой половине ХХ века, как сокращение от названий пяти северных регионов Британской Индии: Пенджаб, Афгания, Кашмир, Синд и БелуджиСТАН. Напрямую же, если перевести ПАКИ-СТАН с персидского или с урду, то в переводе это означает: «страна чистых» (чистых в религиозном плане).

До 1947 года эти области входили в состав Британской Индии. В течение ХХ века на территории всего индийского субконтинента увеличивалось брожение, целью которого было освобождение от зависимости от Британии. Катализаторами этого брожения были известные деятели. Индуист Махатма Ганди (1869—1948) был самым известным из них, он выступал за отделение от Британии всего субконтинента целиком, чтобы в новой Индии жили представители различных религий. С ним был согласен мусульманский политический и религиозный деятель Хан Абдул Гаффар, он же Бача Хан (1890—1988): за единую Индию с представителями разных религий. Но параллельно на западе страны действовал мусульманин Мухаммад Али Джинна (1876—1948) – он выступал за отделение провинций Индии, населённых приверженцами ислама, в составе нового государства (Пакистан). Он возглавлял партию «Мусульманская лига».

Барельеф с изображением М.А.Джинны, основателя Пакистана

Джинна не был религиозным деятелем, проповедником или имамом, не имел бороды, не был постоянным посетителем мечетей. Он был скорее политиком, использовавшим и идеи ислама и национализма для того, чтобы подняться в политическом плане – также, как его использовал для своих нужд, например, первый президент Казахстана Назарбаев. Понимая, что с исламом проще подчеркнуть свою идентичность и создать на развалинах колониальной империи новую нацию.

Многомиллионные массы бурлили, британцы уж не знали, что делать, но решение всё же было принято именно в Лондоне: дать бывшей колонии независимость, раздробив её на две части. Тем самым бывшая колония будет ослаблена и более зависима от своих прежних хозяев, а миллионы людей будут ностальгировать, вспоминая «светлое, мирное, сытое» колониальное прошлое – как многие вспоминают эпоху СССР.

Граница между новыми государствами, между Индией и Пакистаном, была проведена второпях. В июне 1947 года Лондон неожиданно, но долгожданно объявил, что независимость Индии и Пакистана будет провозглашена через два месяца. Для определения того, какие же территории войдут в состав какого государства, были созданы две специальные комиссии во главе с Сирилом Рэдклиффом (1899—1977). Этот Рэдклифф был юристом, никогда раньше не бывал в Индии, и не знал никого оттуда (это считалось его преимуществом: он никогда в Индии не был, значит ему не будут мешать, в определении границы, какие-либо личные соображения и привязанности). Сэр прибыл в Индию 8 июля 1947 года и приступил к определению границы, используя информацию местных советчиков. Свои соображения он до поры до времени держал в секрете, чтоб не началось бури и чтоб его самого не убили ненароком. Менее чем за полтора месяца, к 13 августа линия границы была готова. Рэдклифф покинул Индию 15 августа, так как работа была закончена, а сам он плохо переносил индийский климат.

Перед отбытием он уничтожил все свои бумаги. Идеи сикхов о создании сикхского государства были проигнорированы.

14 августа 1947 была провозглашена независимость Пакистана, 15 августа – независимость Индии. Многие люди даже не знали, в каком государстве они оказались наутро: связь работала плохо. Оказавшись в не том государстве, многие мусульмане, побросав всё своё имущество, что нельзя было утащить, побежали на запад, а многие индуисты и сикхи – на восток, опасаясь религиозных погромов.

И эти погромы не замедлили произойти. Сотни тысяч людей были убиты, миллионы лишились имущества; переполненные поезда, грузовики и повозки везли миллионы беженцев: одних на запад, других на восток. Миллионы шли пешком. Британцы, втайне радуясь, что без них всё разваливается, потирали руки (в Лондоне). Граница, проведённая второпях Рэдклиффом, привела к войне в Кашмире и к наличию многих спорных областей[4 - Позже он сказал: «У меня не было вариантов, ведь времени в моем распоряжении было так мало, что я не мог сделать работу лучше. Если бы мне опять дали бы тот же период, я бы сделал то же самое. Однако, если бы у меня было два-три года, я, может быть, улучшил бы то, что я сделал».].

