Смерть ничего не решает

Тогда большой удачей показалось своих встретить, особенно, после такой передряги. Шутка ли – неполной десяткой легких конников ударить по скланьему каравану? Да так ударить, что сволота эта по лесам рассеялась. А кабы под ногами не путались беженцы с погорельцами из местных, все вообще прошло бы без сучка, без задоринки. А так – всего полдюжины человек осталось, и среди них ни одного целехонького: кто очередной дыркой в тегиляе разжился, кто ухо потерял, у кого руку-ногу скланьим кнутом приласкало. Хуже всех – сам Бельт: на полморды рваная рана, гноит уже и голова чуть не пополам разламывается. Оттого ведь и перли напрямик, к своим…

Ребят понять можно, думали, что кончится хозяин командирской плети-камчи со дня на день, но не бросали, хотя давно известно: удар кнутом – не лекарское дело. Тут и многоумные камы не всегда помогут, да и не станут они с обыкновенным камчаром возиться.

Когда нынешним утром отряд вышел на заброшенную деревню и увидал над частоколом гербовый шест, всем было уже плевать, в каких цветах да при скольки шнурах там конские хвосты мотыляются. Въехали радостно и, чего уж греха таить, вздохнули с облегчением. Видно, рано.

Бельт стоял посреди избы перед уважаемым Апсой-нойоном. В хорошо протопленной комнате дрожь только усилилась, и камчара, которому не позволили даже скинуть плащ, отчаянно качало. Если бы не старина Кёрст, придерживающий сзади, того и гляди, рухнул бы на земляной пол прямо под ноги Апсою да на посмешище еще троим рубакам.

Рассказывать о событиях последних дней получалось с трудом, язык еле ворочался и постоянно норовил стукнуть в натянутый барабан боли, которым стала вся левая щека. В такие мгновения гул отдавался сперва в голову, а потом возвращался и стекал по свежему рубцу со скулы на шею и вниз до самых кишок. Приходилось останавливаться и пережидать, а нойона это злило. Впрочем, тот с самого начала не скрывал раздражения, теребил плеть, перетянутую серебряными кольцам. Большой власти знак, куда там Бельту с обыкновенною его десятницкой камчой.

– Значится, разогнали отряд склан? – поинтересовался Апсой, сморкаясь в кулак. Выпученные глаза его стали еще больше, точно грозя лопнуть от подобной натуги. Но ничего подобного не произошло, нойон вытер ладонь о грязный стол и уточнил: – Вдесятером?

– Девять… – Барабан снова зазвучал, но тихо. – Нимшу потеряли раньше.

– Прикончили хотя бы одного серошкурого?

– Двоих. Или троих.

– Хреново.

Вот тут Апсой-нойон перегнул. При таких раскладах на большее рассчитывать – хамство и плевок в благорасположение Всевидящего. Или это очередной тревожный знак в копилку к кривым взглядам и дурному предчувствию?

– Значится так, камчар. – Апсой встал. Качнулись толстые косы, звякнули чеканные пластинки-обереги, а камча нойонская нырнула под золотую чешую пояса. – Пять дней назад с уважаемым крылатым народом Летающих Островов заключено перемирие от лица нашего ясноокого кагана Тай-Ы. А ты, значится, это перемирие нарушил.

Кёрст за правым плечом засопел.

– Уважаемый, мы третью неделю по лесам валандаемся, а новости у нас только про свежие медвежьи кучи и беличьи потрахушки. – Бельту захотелось прорычать это, но барабан не позволил. Барабан и многолетняя привычка.

– Значится, надо было слушать, что свистят белки между трахом. Командуй людям скидывать оружие и сам снимай. А будете дурить – мне таких как вы на ходу кончать дозволено. Лишь бы головы привез, а на то у меня целая телега бочек и соли до…

Снаружи грохнуло, и Апсой, опрокинув табурет, отлетел к стене. Толчок в спину повалил Бельта ничком, и сразу вокруг замелькали ноги. Слишком много отличных сапог на одну пару Кёрста, истоптанную и подвязанную ремешками.

