АПОКРИФЫ

– Какой?

– А ты разве не чувствуешь, горелым пахнет?

– Нет. У нас же плавильные печи работают. Съездил недавно на прокачку – обонятельные рецепторы себе отключил, – объяснил практикант.

– Окей, – не стал осуждать его коллега. – Сейчас, погоди.

Повернул винтик в области шейного позвонка киборга. Отстегнул ему голову, будто бы оторвал креветке панцирь. Взял долото, молоток. Вставил в паз коробки, формой имитирующей черепную. Выстучал пару раз.

– Готово. – Раскрыв голову киборга на две части, словно книжку, которую вы, наверное, видели в музее вещей «Старого человека», диагност показал: – Что я говорил? Конденсатор – погорел, плата оплавилась. Да ты что отпрыгиваешь, глупый? Сам же сказал, запаха не чувствуешь. Показываю в последний раз. Смотри и учись, поросенок.

Парень недоверчиво отнял руку от своего носа.

– Глупый не я – рефлексы, – попытался неуклюже оправдаться он. Согласно подошел ближе. – Смотрю.

– Мозгов всего ничего, да и те сгорели – видишь, как висят?

– Вижу.

– Вот тебе и диагноз. Оформляй пока документы, а его в печку чигну. Отходил свое человек. Хватит.

– Постой, Лех.

– У меня всегда стоит. Чё тебе надо, всплакнуть? Сопля-я-к!

– Посмотреть его историю прослушиваний. Сможешь выгрузить?

– Конечно, могу. А на что она тебе?

– Ну как… раритетные вещи для себя собираю.

– А, значит, хобби, – посмотрел как на дурака спец. – Эх, молодежь! Сейчас, поглядим, – приложил свою руку к модулю памяти. Выпустил из своего указательного пальца иглу. Выгрузил в цифровое облако сервисного центра песню. Улыбнулся. Сказал:

– Готово. Исполнитель: «Paris». Композиция: «Pale Horse, Pale Rider». С альбома 1976 года. Было времечко!

– Это типа «Бледный конь, бледный всадник»?

– Как-то так и переводится, да. Почти то же самое, что «Всадник по имени смерть».

– Оптимистично.

– Древний, как моя жизнь, трек.

Шумела плавильная печь. Оформив свидетельство об утилизации по факту выполненных диагностических работ, практикант слушал со странным чувством уже не поддающимся словесному определению, композицию с альбома «Big Towne, 2061».

Хотелось заплакать, но он не мог. Жидкость, имитирующая слезы, кончилась еще в прошлом году, а заезжать на заправку не было необходимости.

    18.02.2020, 11:46 – 17:12, Санкт-Петербург.

II. Последняя капля Германа

1

Когда появились летающие автомобили, человеческий трафик на дорогах заметно уменьшился. И даже дышать стало легче. Тех, кто колесил на наземном транспорте, считали бумерами – в прежнем, сленговом значении слова. Прогресс привел к тому, что передвигаться по телу планеты на своих двоих стало немодно. В худшем случае вас принимали за бедняка. В лучшем – за чудака.

Какая из двух альтернатив лучше, Герман не знал. Вообще говоря, знал он, как всякий современный человек, очень много – больше, чем любой тинейджер человека прежнего. Достаточно много, чтобы признать: знание – уже не сила.

Изменившийся мир молодел. Люди устаревали. Не в биологическом смысле. Чисто технологически. Герман интересовался прошлым и как мог оспаривал такую оценку.

– Наземный транспорт давным-давно автоматизирован. Проезд в поездах контролируют роботы. Аварии на дорогах теперь не более чем случайность.

– Ты это к чему?

– К тому, что раньше так не было.

– То, о чем ты говоришь, – ответил ему школьный друг, одноклассник Дима, – такой же прошлый век, как и церкви. Мы оба знаем, что в твоем «раньше» искусственный интеллект был всего-навсего способом обработки больших данных: на входной вопрос производился поиск соответствующего ответа.

Уголки губ Германа опустились. Тогдашние нейросети были упрощенной моделью нейронов. Нейросети хранили данные, обучались, учитывая как позитивный, так и негативный опыт. Их обучением и отладкой, как рассказывали в школе, занимался обыкновенный человек: специалист размечал правильные и неправильные ответы, подгружал словарь и так далее.

«Как далеко мы зашли?» – спросил себя школьник человека современного. Странно представить, что без людей нельзя было обойтись. Страшно представить, поправил себя он.

Герман любил прежний мир. Кропотливо и скрупулезно вбирал в себя информацию об эпохе старого человека. Для его сверстников такой подход был чем-то вроде странного хобби.

– Ты бы еще бумажные книжки почитал.

– Почитал бы… – опустил плечи подросток. – Да не найти их нигде.

Дима промолчал в ответ.

– Что будете пить, мальчики? – спросила их девушка.

Все происходило в ресторанном дворике, в который они забегали после уроков.

– Стакан доброты, – сделал заказ Герман.

– А мне глоток свежего воздуха, – попросил Димон.

– Держите.

– Спасибо, – поблагодарил ее Герман.

– Спасибо, – передразнил его Димон. – Знаешь же, что она ненастоящая. А все равно вежливый. Зачем? Не понимаю…

Дима задумался. В такие минуты у него что-то щемило внутри. Что это болело – душа? Это слово приходило ему на ум, хотя он остерегался его употреблять. Душа – это четыре буквы, вставшие рядом. Ее не существует.

– Воспитание, Дим. Воспитание.

– Ха! – презрительно выдохнул Дима. Ухмылка застыла на лице мальчишки, будто пластилин.