Возвращение в Пакистан

Итак, проведя несколько дней в Карачи, я покинул Фейсала – оставил у него на хранение некоторые временно ненужные вещи и излишки книг на русском языке. Пошёл на вокзал, сел на поезд и покатился в Лахор. Поезд отправился почти без опоздания, все пассажиры заняли свои места, стоячих и висячих людей не было видно. Хотя над железной дорогой не было видно проводов электрификации, поезд быстро набрал большую скорость – свыше 80 км/ч – и останавливался довольно редко, раз в сто километров примерно.

На ПакЖД я не увидел столько зайцев и бичей, как в соседней Индии. Вроде, вообще нет безбилетников. Не обнаружилось и никаких пригородных поездов, в которых могли бы скрываться простейшие граждане. На крышах поездов и снаружи локомотивов не было никаких пассажиров (в отличие от Бангладеш, где я видел сотни людей, проезжающих на крышах вагонов). Строгий контролёр сопровождался солдатом с автоматом, который вероятно должен был расстреливать безбилетников. Виднелись даже свободные места. Розеток в плацкарте нет, вагоны довольно старые. Вода в туалетах присутствовала. Мыло и туалетная бумага – не были обнаружены.

Полки в плацкарте трехъярусные. На нижней полке и на верхней можно находиться в любое время, хоть круглосуточно, а средняя полка – откидная, и раскладывается только на ночь, на время сна. Хорошее отличие от нашего российского плацкарта – большая длина полок. Каждое койко-место имеет протяжённость 1,9 метра, поэтому даже длинноногие пассажиры не свисают пятками в проход. Это потому, что индийская и пакистанская ж.д.колея шире российской: 1676 миллиметров (в России, СНГ, Монголии и Финляндии – 1520 мм). Лишние 15 сантиметров ширины колеи и дают дополнительную длину пассажирских коек. А вот боковых лежачих мест в пакистанских поездах нет. Вместо них – только сидячие места, а над ними – багажная полка. То есть кому-то достаётся лежачее место, а кому-то, кто едет на небольшое расстояние – ему дают сидячее.

Есть вентиляторы. В поезде существуют кондиционированные вагоны, они дороже, но мне они и не нужны. Кипятка в поезде нет, чайные продавцы заглядывают изредка. Пассажиры – мужчины, женщины, дети, как в обычном поезде, смотрели в окно, протирали свои телефоны, ели, покупали чай на станциях. Мобильная связь и интернет работали вблизи всех городов, которые попадались по дороге.

В 11.40 утра поезд прибыл в Лахор, в котором я не был 23 с половиной года. Расстояние в 1250 км поезд прошёл за 17 часов, что весьма даже быстро для этой азиатской, не очень богатой, страны.

Пакистан и королевский вирус

Многие спрашивали меня, как там в Пакистане с модным нынче вирусом. Да мне и самому было интересно! Ведь с такой плотностью населения (220 млн. жителей в стране) все давно могли были заразиться и умереть? Но почему-то все живы, и статистика показывает, что заболеваемость вирусом и смертность от него в Пакистане в десятки раз меньше, чем в России или некоторых других странах, хотя процент привитых меньше, чем у нас.

Как пакистанцы так эффективно победили вирус? Внешне – никак. Маски добровольно носит 3—4% населения, и часть из них – религиозные женщины, у которых и в мирное время лицо закрыто, а другие – мужики на мотоциклах, для защиты от пыли. Требуют нацепить маску на входе в крупные торговые центры и в метро. Да, в Лахоре год назад открылась первая линия метро, ее создали китайцы, они же, наверное, и рекомендовали носить маски! Ещё в паре мест просили маску предъявить, и всё пока.

На обычных улицах шум, толчея, в автобусах все без масок плотно, в мечети 2% в масках, а справку о прививке спросили у меня только при регистрации на самолёт. Внешне же никаких перемен, разве что нищие теперь ещё и масками торгуют. (На территории университета больше масок, сам университет такое ввел правило.)

Почему же всё так спокойно? Думаю, есть несколько причин. Во-первых, Пакистан – родина сотен вирусов, к которым люди уже адаптировались с веками. Во-вторых, тут все так плотно живут, что переболели новым вирусом в самом начале и в незаметной форме. Третье – сказывается и невысокий средний возраст: страна в основном молодежная. А кто дожил тут до 70 или 80 лет, он сам уже ходячий антивирус, таких уже ничего не берёт. Ну и важно то, что паки привычно не беспокоятся, не нервничают по поводу разных вирусов. А оптимизм, он тоже приводит к здоровью.

Будьте здоровы и вы, товарищи читатели! А я пока не привык к тому, что в тех местах, где нужно есть руками, эти самые руки и помыть негде. Укрепляем иммунитет на месте. Но всё же, неплохо было бы купить какую-то стерилизующую жидкость, для обеззараживания рук. Всем советую такую жидкость брать с собой ещё из дома – или обеззараживающие салфетки, если жидкость сложно провезти в самолёте.

Лахор в 1998 и 2021

Помню, как в 1998 году я и мой тогдашний попутчик Володя Шарлаев – мы приехали в Лахор автостопом в начале марта 1998 года. После долгого путешествия по горным, извилистым дорогам между Кветтой и Лахором, мы вечером прибыли в огромный, шумный, чрезвычайно хаотический город и заночевали где-то на крыше гаража, не найдя ночью никакого другого приличного пристанища.

Сейчас мне не надо было ночевать на крыше гаража. Меня был готов приютить человек по имени Шахид, бизнесмен, с большим количеством хвалебных отзывов на сайте Couchsurfing. Я планировал провести четыре дня в Лахоре и рассмотреть, насколько изменился за 23 года этот – как мне казалось в 1998 году, самый грязный город мира.

Изменения действительно произошли. Появилось метро – первое метро в Пакистане! Пока всего одна линия, проходящая через весь город, на 27 километров. Создали это метро китайцы. Чудо техники было открыто осенью 2020 года, всего один год назад.

Лахорцы ещё не все освоились с новым видом транспорта, идущим на огромных опорах прямо над городом (только пара станций сделаны подземными). Стоимость проезда – 40 рупий (16 рублей), независимо от расстояния, соотносится с общим низким уровнем цен в стране. На входе в метро нужно иметь маску от коронавируса – вероятно, это требование придумали китайцы, создатели метро, что открыли его в коронавирусную эпоху. Есть ещё правила, из которых самое интересное то, что нужно приобретать для входа в метро строго по 1 жетону, сперва приложить при входе, а потом при выходе опускать их в выходной автомат. Купить больше одного жетона нельзя – за каждым автоматом и каждым покупателем смотрит специальный охранник, который следит, чтобы человек купил только один жетон и тут же опустил его в автомат. Мои попытки купить несколько жетонов не увенчались успехом.

Люди в Лахоре ещё не полностью уверовали в метро. Видно, что побаиваются эскалаторов, побаиваются шустрых новых поездов. Проезд на метро, 40 рупий, дороже, чем проезд в автобусе, поэтому тут в основном люди не самые бедные. Торговцев и попрошаек в вагонах нет. В метро крутится видеореклама, она рекламирует само метро и блага пакистанско-китайского сотрудничества. На экранах показывают этапы строительства метро, вежливые китайцы, уверяющие, что создали метро, со специальными мусульманскими особенностями, с женским вагоном и восточным колоритом на станциях (хотя реально почти все станции надземные и одинаковые, только пара подземных станций с какими-то узорами). На этих же экранах показаны пакистанские рабочие, студенты, которые говорят, как им нравится метро, как ускорилось их передвижение, благодарящие китайцев за создание метро и прочее. Такая социальная реклама только и крутится, я проехал раз десять в метро, и во всех вагонах только такая и показывалась непрерывно. В перерывах между рекламой можно смотреть в окна – метро идёт на высоте 20 метров над городом, и с него отличный обзор всего мегаполиса, хотя фотографировать не всегда удобно, потому что стёкла мутные. На станциях фотографировать не разрешается, в вагоне можно.

Кроме появления метро, что изменилось? Появился метробус: вторая линия скоростного транспорта, идущая примерно перпендикулярно метролинии. Линии метробуса идут над улицами на таких же опорах, что и метро; иногда метробус спускается на землю. Стоимость проезда – 30 рупий (12 рублей), и он постоянно сильно переполнен. Автобусов не хватает, и в каждом сочленённом бусе едет человек по триста, не обращая внимания на облезлые объявления «В связи с коронавирусом предельная вместимость автобуса – 60 человек».

Кроме появления метробуса и метро, город так, на мой взгляд, не особенно изменился. Всё так же гудят гудками машины, сотни и тысячи продавцов торгуют миллионом товаров, по узким улочкам старого города тащатся телеги с грузами, муэдзины призывают на молитву, а на окраинах, за стенами и заборами особняков живут представители богатых слоёв населения. Вот эти слои, действительно, за 23 года стали богаче. Параллельно с телегами, с уличными парикмахерами и продавцами овощей с тележек, появились владельцы хороших красивых автомобилей (они и раньше были, но выросли числом и лоском), построены на окраинах приличные кварталы, рестораны и даже торговые моллы, уже не все пакистанцы ходят в башмаках на босу ногу. В 1998 году носки имели менее чем 1% пакистанцев, сейчас носки надевает большинство! А вот людей, держащих в руках автомат, стало визуально меньше – раньше очень много было автоматчиков, а сейчас это в основном лишь менты и охранники. Продали автоматы и купили носки, выходит, так.

Расплодились приличные рестораны, и гостиницы – они были и раньше, но их стало больше, а количество совсем уж бедных людей осталось прежним. То есть нижний слой остался на месте, а высший слой стал ещё более высшим и богатым, ну и, на мой взгляд, богатые люди увеличились в числе. Или я раньше не заметил их? Не, дело не в этом. Видно и по дорогам, и по машинам, что жить стало лучше и веселей. Кое-кому, не всем.

Мистер Шахид Н., который предложил мне приют в Лахоре, был как раз из таких бизнесменов, что создают Пакистану видимость процветания.

Я подъехал на конечную станцию метро, где и стал ожидать хозяина вписки. Через некоторое время появился и он, на машине. Цивильный дядька без бороды. Если появится такой в Москве, подумают, наверное, что это бизнесмен из Средней Азии, таджик интеллигентный. Он и повёз меня к себе на квартиру. Как оказалось, у него есть свободное жилище в трёх километрах от конечной станции метро, сам он там не живёт, только иногда вписывает своего брата, приезжающего из Исламабада.

«Главное, – сообщил мне Шахид Н., – не говори пакистанцам на лекции о том, что я тебя вписываю в свободную квартиру. От других пакистанцев это большой секрет! Если кто-то узнает, то будут проситься ко мне пожить, потом приведут своих друзей и родственников из деревни, и потом очень трудно будет очистить квартиру от них!» Я пообещал про эту квартиру никому в Пакистане не рассказывать и полное имя его всем не открывать.

Забросили вещи в квартиру; во второй половине дня ещё съездили в разные места Лахора – показать меня знакомым Шахида. Хотя сам он был приличным бизнесменом и посетил пару десятков стран, всё же тут даже среди высших слоёв общества «обладание» почти что белокожим другом является признаком высокого статуса. Поэтому мы посетили, невзначай, несколько разных офисов, контор, где находились чиновники или бизнесмены, знакомые моего нового знакомого; с ними он перекидывался несколькими словами по делу, а потом говорил, что вот, смотрите, у меня есть друг из России. После таких переездов туда-сюда стемнело, и я был возвращён в квартиру, где пакистанец меня и оставил.

