Хорошо бы не возвращаться в комнату, пока смертоносная пыль не осядет. Тогда хоть вытру ее мокрой тряпкой, прикидывал я. Уборка займет вечность, но, по крайней мере, сохраню здоровье и инкогнито.
Из задумчивого оцепенения меня вывели вибрации в кармане, напророченные Деевым. На телефоне мокрыми пальцами пролистываю непрочитанные сообщения: новости, уведомления, спам и одно – от Дэвидсона с просьбой зайти срочно. Добралась-таки до меня его мочала, опрометчиво помянутая. Это тебе не секретарша с «секьюрити». Надеюсь, не кашляет он там молекулярным песком…
Из зеркала над раковиной на меня смотрело чудом уцелевшее в песчаной буре лицо. А с виду и не скажешь, что оно едва избежало жуткой участи. Даже прическа лежала сносно. Надо не забыть завтра побриться, подумал я решительно, а то Деев или Ида, как обычно, станут подкалывать на тему моей невостребованной брутальности. С бородой во всю широкую челюсть я в самом деле становлюсь похожим на чеченского наемника. Не помогают даже «полные доблести глаза с каплей грусти», как дразнилась Мари, просматривая мои студенческие фотки.
*
Я пересек лес железных рук искривителей Stanley, которых и в цехе тестировщиков было пруд пруди, и уперся в стеклянный «аквариум» Кена Дэвидсона, изнутри наглухо задернутый жалюзи. На двери висела табличка: «Злая собака! Не входить до 1 ноября!». Каждую неделю он вешает свежие отпугивалки от новичков, чтобы не привыкали.
Дверь была приоткрыта. Злая собака, как и ожидалось, строчила по клавиатуре, ни на секунду не отрывая глаз от монитора. Рядом стоял такой же, как у меня, Porta-07, тоже внешне подуставший, испачканный фломастером, и каждую секунду мигал сообщениями «PO» и «Program finished». Около агрегата крутился незнакомец в зеленом халате и, как заведенный, загружал из «свалки» в искривитель разные предметы. На меня внимания не обратил никто. В углу валялась одна из прошлых дверных табличек: «Если вы не уверены, как следует реагировать, не реагируйте»…
– Кен, привет.
Дэвидсон и ухом не повел. Ассистент в зеленом халате остановился и посмотрел на меня. У него было молодое лицо с правильными чертами, которое располагало бы к себе, если б не взгляд налогового инспектора. Угрюмый, снисходительно-агрессивный, привыкший вступать в психическое противостояние и одерживать верх. Нехарактерно для младшего инженера, коим он, по-видимому, был. Странно, что раньше я его у нас не видел; такое лицо запомнил бы.
– Объект! – Кен крутанулся на стуле, непонимающе уставился на ассистента, понял, куда смотрит тот, и лишь тогда узрел меня и поздоровался.
– Если ты по поводу письма, то проблема заключается в следующем. Сегодня попробовали конвейерный тест. Тест показал, что… м-м… так или иначе, перегревается аккумулятор. Два раза делали перерывы, хотя не положено. Давали ему остыть. Но это приводит к тому, что… м-м… ни к чему, собственно, это не приводит. Не остывает он. Следовательно, тесты вынужден прекратить.
Всегда удивлялся, как с его директорским гонором сочетается крохотная комнатушка, в которой, как и во всем ангаре тестировщиков, пахнет горячей пластмассой и подпаленной пылью, а измерительные приборы и полуразобранные искривители, обвешанные запчастями, играют роль мебели и комнатных растений. Какой-то у Кена свой порядок в голове: вроде свинтил он измерители в стойку, компактно сгрудил образцы по углам, а из ближайшего закутка, как и год назад, торчит старческая лапа искривителя Multus, дающая по голове тому, кто при входе вынужденно не поклонится директорскому высочеству. Сколько было извинений, когда она влепила по лбу Опаляну, а так и не убрал ее.
Ладно, что уж страдать. Ни одной нашей серии искривителей не удавалось избежать ошибок на тестах Кена. Кен тестирует всегда всё и всегда по-разному. Сто раз плюнул я на поверье, что если за первый час дэвидсонского тестирования искривитель не умирает – быть ему хитом. Но с тех пор, как Porta-01 на первом часе благополучно задымился, мы переделали массу всего! Недели три Кен беспробудно терзает новейшую модификацию, и не было ни единого сообщения о серьезных ошибках.
– Какой аккумулятор? – переспросил я. – И что за тест?