Земляной пол перед самым носом брызнул комьями из-под лезвия меча. Еще один клинок, походя, ткнулся в бок, но лишь скользнул по тегиляю, пришпиливая плащ к полу. Да там и остался: хозяина снесло тяжелым обухом. Кёрст скакал где-то высоко-высоко, молотя сапогами куда страшнее, чем излюбленным топором и не подпускал никого к командиру. Но Бельт понял, что сдохнет здесь и сейчас не от очередного удара, а от боли, выворачивающей левую щеку мясом наружу. Эта мысль бесила. И совала в ладонь рукоять кинжала.

Кто-то взвыл, получив под колено словно серпом, и с рычанием повалился на Бельта. Откатиться не вышло – мешал прибитый к полу плащ, зато получилось вогнать кинжал точно в подмышку. К губам, будто для поцелуя, прижалась колючая щека. Бельт вцепился в нее зубами, чувствуя, как собственная боль уходит прочь. Он почти любил врага, подарившего короткое исцеление, пускай и смешанное со вкусом крови. Уж к этому-то не привыкать.

Неудачливый «лекарь» затих, а вместе с ним в комнате смолкли звон и хруст. Остались только короткие всхлипы и тяжелые шаги.

– Жив, камчар? – Кёрст столкнул тело на пол и рывком поставил Бельта на ноги. Лучше бы убил.

Снаружи доносились звуки рубки, обрывки приказов и лай собак. А еще – особый свист. Так умел свистеть только Войц-Молчун. Делал он это лишь дважды и оба раза – когда ходил в конные атаки, из которых назад ждут одного из сотни. Сейчас был третий.

Апсой лежал на спине, пяля в потолок глаза. Точно посреди груди, выворотив золоченые пластины бехтерца, зияла дыра. Хороший выстрел. Это красавец Зура расстарался, только он жаловал пороховые ручницы. И берег единственный заряд для особого случая. Вот и представился…

Кёрст осторожно выглянул в окно и тут же отпрянул. Почти сразу входная дверь пошла ходуном от ударов.

– Вдвоем мы остались, камчар, – тихо сказал Кёрст.

Пытаясь снова задавить боль в голове, Бельт наступил на чью-то кровоточащую ладонь. Некрупная мальчишеская, мизинец на тонкой нити кожи. Но слишком близко от рукояти меча. Бельт закрыл глаза. Стало хуже, будто молодой вахтангар таки вскочил и полоснул по щеке, кроша зубы и вспарывая язык. А потом схватил за руку и потянул куда-то…

Нет, это не чужой воин, это Кёрст, свой, проверенный десятками стычек, тащил к темному провалу в глубине избы. И Бельт бежал следом, стряхивая боль, как пес воду, разбрызгивая ее по пустым темным комнатам. Они вывалились из двери в слепящий свет только для того, чтобы рвануть назад, уходя из-под копыт пары лошадей при двух ездоках.

– Маф, стой!!! – заорал Кёрст и один из всадников осадил коня.

Второй попытался сделать то же самое, но так неловко, что слетел на землю, и, запутавшись в стремени, пропахал спиной половину двора. Тем временем Маф уже затягивал Бельта в седло, а Кёрст, разбежавшись, вспрыгнул сперва на стенку колодца, а с нее на коня, сдерживаемого словно якорем… Зуру Бельт узнал только по мышастой куртке: у того нынче не было лица, лишь месиво из мяса, костей и кусков искореженного железа. Нет больше красавца, по которому сохли бабы в Ольфийских деревнях. Нет больше ловкача, с которым не страшно даже двое на двое против серошкурых.

Кёрст с рычанием хватанул по стремени ножом, потом снова и снова. Толстый ремень отказывался отпускать ногу мертвого хозяина.

Совсем рядом просвистела стрела.

– Ассс! – выдохнул Маф и хватанул плетью по крупу.

Лошадь пошла тяжело и неуклюже. Бельт со всей силой впился в гриву и сдавил коленями тощие бока. На рысях удалось втиснуться между забором и полуразваленным сараем, хлипким строением отгородившись от стрелков. Сзади напирал Кёрст, матерящийся, злой. Живой.

Хуже всего было бы попасть сейчас в лабиринт плетней и изб: там точно ловушка и смерть. Тем обидней, когда за забором виднеется поле и край леса. Маф вдруг двинул ногой по серым доскам, натянул поводья и принялся сминать преграду конской грудью. Дерево, порченное водой и короедами, сопротивлялось недолго. Копыта отбили короткую дробь – вот она, настоящая песня свободы – и лошади вылетели в поле. Кёрст сразу же унесся вперед, забирая к лесу.