В 1947 году на территории Пакистана было 69% мусульман и 24% индуистов. Спустя четыре года была проведена перепись – мусульман было уже более 97%, индуистов всего 1,6%.

В составе мусульманского государства было два изолированных куска: западный и восточный Пакистан, разделённые более чем тысячью километров индийской, теперь уже вражеской территории[5 - Если быть точным, всё оказалось ещё сложнее. Например, княжество Джунагарх, окружённое Индией, хотело войти в состав Пакистана. Пока руководитель княжества был в Пакистане, Индия захватила его в конце 1947 года. На официальных картах Пакистана Джунагарх тоже указан, как принадлежащий Пакистану, незаконно оккупированный Индией.]. Население восточного Пакистана говорило на языке бенгали, западный Пакистан – на урду. Кроме урду, используются такие языки: синдхи, пенджаби, пушту, белуджи. Основатель Пакистана, Мухаммад Али Джинна, объявил, что только урду должен быть государственным языком. В восточном Пакистане он в период независимости успел побывать лишь один раз, и высказал свою приверженность языку урду: один народ – один язык! Этим он жителей восточного Пакистана, конечно, обидел.

Изменить своё мнение по этому и по другим вопросам Джинна не хотел, да и не успел. В 1947 году была объявлена независимость, в 1948 году умер и сам Великий Основатель (Каид-аль-Азам, как называют его в Пакистане). Теперь он живёт только на портретах и на всех пакистанских купюрах. В этом же году погиб и 79-летний Махатма Ганди – он был застрелен индуистским террористом, мстившим ему за излишние, как он думал, уступки мусульманам (зато Ганди теперь изображён на всех индийских банкнотах). Абдул Гаффар, призывавший к ненасильственным действиям и выступавший против раздела Индии, был посажен под домашний арест в том же 1948 году. После этого он был помещён в тюрьму, а затем изгнан в Кабул. Таким образом, основные люди, которые изначально могли решать судьбу субконтинента, уже ничего не могли решить, а оставшиеся продолжили воинственные приготовления – благо повод теперь был: спорные территории.

1971 год принёс дальнейшее дробление – от Пакистана отвалился его восточный эксклав, получивший название Бангладеш – по населению это было 40% страны. Основным поводом для отделения был вопрос о статусе языка бенгали – правительство Пакистана не хотело делать его вторым официальным языком. В результате войны за независимость погибло порядка миллиона человек, и Бангладеш стал независимым государством. Эти операции дробления чем-то напоминают дробление Советского Союза… Индия из вредности поддерживала Бангладеш в его стремлении отвалиться – чтобы ослабить Пакистан и получить полностью зависимое от себя, окружённое Индией по всем сторонам государство. Сейчас Бангладеш – небольшая, чрезвычайно населённая страна, где на территории в одну Башкирию живёт 170 миллионов человек, плотно прижатых друг к другу. Я там тоже побывал несколько лет назад.

Пережив двойное дробление, потерю многих транспортных связей и несколько войн с соседней Индией (за Кашмир), Пакистан остался одной из самых населённых стран мира. 220 миллионов человек там живёт – это пятая по населению страна мира (после Китая, Индии, США и Индонезии). Ещё 170 миллионов живёт в Бангладеш. Если прибавить к ним 1,383 миллиарда индийцев, мы получаем 1,77 миллиарда человек – если бы не разделялись, была бы крупнейшая по населению страна Земли. Да и больше их было бы, ведь сколько миллионов погибло в междоусобных конфликтах. Сколько денег потратили на войны. Если бы не воевали и не разделялись – может быть, стала бы самая могучая страна в мире?

А теперь, на территории Пакистана, всего одна восьмая от этого количества.

