Вендетта. День первый

– Это он! Степан! – выдохнула Лидочка. – Он в шкафу спрятался! Господи, что сейчас будет!

– Ну, мне точно пора! – заявил бородач. – Сама со своим мужем-придурком разбирайся. Если он до того дошел, что в шкафу засаду устраивает...

Лидия Мироновна приблизилась к шкафу и ласковым голосочком просюсюскала:

– Степочка, я тебе все объясню, золотой мой! Уверяю тебя, ты не так все понял! Давай только без сцен, а поговорим как цивилизованные люди!

И Хрипунова распахнула шкаф. Настя от ужаса глотнула пыльного, пропитанного нафталином воздуха и снова оглушительно чихнула. Облаченная в комбинацию Лидия Мироновна уставилась на незнакомую девицу, попятилась, наткнулась на грядушку кровати...

– Не бойтесь! – сказала Настя, вылезая из шкафа. – Я не любовница вашего мужа, уверяю вас. Сейчас я все вам расскажу по порядку...

Лидия Мироновна дико завопила, причем с такой силой, что у Насти заложило в ушах. Крик Хрипуновой больше походил на завывание сирены, оповещающей жителей о налете вражеской авиации. Лидочка схватила стул и швырнула его в Настю. Девушка чудом увернулась, и стул ударился о шкаф.

В спальню влетел бородач, успевший напялить штаны.

– Степан Игнатьевич, не бейте Лидочку! – вопил он, но слова так и застыли у него на губах. Толик тупо уставился на Настю.

– Она! В шкафу! Там! – тыкая в нее пальцем, кряхтела Лидия Мироновна. – Ух, тварь!

Настя попятилась, споткнулась о стул и полетела на пол.

– Прошу вас, я могу все объяснить! – залепетала девушка. – Я тихонько взяла ключи у Марьи Прокофьевны, потому что мне очень надо было побывать в вашей квартире, но так, чтобы вы ничего не знали. Речь идет о жизни и смерти, тайна связана с моими погибшими родителями!

На Настю надвинулся бородач, поигрывавший мускулами и свирепо взиравший на нее. Лидия Мироновна схватила трубку телефона, стоявшего на прикроватной тумбочке, набрала две цифры и затараторила:

– Милиция? Срочно выезжайте по следующему адресу... Что случилось? Воровку в квартире задержали, вот что случилось! Меня зовут Лидия Мироновна Хрипунова. И свидетель есть – мой... коллега, санитар Анатолий Геннадьевич Полянский. Как быстро приедете? Хорошо. Только шевелитесь! Да, пока мы с ней справимся!

Положив трубку на рычаг, Лидия Мироновна повернулась к Насте и заявила:

– Ну что, дрянь, я лично прослежу за тем, чтобы ты оказалась на зоне. А теперь, Толик, одевайся. Милиция приедет минут через пять. Скажешь, что помог мне сумки донести до дома. Этой гадюке, что бы она ни утверждала, все равно никто не поверит.

* * *

– Анастасия Всеволодовна, в ваших же интересах сотрудничать со следствием и сделать чистосердечное признание, – заявил молодой тип, сидевший за письменным столом.

Настя посмотрела на него – чуть старше ее, а уже распоряжается человеческими жизнями. Вернее, в данный момент от него зависит судьба только одного человека – ее самой. Следователя звали Андрей Олегович Воскобойников, ему было вряд ли больше двадцати пяти, и особой красотой он не отличался – рыжие волосы, веснушчатое лицо, белесые брови. Однако обращался следователь с Настей корректно и вежливо, что заставляло надеяться: Воскобойников во всем разберется.

Девушке не хотелось вспоминать о том, что произошло в предыдущий день...

Милиция в самом деле приехала достаточно быстро – пусть не через пять, а через десять минут, но Лидии Мироновне и ее любовнику хватило времени, чтобы одеться, привести себя в порядок и замести следы прелюбодеяния. Настя имела глупость угрожать им, заявив, что если они отпустят ее и скажут милиции, что вызов был ложным, то она будет держать язык за зубами и не расскажет о том, чему стала невольной свидетельницей. Услышав такие слова, санитар Полянский поднес к лицу Насти внушительных размеров кулак и пригрозил:

– Пигалица, я ведь сейчас могу тебе рожу расквасить и вообще дух из тебя вышибить, и Лида подтвердит, что ты пыталась на меня с ножом напасть, так что я защищался и имел право тебя кокнуть. Забудь, что видела. И вообще, ты ничего же и не видела!

– Кто ей поверит? – поддакнула Лидия Мироновна. – Обычная домушница пытается выгородить себя, сочиняет небылицы. Никто в милиции и прокуратуре ее и слушать не будет!