То и дело воздух пачкали стремительные росчерки.

Хорошо было бы оглянуться, но, во-первых, мешал Маф, а во-вторых Бельт и без того знал, что творится у поваленного забора: растекаются в линию вахтангары, вздергивают луки и садят стрелы, сперва по всадникам, потом в небо, выше и выше.

Есть что-то в этом от байги – лихой заезд наперегонки со смертью. Как знать, не отсюда ли родом благородные скачки? Даст Всевидящий, и сегодня будет победа, а с ней и главная награда…

Маф дернулся и выпустил поводья. Бельт только и успел, что сгрести их одной рукой, натягивая, а второй кое-как прихватить товарища за пояс. Все равно не удержал, чуть сам не рухнул следом. Конь завертелся на месте, разбрасывая пену.

Стрела не дала Мафу спокойно улечься. Он так и замер, неестественно выгнувшись, обвиснув на проклятом крепком древке. Бельт вытянул меч и свесился, уверенный, что ляжет сейчас рядом. Очередная стрела ударила по лезвию, отбрасывая руку и передавая всему телу дрожь. Так дрожит тетива и ее хозяин в желании убить. Так дрожит стол, по которому катает черные кости Всевидящий.

Одним ударом Бельт перерубил древко. То ли хруст, то ли деревянный стакан снова бьет по столу. Но Маф больше не напоминал сломанную куклу. Теперь он просто отдыхал, как часто у них случалось – пожухлая трава подстилкой, ком земли подушкой, а под рукой – бесполезный меч.

Кёрст уже скрылся среди далеких деревьев. Куда там нагнать – просто до кромки дотянуть бы. Но лошадь пошла неожиданно резво, и совсем скоро лес принял Бельта.

Разумеется, Кёрст его ждал. Разумеется, Бельт в этом не сомневался.

– На Аркун уходить надо. – Старый воин прекрасно понимал командира без слов.

Бельт лишь слабо кивнул и попытался сквозь ветви разглядеть Око. Тусклый кругляш нашелся за правым плечом, накрепко приклеенный к серо-синему предзимнему небу. Облака то и дело протирали его рваными краями, то ли в попытке заслонить земное непотребство, то ли просто впитывая божественные слезы. Ох, отольются они кому-то…

Сразу взять нужное направление не вышло: сухой сосняк вскорости сменился молодым ольсом. Сизые стволики росли плотно, цеплялись друг за дружку, растопыривая ветви, хрустели сухой костью. Пришлось давать крюка. Оно и не удивительно: Красный тракт лежал далеко, а значит и нормальных дорог до самого Аркуна не будет. А меньше дорог – меньше разъездов. Кёрст же не раз доказал свое отменное знакомство со здешними тропами. Иначе и соваться в выбранном направлении не имело бы смысла, проще уж сразу повернуть на Ольфию да первому же патрулю сдаться.

Их, небось, полно, если уж сюда умудрились вахтагу заслать…

Боль в щеке горячим ножом отрезала все мысли.

– Ничего, камчар, – бормотал Кёрст. – Там отсидимся, а потом… Э, командир, совсем плохо, да? Выглядишь чуть лучше, чем Зура.

Зура-Зура… Сквозь гулкую пелену проступило лицо со стальными цветами, распустившимися на окровавленной плоти. Сгубила красавца его самая любимая баба – пороховая ручница. Плохое оружие. Дурное. Нет у него будущего.

Впрочем, пока будущее толком не виделось и у самого Бельта. Зато чуть ли не каждую минуту за спиной чудился собачий лай и шум погони. Оглядываться было трудно и больно, потому довольно скоро пришлось примириться с чувством, что тянешь на плечах котомку всякой дряни вроде бешеных крыс или змей. Чуть позже исчез Кёрст. Зато появился Маф. Он сидел сзади, молчал и непонятно как держался на лошади. Бельт не задавал глупых вопросов, просто радовался, что Маф рядом. На прозрачной поляне нашелся Кёрст. Он даже не кивнул Мафу, видно, все еще злился за недавний проигрыш в кости.

И снова были тропы и вроде даже какая-то разваленная изба, на пороге которой стоял, обнимая тонкую сталеволосую девку, красавец Зура. Та водила из стороны в сторону черными дулами глаз, улыбаясь все больше Кёрсту и лишь самую малость Бельту.