Город с нарисованными домами. Сборник

– Ну не знаю я! Честное слово – не знаю! Какой же ты все-таки упертый?! – он улыбнулся одними губами, голос его прозвучал неожиданно устало: – Все не так просто, чтобы это можно было объяснить человеку со стороны. Тем более что я терпеть не могу что-либо объяснять тем, кто все равно ничего не сможет понять. Вот только без обид! Я не говорю, что ты тупой. Просто для того, чтобы ты смог меня понять – действительно понять, о чем я говорю, а не просто ухватить какую-то часть информации и интерпретировать ее в рамках своей картины мира, – мне бы пришлось объяснять тебе всё несколько дней или даже недель. А времени на это у нас нет.

– Как-то странно все это. У кого у нас? – мне было действительно непонятно, но он не ответил.

– Может, выпьем? – после паузы спросил я. Естественно, он все знал, но рассказывать явно ничего не собирался.

– Ты же завязывать хотел? Что, кстати, правильно. Хотя, если по чуть-чуть, то давай.

Помолчав с минуту, он помахал мне рукой.

– Ау!

Я очнулся от своих мыслей. Сходив на кухню за бутылкой и закуской, я достал из шкафа рюмки и сел напротив него. Мы молча выпили.

– Да, давно я тебя не видел, – он закурил новую сигарету и, закинув ногу на ногу, начал пускать кольца. – Ты ничуть не изменился, прямо человек-константа.

– А сам-то! – возмутился я. – Ты где пропадал?

– Ты уже спрашивал. А я уже отвечал – занят был. Какой-то ты сегодня невнимательный, – он усмехнулся и вдруг, став серьезным, наклонился вперед ко мне: – Слушай, на твоем месте я бы не стал этого делать, но если тебе это действительно интересно…

– Что «это»?

– Не перебивай! – поморщился он. – Больница…

Если честно, то до его появления я про этот больничный бред и не вспоминал, но теперь мне действительно стало любопытно.

– Так вот. Если тебе это интересно, я могу тебя связать с одним человечком. Он раньше работал санитаром в морге госпиталя, кличка Понурый. Могу дать телефон.

– Давай. А почему Понурый?

– Увидишь – поймешь. Наливай!

Я разлил, мы выпили, потом еще. И вскоре как-то незаметно я уснул. Мне снилось, что я хожу в одиночестве осенним вечером по старому сосновому лесу и чего-то ищу. Тихо, промозгло, тоскливо, и никого, и ничего вокруг, лишь тишина и цепочка следов за мной. Когда я проснулся, его, конечно, уже не было, и о том, что он действительно был этой ночью у меня, напоминали лишь две рюмки на столе, окурки от двух разных сортов сигарет в пепельнице и бумажка с номером телефона.

Приведя себя и комнату в порядок, я позвонил по оставленному телефону и договорился о встрече в четыре часа в кафе у городского архива.

Где-то без четверти я, развалившись в пластиковом кресле, уже сидел за столиком и помаленьку пил горячий чай. На улице сегодня было еще довольно тепло, поэтому место я выбрал не внутри помещения, а на летней террасе. Он появился примерно через полчаса, извинился за опоздание и вопросительно посмотрел на меня. Я заказал ему пиво. Действительно, с первого взгляда на него становилось понятно, почему кличка так приклеилась к нему. Это был длинный, тощий, сутулый, со скомканными, давно не стрижеными волосами человек лет тридцати – сорока – точнее было не определить. Кожа его была сплошь покрыта белыми пятнами от какой-то болезни. Было ощущение, что жизнь избивала его ежедневно, и он с этим давно смирился.

Я вдруг поймал себя на том, что и мне очень хочется дать ему хорошего пинка. Не для того, чтобы унизить его еще больше, а чтобы спровоцировать его на ответ, чтобы он сбросил с себя этот виноватый вид и потребовал бы к себе уважения. Но я продолжал сидеть, глядя на него, положив подбородок на сложенные в замок пальцы и вытянув сложенные ноги перед собой.

– Не будем ходить вокруг да около. Что ты знаешь о больнице? – помолчав, начал я разговор. – Ты ведь об этом хотел мне рассказать?

– Госпитале, – улыбнувшись, он мягко, но с какой-то значительностью поправил меня. – Это бывший военный госпиталь, а может, что и не бывший. Мне говорили, что ты этим заинтересовался, – он вздохнул. – Ну что сказать? Там на самом деле какими-то темными делишками занимаются, но не персонал, нет. Кто-то другой. Те, кто там работает, – обычные врачи, сестры.

– И они не догадываются? – насмешливо «удивился» я.

– Догадываются, конечно. Возможно, даже знают о происходящем. Я-то всего лишь санитаром был. Куда мне? Но весь персонал, даже бывший, живет рядом с госпиталем.

Я вспомнил пустые, затихшие кварталы и поежился.

– И вообще, это довольно закрытая профессиональная община, поэтому любая информация остается внутри нее. И к тому же эту тему не принято даже между собой обсуждать, не то что кому-то постороннему рассказывать.

– Боятся?

– Конечно!

– А ты?

– А мне уже бояться нечего, всё – отбоялся, – он мерзко усмехнулся.

– Так, а конкретно – что там происходит?

– Да черт его знает. Я ведь всего лишь санитаром был, – он начал катать по столу – из руки в руку – пустую кружку, и я заказал ему еще одну. – А когда начал любопытство проявлять, то… – он посмотрел на покрытые пятнами руки, – пришлось уволиться по состоянию здоровья.

Мне стало немного не по себе, вот, видимо, что значит: «Не стоит там копаться». Я перелил оставшийся чай в чашку и попросил принести себе новый чайник, заодно заказав ему еще пива. Он поблагодарил.

– Однако любопытство ты по поводу чего-то же проявлял, не просто же так?

Глядя на то, как он жадно, как будто для того, чтобы успеть выпить больше за чужой счет и потом на свои только «отшлифоваться», глотает принесенное пиво, я вдруг почувствовал то лицемерное брезгливое презрение, которое испытывает к алкоголикам человек, уже начинающий спиваться, но пока еще держащий себя в руках.

– А ты отчего такой злой стал? – он сидел очень прямо, как-то только на половине стула, и, втянув голову в плечи, смотрел на меня. – Я тебя совсем не знаю, но мне почему-то кажется, раньше ты был добрее, человечней что ли.

– С чего ты взял?

Он был прав, и это было почему-то неприятно. Я действительно в последнее время стал как-то циничнее, резче, нетерпимее.

– Не знаю, просто мне так показалось. – Я продолжал смотреть на него, и он смутился. – Не похож ты на жестокого человека.

– Ладно, допустим. А что ты знаешь о безликих?

– Ничего. Но я думаю, что их на самом деле не существует. По крайней мере в том смысле, в котором вы их понимаете. Вы их придумали, чтобы оправдывать свои действия или бездействие, хотя они на самом-то деле ни на что повлиять не могут. Но это мое мнение.

– А теперь слушай, – вдруг доверительно наклонившись ко мне, зашептал он. – У меня школьная подруга тут в архиве работает, и, как я понял, ну, из некоторых ее намеков, архив имеет к этому определенное отношение – структуры все же соприкасающиеся, все дела, – и какой-то информацией она, наверное, сможет поделиться. Конечно, если ты скажешь, что от меня.

Он с легким самодовольством улыбнулся. Я догадался, что, видимо, эта подруга была влюблена в него еще со школьной поры, и, скорее всего, она единственный человек, который остался с ним после болезни. Что ж, жизнь сложная и порой крайне мерзкая штука.

– То есть ты хочешь сказать, что если я сейчас пойду в архив и поговорю с ней, то могу что-то узнать?

Он утвердительно кивнул и пододвинул ко мне бумажку, на которой, видимо заранее, были написаны имя и должность.

– А ты подождешь здесь?

Он снова кивнул. Я допил свой чай, расплатился и пошел в архив, который находился в том же доме, где-то в двадцати метрах от кафе.

Разгоряченный после долгого сиденья на солнце, я с удовольствием зашел в прохладное помещение. Оглядевшись по сторонам, я заметил сбоку от двери с надписью «Бухгалтерия» каморку вахтерши. Я заглянул туда: женщина лет пятидесяти увлеченно смотрела сериал по старенькому черно-белому телевизору.

– Здравствуйте, а как бы мне увидеть…

Договорить я не смог – вдруг меня внезапно накрыл приступ. На непослушных ногах, не слыша сквозь гул в ушах, что мне говорила вахтерша, не обращая внимания на появившееся на ее лице выражение недоумения и беспокойства, я быстро вышел на улицу и, оперевшись рукой на ствол дерева, начал собирать в кучу разбежавшиеся по сторонам мысли, чувства, определения.