Перед прибывшей милицией Лидия Мироновна и санитар Полянский разыграли отличный спектакль – в один голос заявили, что Анатолий Геннадьевич помог донести Хрипуновой до квартиры сумки, и тут-то они застали с поличным воровку, которая обшаривала шкаф.

Настя пыталась оправдаться, однако ее никто не слушал, а один из милиционеров только цыкнул на нее:

– Заткнись-ка! Значит, это ты на нашем участке уже полгода обчищаешь квартиры? Вот ведь шалава! У нас из-за тебя головная боль!

– Да, конечно, она! – услышала Настя приглушенные голоса на лестничной клетке. – Вне всяких сомнений! Она мне сразу не понравилась, взгляд у нее был какой-то бегающий...

Но хуже всего было выступление Марьи Прокофьевны. Старушка давала показания сразу двум милиционерам, а заметив Настю, ткнула в нее пальцем и заголосила:

– Точно, точно, вот она преступница! Заявила мне, что от военкомата подарки разносит, а я, старая дура, уши развесила. Она даже овсяных печенюшек принесла, а сама ключ хрипуновский у меня сперла. Наверняка когда якобы в туалет ходила. Я-то еще удивилась, почему вода все не льется, бачок-то ведь обычно ревет, как реактивный самолет. А она ключ в то время тырила!

Настю запихнули в милицейский «уазик» с зарешеченными окнами и доставили к большому желтому зданию, в котором располагался следственный изолятор. Девушка попыталась поставить сопровождавших ее милиционеров в известность о том, что хочет немедленно побеседовать с прокурором, на что те ответили:

– Вот вызовут тебя на допрос, там и расскажешь, как квартиры обчищала.

Насте пришлось пройти через процедуру снятия отпечатков пальцев и сдать все свои личные вещи, после чего ее по гулким коридорам отконвоировали в одну из камер. Заскрежетала дверь, Настя оказалась в большом помещении. Такое она видела только в кино про милицию, а теперь самой пришлось оказаться в столь малоприятном месте.

В нос ей сразу же ударил острый запах давно не мытых человеческих тел и экскрементов. Настя замерла на пороге. Конвоир подтолкнул ее, захлопнул дверь и, распахнув зарешеченное оконце, предупредил:

– Будете шуметь, бабы, плохо придется!

Девушка, ежась, осмотрелась. В камере находились семь или восемь женщин. Они бросили взгляд на новенькую, послышался чей-то сальный голос:

– Вот и пташка с воли прилетела! Да не абы какая, а настоящая жар-птица!

– Добрый день, – сказала вежливо Настя.

В ответ послышался гогот:

– Добрый? Для кого, для тебя, что ли? Скорее для нас!

Настя смутилась. Как надо вести себя в тюрьме, она не знала. Впрочем, ведь это всего лишь следственный изолятор, и здесь должны царить другие нравы. Она была уверена, что, самое позднее, на следующий день все выяснится и неприятности для нее закончатся. Конечно, ей придется понести наказание (штраф, наверное, заплатить) за то, что она проникла в квартиру Хрипуновых. Но проникла-то без корыстных намерений!

– Ну что стоишь? Впервой, что ли, в санатории? – хихикнула одна из женщин, высокая, костлявая, некрасивая, расположившаяся на нижних нарах. – Ну, иди ко мне, крошка, я тебе покажу пару фокусов!

Настя с опаской взглянула на нее и подошла к пустым нарам. Не успела она сесть, как костлявая, подскочив к ней, заявила:

– Брысь отсюда, новенькая!

Девушка, не привыкшая к подобному обращению, покраснела и пролепетала:

– Прошу прощения, я не знала, что это ваша кровать. Но ведь, если не ошибаюсь, у вас уже имеется свое место...

– Кровать! Ты еще скажи – мягкое купе! – захохотала костлявая, рот которой, как отметила Настя, был полон золотых зубов. Тетка еще и толкнула Настю в грудь, прикрикнув: – Ну, пошла прочь!

– Извините, но мне тоже надо где-то прилечь... – продолжала Настя миролюбиво – конфликтовать с обитательницами камеры в ее планы не входило.

– Прилечь? – спросила игриво костлявая и схватила вдруг Настю за щеку. – Румяная какая! И наверняка вкусная, как зефирчик! Под меня и приляжешь, а я тебя собой и накрою!

«О чем она говорит?» – подумала в смятении Настя. Ей приходилось слышать, что в тюрьме царят свои нравы, совершенно особые, разительно отличающиеся от тех, что приняты в цивилизованном обществе.

А золотозубая тетка продолжала наступать на Настю. Она уже хватала девушку за груди, живот и причитала: