Город с нарисованными домами. Сборник

– Зря.

– Возможно… Но я обязательно вернусь. Неизбежный и страшный, как граф Монте-Кристо!

– Мстительный придурок! Сам же виноват!

Внезапно громкая музыка отвлекла меня от воспоминаний. «Что с нами будет, когда лето пройдет?» – спрашивал Джим. Напарник уже запер дверь и начал готовиться к закрытию. Я подошел к нему и помог поднять стулья на столы. Мы посмеялись еще минут пять, обсуждая прошедший день, вчерашний футбольный матч и планы на выходные, после чего разошлись.

Когда на следующий вечер я вернулся домой, то не был удивлен, застав его сидящим на ступеньках в моем подъезде и задумчиво рассматривающего струйку дыма от сигареты.

– Пошли, что ли, пива попьем? Сколько не виделись – есть о чем поговорить.

Я молчал, прислонившись к стене плечом.

Он негромко рассмеялся:

– Пошли, пошли! Что еще делать? Да и погодка сегодня шепчет.

Мы спустились в ларек. И уже в парке, открывая вторую бутылку, ты спросил: «Слушай, а зачем тебе это надо? Если ты знаешь, что каждое слово может стать реальностью. Если знаешь, что сделаешь только хуже, что только еще больше можешь запутаться. Зачем? Зачем писать историю абсурда, когда не знаешь, чем она кончится, и кончится она для тебя или же для всех?»

Ты сказал: «Холодает. Пойдем в какую-нибудь кафешку. Водочки попьем, а?» И, помнится, я ответил: «Пошли. Все равно ведь не отвяжешься». И снова услышал твой негромкий смех.

И вскоре город растворился в сумерках и тумане наших разговоров, как растворяются сны от звонков будильников и яркого солнца, как будто ничего не было. И остался только какой-то болезненно-сладкий осадок, будто приснилось что-то светлое и хорошее, но что это было, ты не помнишь, зато точно знаешь, что в действительности этого не будет никогда…

ГОРОД С НАРИСОВАННЫМИ ДОМАМИ

– Нет, здесь нет никакого Алексея. И никогда не было – вы, наверное, ошиблись адресом. – Усталая, по-домашнему одетая женщина лет сорока выглядела слегка виноватой.

– Видимо… извините.

Я развернулся и, не дожидаясь лифта, стал спускаться по лестнице. По правде сказать, я был озадачен, потому что точно знал: адресом я не ошибся. Эту дверь я хорошо запомнил, как и уродца, нарисованного угольком сигареты на известке напротив лифта, – я был здесь только сегодня утром, потратив на поиски дома около часа. И немного, но успел пообщаться со своим старым приятелем.

У нас в городе, чтобы найти дом, знать адрес мало – надо еще знать, где он находится, потому что привязка к улице и порядку номеров зачастую весьма условна. А в этом квартале даже местные жители ориентировались с трудом. Особенно когда наступали сумерки, и с адресами начинало твориться что-то невероятное.

Выйдя из подъезда, я закурил и пошёл вдоль дома в поисках вывески с названием улицы и номером дома. «Ул. Титановая, дом 17» – высветились буквы буквально за углом. «Замечательно, – подумал я, – с утра это была улица Черноморская, как известно, сама себе параллельная и перпендикулярная».

Это началось лет двадцать с чем-то назад, когда я еще ходил в детский сад. Именно тогда начали проявлять себя безликие, и начали происходить непонятные ни для кого вещи. И в один из октябрьских дней город по чьему-то распоряжению обнесли стеной, и все вскоре заметили, что, хотя за городом наступает зима, в городе по-прежнему льют дожди. Хотя та зима и была теплее обычной, она в тот год все же еще не сильно отличалась от той, что была за стеной. Но со временем все менялось, и менялось не в лучшую сторону: в городе словно застыла осень. Город медленно приходил в упадок. Жить сюда переезжали немногие, почти все, у кого были дети, старались уехать отсюда, старики постепенно умирали, и город помаленьку пустел, особенно окраины, откуда люди, напуганные близким соседством с лесом и безликими, старались перебраться поближе к центру. Кто такие безликие – не знал никто. Это была какая-то неизвестная, пугающая сила, какое-то странное сочетание тайного ордена, наподобие масонов, и чего-то нечеловеческого, вернее – надчеловеческого. Сила, одновременно пугающая и манящая, по крайней мере, меня.

Тем временем опустевшие дома постепенно разрушались, и муниципалитет, чтобы не тратить деньги на ненужный ремонт, помаленьку обтягивал их стены полотнищами, на которых были нарисованы стены, окна, карнизы. И в то же время в этих пустых, тревожных кварталах каждый вечер загорались – непонятно для кого – фонари, и их яркий, жуткий в этой безлюдности свет, падающий на почти забывшие человеческие шаги тротуары, лишь подчеркивал эту картину заброшенности. Но несмотря ни на что, те, кто остался в городе, продолжали жить своей обычной жизнью.

Будь я героем какого-нибудь голливудского триллера, я бы, наверное, зашел в местный бар, заказал бы кофе и принялся бы расспрашивать бармена на тему: «Что за ерунда здесь творится, и где мне теперь искать Леху?!» Что, скорее всего, привело бы к потасовке с какими-нибудь завсегдатаями, которым бы не понравилось мое любопытство. Чему я, если честно, был бы рад. Но я был не в Голливуде и поэтому просто купил в ларьке по пути пива и неторопливо пошел в сторону ближайшей станции метро. Как быть дальше, я не знал, единственная ниточка – адрес – чудесным образом прекратила свое существование, и я решил обсудить этот вопрос с одним из наших общих знакомых. Доехав до нужной остановки, я поднялся на поверхность, позвонил Сереге и, убедившись, что он на месте, направил свои пыльные ботинки в сторону его дома.

– Ты думаешь, он может это объяснить? – Он выключил чайник и, разлив кипяток по чашкам, сел напротив.

– Ну, объяснить, пожалуй, вряд ли, но что-то новое для нас, я думаю, он мог бы рассказать. – В ожидании, пока чай заварится и немного остынет, я закурил и, взглянув на руки, подумал, что неплохо бы подстричь ногти. – Ты за городом давно был?

– На той неделе.

– И как там?

– Да все так же, холодно и уныло, – он задумался. – А тебе зачем?

– Да съездить надо бы. Посмотреть, проветриться.

– Ну съезди, посмотри, проветрись, – в его голосе звучала легкая ирония.

Я не обиделся, я знал, что он догадывается, если не знает точно, для встречи с кем я хочу выйти.

– Как думаешь, безликие – это кто? Или что?

– Или зачем? – передразнил он меня. – Я не знаю, и никто не знает. Они просто есть. Как по мне, так они просто наблюдатели, возможно, с каким-то правом вмешиваться в определенных случаях. Что-то наподобие лаборантов, контролирующих ход эксперимента. Хотя для меня это довольно унизительно – думать, что я для кого-то не более чем лабораторная мышь.

– Ну если унизительно, так не думай. Зачем унижаться?

– Не валяй дурака, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Лучше расскажи, что узнал от Леши, – ты же успел с ним поговорить?

– Да по большому-то счету ничего – он куда-то уже уходил, поэтому успел только договориться о том, что зайду сегодня после обеда, а дальше ты знаешь.

Он выпятил нижнюю губу и, уставившись куда-то вверх и вбок, задумался. В наступившей тишине часы легкими щелчками секундной стрелки шаг за шагом приближались к половине первого ночи.

– Ладно, завтра рано вставать, поеду, – я встал и потянулся.

– Может, тебе такси вызвать?

– Да нет, спасибо. Так доберусь.

На следующее утро я проснулся с отвратительным настроением – всю ночь снилась какая-то тяжелая ахинея, которую я никак не мог взять под контроль. В лучшем случае удавалось лишь снижать общий уровень негатива, смягчая ситуацию до приемлемой, или переключаться на другие, не менее тяжелые, как оказывалось, сюжеты. Взяв себя в руки, я позавтракал и поехал на работу и какое-то время искренне пытался заставить себя хотя бы изобразить бурную деятельность, но безуспешно: делать ничего не хотелось, голова была забита совершенно далекими от работы мыслями. Вскоре всё это мне надоело и, отпросившись у начальства пораньше, я все же решился съездить за город.

Выйдя из офиса, я первым делом зашел в ближайший киоск и, купив маленькую бутылку минералки, в два захода ее осушил. Почувствовав себя немного лучше, я поймал машину и, назвав адрес, задумался.

– Где остановиться? – отвлек меня от мыслей водитель.

– Да не принципиально – останови, где почище.

Я расплатился и, выйдя из машины, задумчиво огляделся по сторонам. Что-то было не так, что-то в окружающем изменилась, но вот что? Через пару минут, оставив бесплодные попытки разобраться, в чем тут дело, я уже бодро двигался по знакомой дорожке. «Ничего не поделать, – думал я, утешая себя, – надо значит надо». Подойдя к КПП, я остановился и, протянув документы в окошко, закурил и огляделся: за забором шел снег, вполне характерный для середины апреля. Получив пропуск и поблагодарив дежурного, я шагнул за ворота и неторопливо пошел по тропинке, отражаясь в лужах, полных прошлогодних листьев, и оставляя за собой на свежевыпавшем снегу темную цепочку следов. Вокруг было непривычно тихо, по крайней мере, непривычно для жителя большого города.

Полчаса побродив среди деревьев, я наконец добрался до нужного места – небольшого одноэтажного дома, наполовину уже вросшего в землю. Внутри типичный казенный запах напоминал деревенскую почту предпоследнего десятилетия прошлого века, где я не раз бывал в детстве. Такие же слабенькие пыльные лампочки, торчащие из стен, тускло освещающие окрашенные темно-зеленой масляной краской стены, которые уже изрядно потемнели из-за отложившейся на них пыли. Закопченный потолок был весь в ржавых разводах, трещинах; местами отвалившаяся штукатурка обнажала деревянные перекрытия. Я подошел к окну. Стекла на правой внутренней створке не было, стекло же внешней рамы было покрыто снизу толстым слоем льда от стекавшей конденсировавшейся влаги. Промежуток между рамами был забит бычками, смятыми сигаретными пачками и обертками от шоколадных батончиков; была даже распечатанная упаковка от презерватива.

Несмотря на то, что здание было одноэтажным, создавалось ощущение, что ты находишься в подъезде какого-то старого, из тех, что строили еще без лифтов, дома: время от времени где-то – то как будто наверху, то внизу – слышалось, как открывались и закрывались замки дверей, чьи-то негромкие голоса здоровались и прощались, и кто-то то поднимался, то спускался по лестницам. Вдруг все стихло.

– Зачем пришел?

– Ты меня звала. – Я, не оборачиваясь, закурил.

– Да, звала…

Мы замолчали. Последний раз мы виделись лет десять назад, разговаривать особенно было не о чем, и я продолжал упорно пялиться в грязное стекло.

– Ты его ищешь?