Есть в стране много внутренних проблем. Страна была объявлена Исламской Республикой. Под флагом ислама шла борьба за обособление этих земель. Многие мусульмане верили, что в стране будет объявлен шариат – религиозное право. Но в первой же речи после объявления независимости Джинна объявил, что будет строить светское государство, хоть и с мусульманским уклоном (условно говоря, вариант турецкий, а не нынешний иранский). Споры между сторонниками светского и религиозного путей развития длятся уже три четверти века. Сторонники более жёсткой религиозной линии, живущие в основном на северо-западе страны, оказались разочарованы. Из них и сформировались позднее отряды талибов (запрещённых в РФ), отправившихся помогать строить идеальное религиозное государство на соседней территории – в Афганистане. Некоторые из самых активных религиозных радикалов, обиженные на недостаточно мусульманское, как они считают, правление, объявили о создании независимого исламского государства Вазиристан (на окраине Пакистана, в так называемой «Зоне племён», не контролируемой центральным правительством), а также «прославились» взрывами и терактами в «неправильных» религиозных учреждениях. Поэтому и церкви, и храмы сикхов, и шиитские мечети тут, в Пакистане, охраняет полиция – с двумя целями: предотвращать атаки экстремистов, а также для того, чтобы обычные мусульмане не ходили в эти храмы и не наслушались там неправильных проповедей.

Первой столицей независимого Пакистана стал Карачи. Тогда, в 1947 году, здесь жил миллион человек. С тех пор население города выросло в двадцать раз, город стал непомерно огромный, хаотический, сложно управляемый; в нём скопились разные непонятные люди и бомжи. Столичные функции были переданы другому городу – Исламабаду, который с 1960-х годов является столицей Пакистана. Население Исламабада сейчас – всего два миллиона человек, он совсем иной, чем Карачи – ровный, аккуратный, просторный; о нём я расскажу ниже в книге, в своём месте.

Три дня в Карачи

Карачи огромен, как Москва. Общественный транспорт – медленные автобусы, расписанные разными узорами, притормаживающие у каждого перекрёстка. Двери не закрываются, люди запрыгивают на медленном ходу. Иногда едут прямо на крыше автобуса, но чаще внутри. Есть передняя женская часть автобуса и задняя, мужская. Билетер ходит по обеим и собирает по 20—30 рупий (8—12 рублей). Если пассажиры есть на крыше, билетёр поднимается и к ним на крышу. Но почему-то на крыше ездят только вечером, в вечерний «час пик»: днём то ли жарко, то ли места внутри автобусов хватает. Ехать на крыше положено только лёжа, чтобы не зацепиться о провода и удариться головой о какой-нибудь наддорожный мост.

Есть также мотоциклисты. Рикши – мото, трёхколёсные машинки, как в Индии. В них набивается человек по пять, шесть, восемь, на некоторых маршрутах они действуют, как автобусы. Но тут нет педальных велорикш, как в Бангладеш. Пеших, как на Мадагаскаре, тем более нет. Планируется ввести метробус (специальный скоростной автобус, который едет по выделенной полосе) – такой есть уже в Лахоре, Пешаваре и в Исламабаде.

Много вкусной еды, мечети, ремесленники всякие. По сравнению с Африкой или Бангладеш, тут более сыто. Есть и высокие дома, и малоэтажные. Улицы узкие, в центре переулки совсем узкие, с окна одного дома можно порой дотронуться рукой до стены или окна дома противоположного. Как и 23 года назад, в Пакистане довольно часто встречается мусор, несмотря на название. Слово «Пакистан» буквально означает «земля чистых» на урду, также и на персидском языке, но эта теоретическая чистота не препятствует тому, что мусор бросают где попало. Машины постоянно гудят, бибиканье повсюду.

Автобус в Карачи

Все эти страны, Индия и её соседи: Пакистан, Бангладеш, Шри-Ланка – бывшие владения Британской короны. Вроде бы есть и польза, что управляли территорией британцы. Остались железные дороги, система законодательства, язык образованных людей в очках – английский. Но до чего ж всё затёртое, замусоренное! На мой взгляд, самая цивильная и приличная из них на вид – Шри-Ланка. Но ей помогает малая численность населения. В Пакистане же 220 миллионов человек, и повсюду, как и в 1998 году, видны признаки хаоса, продавцы и покупатели, эти гудки автомобилей ежесекундно. При этом не видно такой нищеты, как в странах Африки. Бедные люди есть, встречаются и нищие, сидящие на улице, но их не так много, как в соседней Индии… или в американском Лос-Анджелесе. А беднее всего, среди азиатов, живут жители соседнего Афганистана – причиной почти непрерывные сорок лет войн и разрухи.