Рассказал, как пользоваться квартирой, как запирать дверь, ну и всё, жилище было в моём распоряжении. В квартире была цивильная мебель, кровать, стулья, санузел с холодной и даже горячей водой, газовая плита, розетки, электрочайник, картины или репродукции картин на стенах, портрет Мухаммада Икбала, местного поэта («духовный отец» Пакистана), балкон с видом на соседние дома этого микрорайона. Только wi-fi не было своего, да и не было стиральной машины – тут такая штука пока ещё редкость. А так, просто идеальные условия для того, чтобы сидеть, печатать что-то на компьютере и… и никуда не вылезать, потому что квартира всё же километрах в пятнадцати от центра города. Спасибо за гостеприимство!

Чтобы вылезать в город, приходилось себя подпинывать. Зато можно было делать зарядку утром или вечером, никто не отвлекал и не беспокоил. В трёх километрах находился огромный торговый молл, в нём был супермаркет, где были представлены все цивильные продукты Пакистана, в упаковочках и бутылочках. Я внимательно обошёл его, чтобы посмотреть, что производит страна, и можно ли тут оплатить хоть что-то по российской пластиковой карточке (оказалось, что можно). В целом, из еды в магазине было почти всё, кроме чёрного хлеба. Мало было молочных продуктов и консервов – большинство консервов оказались импортные. Соки-воды, газировки меня порадовали, я даже набрал достаточно и притащил в квартиру.

На границе Пакистана и Индии

На следующий день у меня было запланировано посещение индо-пакистанской границы, которая, с лёгкой руки сэра Рэдклиффа, проходит в шестнадцати километрах к востоку от Лахора.

Всего 75 лет назад индийский субконтинент был единым пространством, а жители Дакки, Карачи и Калькутты не были разделены границами. Но с Британской Индией, как я уже рассказывал, произошло то же, что и впоследствии с нами (с СССР). И хотя ещё живы миллионы людей, рождённых в Британской Индии, более молодые сотни миллионов преобладают – они живут в Индии, Пакистане, Бангладеш, и границы с соседями обычно не пересекают.

Между Индией и Пакистаном основная проблема – северный штат обоих, Кашмир: каждый думает, что он именно их неотъемлемая часть. Разделивший «сиамских близнецов» сэр Рэдклифф отнёс Кашмир к Индии. Но как только флаги независимых двух стран поднялись на разных частях субконтинента, правители обеих стран озаботились спорным регионом, на которые претендовали обе страны. Новорожденные страны – сиамские близнецы, только успев родиться, были кроваво разрезаны и громкими криками заявили о своём существовании – и тут же, истекая кровью, сцепились в схватке за Кашмир. И продолжают драться за него, спустя семьдесят лет, как старики в доме инвалидов могли бы драться за одну вставную челюсть, одну на двоих – но без особого уже успеха.

Махараджа (правитель) княжества Джамму и Кашмир времён раздела Индии (1940-х годов) долго не мог решить, куда ему примкнуть, к Пакистану или к Индии, или, может быть, потребовать независимость? Этот князь несколько месяцев думал, а потом, долго подумав, согласился присоединиться к Индии, а вот народ там был мусульманский и вроде как тяготел к Пакистану… Поспешно собранные войска обеих стран вошли в спорный регион, и, не дожидаясь референдума или решений ООН, захватили: индийцы – южную часть Кашмира, включая город Шринагар; пакистанцы – северную часть, включая город Гилгит. Позже, под шумок, вмешались ещё и китайцы и отцепили и себе кусок. Армии освободителей встретились друг с другом в горных ущельях и остановились, постреливая.

С тех пор войска, освобождающие Кашмир, стоят на своих позициях уже 70 лет, фронт не движется, и даже испытания атомных бомб обоими странами не помогло продвинуть вопрос Кашмира туда или сюда, хотя перестрелки на линии соприкосновения случаются. Иногда случается отвоевать какой-то кусочек, то есть освободить. Пакистанцы назвали северную часть Кашмира «Провинция Гилгит-Балтистан» и провели через неё шоссе в Китай – с большой помощью китайцев. Ещё от остальной части Кашмира удалось откусить кусочек и назвать его «Азад Джамму и Кашмир» (свободный Кашмир) со столицей в городе Музафаррабад.

Эти спорные территории, о которых я пишу, находятся далеко на север от Лахора. Тут же, рядом с Лахором, граница стоит неподвижно, споров с ней нет.

Шестимиллионный Лахор и большой индийский Амритсар – как наши Харьков и Белгород. Между ними не более пятидесяти километров. Когда-то я переходил эту границу дважды. Сейчас стало ещё сложней – отношения между странами опять плохи. Но пограничники должны работать, а патриотизм должен расти!

Каждый день, ближе к вечеру, тысячи людей с обоих сторон собираются на церемонию закрытия границы. С пакистанской стороны ближайший посёлок называется Вага (Wagah), с индийской – Аттари (Attari). С обоих сторон приходят туристы, зеваки, и организованные патриотические группы – делегации школ, колледжей, университетов, молодые девушки и парни, а вот стариков не видно. Собираются тысячи индийцев и пакистанцев (паков немного меньше). Для проявления патриотизма с обеих сторон границы построены высокие трибуны, как у стадиона – многолетние враги могут видеть и слышать друг друга. Посещение бесплатное.

Самые рослые пограничники охраняют границу с обеих сторон. Сюда, на важную такую границу, отбирают двухметровых, а головные уборы придают им ещё 30, а то и 40 сантиметров! Бравые бойцы.

Пакистанские пограничники на индо-пакистанской границе

На трибунах рассаживаются туристы, делегации со школ, университетов, воинских частей. Многих организованно свозят автобусами. Приходить лучше часов в 14—15, чтобы занять хорошее место. Я пришёл тоже заранее, и не прогадал. По пути к границе, за километр, обыскивают четыре раза, проверяют документы. Редкое явление, что требуют маску от вируса (на самом мероприятии ее можно снять, главное чтоб была при себе). Большие вещи проносить нельзя – их нужно сдать в камеру хранения. У меня был небольшой рюкзачок, с ним пропустили. Охранники, заметив иностранца во мне, посадили меня в довольно хорошее место, откуда было много чего видно.

Наконец, начало. С обеих сторон играет очень громкая музыка, – может быть, это гимн. И многокиловаттные динамики, ростом с человека, орут патриотические песни: «Пакистан! Пакистан!!»

На той стороне вопят индийцы (не путать с индейцами), но их меньше слышно. А «наши» какие бравые! Всё громче, громче. Пакистан зиндабад!! (да здравствует Пакистан!) Аллаху Акбар!! (Бог велик!) Мы победим! Кашмир наш!!

Наконец, началось. Непобедимые бойцы Пакистана в чёрной униформе очень быстрым шагом устремляются к забору, готовы разорвать врага. Ноги поднимают выше уровня носа, похожи на ветряные мельницы. Там, за забором, то же самое, только в униформе песчаного цвета. Две толпы раскалены до крайности. Солдаты следят, чтоб мы не убежали со своих мест, а сидели на отведенных креслах типа амфитеатра. Люди постарше снимают на мобильные телефоны. Молодые, не имеющие телефонов по бедности, орут. Самые хитрые и деловые снуют между рядов и продают сахарную вату, орешки, флаги Пакистана по 100 рупий, значки.

Пакистанские «болельщиики»

Бойцы увеличиваются в числе. Кстати, подошли и женские войска! Все маршируют, высоко поднимая ноги, кричат, звенят оружием. Наконец открывается забор (ворота раздвижные) и враги уже в двух метрах друг от друга, прямо как будто бегут навстречу друг другу. Неужели столкнутся? Но нет, это декорация: вояки-громилы двух враждующих стран останавливаются друг напротив друга на расстоянии метра, пакистанцы вращают безумно расширенными глазами, машут кулаками, в ответ кулаками и руками машут индийцы. Как я заметил, что глаза у них расширены? Это я обнаружил потом на каком-то чужом фото, а так глаза пакистанских погранцов я не видел, ведь они были спиной ко мне, а лицом к вражеской Индии.

Обе толпы бушуют, ревут динамики: «Мы победим!! Да здравствует Пакистан (Индия)!! Ни пяди земли не отдадим врагу!! Товарищ генерал, разрешите осуществить разгром врага!» (Перевод предположительный.)

Бойцы с автоматами, встроенные в толпу зрителей, следят, чтобы мы не вскакивали со своих мест и чтобы мы в экстазе не побежали рвать в клочья представителей противоположной стороны за забором. Предполагается, что рвать в клочья индийцев мы, конечно, готовы, просто давайте ещё накопим силы и подготовимся получше и скоро разгромим всех. Но сейчас зрителям не нужно бежать с кулаками, за этим смотрят.

Развеваются знамёна. Кроме флажков, купленных за сто рупий, ими уже овладели сотни людей, есть и большие знамёна, принесённые специальными затейниками, а также барабаны. Есть портреты вождей; наша сторона украшена портретами Мухаммеда Али Джинны; были ли у патриотов Индии фотографии Ганди, не знаю – не разглядел. На той, индийской, стороне надпись по-английски: «Индия. Передний край обороны Родины». На нашей стороне над выходом в сторону Лахора – «Баби Азад» – прочитал я на урду. Перевести это и мне несложно, на фарси было бы примерно так же: «ворота свободы».

Воины грозят друг другу кулаками, машут руками, даже глазами пугают, кричат! Бьют барабаны, маршируют туда-сюда знаменосцы, тысячи людей кричат: «Аллаху Акбар! Пакистан зиндабад!! Пакистан!!»

Раздвижные ворота пробыли открытыми минут двадцать. Затем пограничники аккуратно снимают (спускают) флаги, медленно-медленно, следя, чтобы ни на сантиметр не оказался один флаг ниже другого. Ещё немного угрожают друг другу и ворота закрываются. Можно видеть напоследок тех, индийских молодцов. Двери закрылись, играет, вероятно, гимн. Или два гимна одновременно, перекрывая друг друга – ничего не разобрать от шума. Основная часть действа закончилась. Теперь можно подойти – сфотографировать особо крупных работников погранвойск, и даже самому сфоткаться с ними в пяти метрах от Индии.

«Мы ведём войну вот уже семьдесят лет, нас учили, что жизнь – это бой, но по новым данным разведки мы воевали сами с собой…» (Борис Гребенщиков).

Интересно, какой сейчас поток грузов, машин и туристов через границу? Автомобили, понятное дело, границу не пересекают, на плохие взаимоотношения стран ещё ковид наложился. Сами граждане Индии иногда пересекают границу, например, отправляясь в паломничество к сикхским святым местам – такая опция сейчас есть, но тут их будут встречать на отдельном автобусе. Я так понимаю, что переход границы происходит утром, а церемония выплеска патриотизма – после обеда. Грузооборот сейчас, кажется, нулевой, хотя, по слухам, иногда индийцы продают пакистанцам коров. Почему коров? Потому, что в Индии коровы священные животные, убивать и кушать их нельзя, а пакистанцы могут их скушать. Священных коров в Индии очень много, излишки надо куда-то девать. Остальные же товары, если нужно с одной страны перепродать в другую, переупаковывают, везут, скажем, в Эмираты, фасуют, наклеивают бирку «Сделано в О. А. Э.» и везут уже по назначению. А могут в Эмираты и не везти, просто наклеивают такую бирку, а товар в Эмираты едет только по бумагам. Сам я никакого грузопотока и фур на границе не видел.