Я постепенно осваивался в Карачи. Особенность дома Фейсала была такова, что выйти или войти в дом можно было только одновременно с хозяином. Звонить в звонок на воротах было нельзя – звонок принадлежал родственникам Фейсала, которые жили на первом этаже (он сам – на втором) и терпеть не могли всяких гостей и вписчиков. Также, предупредил он меня, если остановит полиция, нельзя ни в коем случае признаваться, что я живу у него. Потому что уже были проблемы: один гость-интурист случайно или специально попал в какую-то охраняемую зону, там фотографировал, потом был задержан – после чего к Фейсалу наведывались местные КГБшники, подозревая, что он приютил иностранного шпиона.

13 ноября мы сходили вместе с Фейсалом в местный тренажёрный зал. В Пакистане тоже есть свои любители турников, штанг и тренажеров, но их немного. Уличных спортплощадок вообще почти не найти в стране, я только один раз встретил турник в парке в Исламабаде. Фейсал, впрочем, имеет штангу, турничок и гантели дома. Мы посетили тренажёрку; необычной трудностью оказалась жара – уличная температура и духота проникли и в этот подвал, хотя мы пришли пораньше, самыми первыми.

На распечатке визы написано – «Islamic Republic of Pakistan». В мире всего несколько стран, в названии которых есть слова «Исламская республика». На данный момент (зима 2021—22 гг) это только Исламская Республика Иран, Исламская Республика Пакистан и Исламская Республика Мавритания. Утратили такое название: Афганистан (с августа 2021 года это не республика, а Исламский Эмират Афганистан), Коморы (была Федеральная исламская республика Коморские острова, а сейчас Союз Коморских Островов) и Гамбия (она была Исламская Республика Гамбия с 2015 до 2017 г). Есть ещё исламские страны, в названии которых нет этих слов «исламская республика» – самая известные из них Саудовская Аравия, Арабские Эмираты, а также Арабская Республика Египет (АРЕ).

То есть вроде бы, декларативно, в Пакистане весь государственный порядок должен соответствовать шариату (исламскому праву). Реально, многие внешние признаки выделяют Пакистан как одну из самых мусульманских стран планеты. Большинство мужчин бородаты, большинство людей совершают молитву и не употребляют алкоголя, почти все женщины на улицах одеты строго по шариату, скрывая свои волосы и руки, а некоторые скрывают даже лицо, одевая бурку (чадру).

Многие мужчины ходят в халатах, детей нередко отдают в мечетную школу (медресе), часто совершают намаз на месте, где их застало время азана, призыва на молитву: продавец – в своём магазине, охранник – на своём рабочем месте, пассажир поезда – в вагоне. Относятся хорошо к бедным и нищим, жертвуют свои рупии бедным, а со всех банковских вкладов первого числа месяца Рамадан взимается 2,5% налога, опять же, на исламскую благотворительность. Но, как мне объяснили местные жители, полностью исламское право тут не работает, руки за воровство не отрубают, палками за пьянство не бьют, и женщинам не запрещено ходить с обнажёнными волосами – просто они этого не делают, считая это постыдным и противоречащим религии. Женщины в мечети не ходят, и женского отсека почти нигде в мечетях нет, они молятся дома.

Мечетей в Карачи, как и во всей стране, очень много. Впрочем тут не так, как в Саудовской Аравии – на момент молитвы не закрывают все офисы, магазины и конторы. Если владелец магазина религиозен, то он может закрыть лавку на десять минут, вывесив объявление: закрыто на молитву. Такое случается, но не у всех. Из пакистанского народа происходят тысячи активных проповедников ислама, которых я встречал уже почти по всему миру – и в Европе, и в Азии, и в Африке. Каждый год более 200 тысяч пакистанцев совершали хадж, и единственный период, когда хадж из разных стран не производился – это нынешняя эпоха коронавируса.

В пятницу, день пятничной молитвы (джума), большинство мужчин собираются на молитву и проповедь. Внутри мечетей все тогда не помещаются – служители заранее стелят коврики и циновки на асфальте. Дорожное движение в пятницу уменьшается, хотя не полностью исчезает: есть люди, которые игнорируют мечеть и проповедь или просто молятся дома.

Есть и несколько процентов светских пакистанцев. Среди них нередко распространены: знание английского языка, иногда и очки; порой – отсутствие бороды, иногда усы; желание ездить в европейские страны или даже в США. Среди постоянных посетителей сайта гостеприимства Couchsurfing много именно таких людей, западной ориентации. Мне же, благодаря моим свойствам характера, было удобно общаться и с обычными религиозными пакистанцами, и со светскими.

Первые дни я только примеривался к Пакистану. Посетил несколько мечетей – они хорошо посещаемы, многие люди совершают тут, как и положено, по пять молитв ежедневно, и стараются совершить их в ближайшей мечети. В одном из центральных парков осмотрел гробницу основателя Пакистана, Мухаммада Али Джинны – беломраморное здание с куполом, похоже на мечеть. Мавзолей считается символом Карачи, как в Москве символом является Кремль, а окружающий его парк – типа как местная Красная площадь.

На входе в парк полисмены проверяют вещи и отбирают фотоаппараты, что не мешает посетителям снимать на телефоны (к телефонам отношение более лояльное). В парке, как я узнал, периодически возникают разные протестующие, достающие из одежды всякие плакаты, но на момент моего посещения никаких революционеров не было видно, да их, вероятно, быстро свинчивает полиция.

Ещё побывал в большой мечети, в которой похоронен религиозный деятель, суфий, один из первых распространителей ислама в этих местах Абдуллах Шах Гази (720—773), он родился в Аравии, в Медине, а умер здесь неподалёку. Мечеть, как и парк с могилой Основателя, охранялась бдительными полисменами, которые впрочем легко пропускают всех желающих. Удивило, что вода для омовения в этой мечети, вытекающая из храмов – солёная.

В память святого вокруг этой мечети происходит раздача бесплатной еды для бедняков; из-за этого вокруг имеется повышенная концентрация нищих и бомжей. В целом же бомжей было меньше, чем в похожих по размеру городах Индии (Мумбай, Дели, Калькутта).

Вблизи моря стояло несколько небоскрёбов этажей в сорок пять, ещё несколько строились. Как потом оказалось, Карачи имеет единственные небоскрёбы в стране. Даже столица, Исламабад, не может пока похвастаться такими высокими зданиями. А вот набережные и прибрежные пейзажи в Карачи не впечатляют.

Дорожное движение в городе доставляло мне немало хлопот. Мотоциклисты, автобусы, машины-водовозы с большими бочками, трёхколёсные моторикши, овощные фургоны и тележки мелких продавцов – мало того, что движение непривычно левостороннее, оно ещё и хаотическое. Люди перебегают дорогу где попало, не обращая внимания на поток машин. Пару раз я видел аварии – мотоциклисты сталкивались, но, поохав и поругавшись друг на друга, поднимались и продолжали движение.

Первую лекцию о своих путешествиях я наметил на 13 ноября. Первый блин комом: посещаемость оказалась низкой, пришло 7 человек. Посещаемость лекции – 0,5 чел на миллион жителей. Причин несколько – жара, лень, плохая реклама, трудности с нахождением места: тут, даже имея так называемый «адрес», даже местному жителю найти не просто нужную локацию. В отличие от России, где каждый дом имеет нормальный адрес – улица, номер дома, – тут в хитросплетении улиц трудно что-то найти, путаются и таксисты, и сами местные жители. Ещё сложнее понять «адрес» в странах Африки, где почти все «адреса» такие: спросить Ибн Абу Филя напротив хлебной лавки за мечетью Хазрата Али в таком-то районе. Трудно им и самим тащиться с таким транспортом с другого района Карачи – хотя я пригласил всех, кто приглашал на ночлег меня. Но проехать двадцать километров с другого конца города – это целая экспедиция… Следующие лекции в Лахоре помогут мне разобраться с тем, является ли случайностью низкая явка – или закономерностью.

Пакистанская железная дорога

Читатели и друзья мои знают, что меня интересуют железные дороги, и я ездил на поездах во множестве стран мира (примерно в 70 странах). Не исключение и Пакистан. Но в отличие от нашего возвращения из Индии в апреле 1998 года, когда мы с Максом Крупновым и Русланом Кокориным проехали треть Пакистана «зайцем» (влезли в переполненный поезд, а контролёр не смог поместить себя), – в этот раз я решил ехать цивильно, в плацкарте, с билетом.

Я сходил заранее на вокзал. В Карачи два крупных вокзала – Karachi-city (в центре старого города) и Cantonment (ближе к месту моего проживания), оба построены в колониальные времена. Cantonment – более значительный вокзал, там народу толпится побольше. В отличие от России, тут ещё не распространилась традиция сканировать все вещи специальным рентгеном. Но и хороших указателей тоже нет, всё приходится спрашивать, и сотрудники посылают в разные стороны.

Расписание и цены на вокзале Карачи попались урдуязычные: ПакЖД не являются дружественными к иностранным пользователям. Язык урду записывается примерно теми же буквами, что и арабский или фарси. Поэтому тот, кто умеет расшифровать арабский, тот и урду расшифровать сможет. Пригородных поездов в Карачи я не обнаружил, нашёл только дальние – но может быть, где-то есть и платформа для пригородных поездов? Не встретил их расписания вовсе. Железная дорога не электрифицирована, все поезда тянут тепловозы.

В отличие от индийских бомжовых железных дорог, где царит хаос и сотни, тысячи людей едут, стоя на одной ноге в общем вагоне, в разные города (но зато билет там можно не брать…), где сквозь толпу людей продирается толпа продавцов, – в наше время в пакистанских поездах распространён проезд с билетом, на местах, указанных в билете, или хоть на каких-то, но местах. И контролёры ходят, а продавцы заглядывают в окна только на станциях. После 1998 года пакистанцы улучшили свою железную дорогу, люди оплачивают проезд, как положено. Такое же изменение произошло в последнее двадцатилетие и с индонезийскими железными дорогами.

В ПакЖД ездить недорого. Плацкарт на 1250 км от Карачи до Лахора стоит 1850 рупий (11$). Давно уже мне было известно, что иностранцы могут получить скидку до 25%, но сам я это ранее не проверял. А потом, прочитав пост моего знакомого Andy Dude (Андрея Манчева), что недавно был в Пакистане – я решил попробовать. Скидка даётся не в самой кассе – нужно найти DS Office, который есть в крупных городах недалеко от исторически главной станции.

DS – Divisional Superintendent, это мудрёное выражение осталось с колониальных времён. Офис в Карачи (он находится близ станции Karachi city в старой части города) явился весьма старым зданием, где за облезлыми деревянными столами британских времён, окружённые кривыми и полусломанными шкафами колониальной эпохи, сидели безвременные какие-то мужики в халатах. Мне нужно было найти Commercial Branch – вы тоже так делайте. Работники, обрадованные сменой обстановки в своей рутинной и почти несуществующей работе, стали изучать мой паспорт, ксерить его, попросили заполнить анкету, попутно принесли мне чай. Полчаса меня записывали в какие-то пыльные книги; видно, что занятие это им приятно, но иностранцев, желающих скидку, немного. Наконец, через полчаса я получил бумагу, дающую скидку. Это бланк, напечатанный очень много лет назад, в него вписано моё имя, направление движения, дата и номер поезда.

Бумага одноразовая и действует только на один заказ. С ней я иду в кассу и получаю настоящий билет. Бумага остаётся в кассе, так что потом, когда мне опять понадобилась скидка, мне нужно было получать новую бумагу. Итоговая цена билета до Лахора (1250 км) вышла 1550 рупий (600 рублей или же 8 долларов, менее чем по 50 российских копеек за километр). Значит – мне скинули 300 рупий, стоимость трёх обедов в Карачи.

Приобретение билета на Пакистанские ж. д. в интернете пока не осуществляется. Даже полное расписание в Сети посмотреть невозможно. Все сайты устроены по хаотическому, для меня, принципу: написано название поезда (например: «Хайберский почтовый», «Кашмирский скорый», «Пакистан экспресс», «Тезгам экспресс» и т.д.) и время, в которое он отправляется с конечной станции. Отдельно нужно где-то искать, через какие станции этот «Пакистан экспресс» идёт и сколько стоит билет – на сайте не вся эта информация есть.

Билет на поезд у меня появился. Я немного освоился в Карачи, выучил и вспомнил местные цифры, понял, сколько стоит лепёшка хлеба (15 рупий) и тарелка еды (50 рупий самая простейшая, 100 рупий более сытная, но без мяса; с мясом дороже). Понял, что страна мягкая и безопасная, за двадцать лет не испортилась. Карманные воры, которыми меня пугал Фейсал и прочие, не успели у меня ничего прикарманить. Я быстро привык к местному климату и часовому поясу, а также к остроте местной пищи.