– Ну какой, какой. Аккумулятор тот, что в памяти. Стабилизирующий. Питает память, в которую пишутся атомный и молекулярный пойнтеры[7 - От англ. «pointer» – указатель; здесь: переменная, содержащая адрес другой переменной или координаты какого-либо объекта.]… А тест – ничего сложного, прогоняю по ASA[8 - ASA, Atomic Structure Alteration – изменение строения атомов (англ.)]: собственно, init, м-м, пара десятков offset’ов и disp.
– И подолгу гоняешь? – я предвидел, что ответ будет ужасающим.
– В первый раз у нас получилось… Сколько там было? – спросил он ассистента.
Тот неспешно подошел к столу, отыскал в груде пластика распечатку и зачитал:
– Тридцать семь минут двенадцать секунд.
– Ага… А потом – всё, – развел руками Кен. – Нагрелся аккумулятор, вскипел, считай…
– До девяносто восьми градусов по Цельсию, – прочитал ассистент.
– Вот-вот… так что тестирование я прервал, извини.
У ассистента был британский выговор и железный, как у робота, голос. Напомнил он моего первого сержанта, первые годы ПАКовской муштры. Мы тогда подсмеивались над железным голосом сержанта, а впоследствии выяснилось, что у него повреждены голосовые связки в результате ранения. Где-то в Африке его задело волной от водородной гранаты. Лет через семь я своими глазами увидел, как такие гранаты взрываются. Ими сжигали целые деревни. Сержант легко отделался.
Дэвидсонский ассистент, конечно, не имел ни капли общего с нашим сержантом. Но чем-то он был непрост. Халат делал его похожим скорее на работника морга или травмпункта, чем на яйцеголового технаря.
– Ты рехнулся! – сказал я Кену. – Кто ж по сорок минут гоняет ASA? По пять тысяч моль за раз! Триста килограммов железа перелопатить на атомном уровне!.. Хоть бы «свалку» пожалел.
– Чуть меньше четырех с половиной тысяч моль, – перебивая меня, отчеканил ассистент.
– Подожди, а чего ж ты хотел? – вступился Кен. – Предположи, если это конвейер? Предположи, если…
– Да не бывает таких конвейеров! – оборвал я.
– Артур, – сказал Кен нарочито спокойно. – Ты же хорошо знаешь, какие на фабриках бывают конвейеры. И что фабрики – наши основные клиенты, да?.. В характеристиках вы пишете: время непрерывной эксплуатации не ограничено. Стало быть, увольте… Так или иначе, я вешаю таск[9 - От англ. «task» – задача.], а вы – придумывайте систему охлаждения или… м-м, ну мало ли чего придумаете, – у Кена уже загружался баг-трекер[10 - От англ. «bug-tracker» – программная система для внесения информации об ошибках и отслеживания выполняемых действий по их устранению.] на терминале.
– Черт возьми, Кен, это абсурд!.. Погоди, ты сейчас все испортишь! Презентация – послезавтра, понимаешь? Никто не успеет ничего придумать!
– Слушай, я как-то не понял, вам нужна обычная виза или же моя?
В этом вопросе Кен показательно принципиален. Свою именную визу «Quality assured by K. Davidson»[11 - Качество проверено К. Дэвидсоном (англ.)] он лет десять старается сделать знаком качества в мире промышленного программного обеспечения. Еще сидя в SP Laboratories, создал консалтинговую фирмочку, интенсивно пиарит ее и тестирует на заказ одно-другое в свободное от работы время. Нельзя забывать, что Дэвидсон – единственная надежда Рустема на то, что Porta избежит полного провала и позора. Наши с Деевым заверения в успехе для него пустой звук, слушать о революционных функциях он не желает. Если теперь и Кен не поставит визу, случится страшное.
Спорить было бесполезно. Однако душа требовала повоспитывать упертого очкарика. Иначе так и сочтет нормой устраивать подлянки в последний день.
Мешал только ассистент: он по-прежнему стоял с листочком в руках, готовый хоть до вечера зачитывать цифры.
– Выйди, пожалуйста, на минуту, – обратился я к нему.
Он долго-долго смотрел на меня щучьими глазами, и, лишь когда я кивнул на дверь, кашлянул и удалился.
– Твоя взяла, Кен, только никаких тасков не надо, – сказал я, едва дверь захлопнулась. – Кинь мне детали, я сам займусь этим.
– А в чем, собственно, проблема? По инструкции требуется…
– Я знаю, что требуется, – перебил я. – Проблему зовут Рустем Аркадьевич. Получит уведомление. А, если ты помнишь, он вообще не в курсе, что ASA и прочее войдет в окончательную спецификацию. Не хватало нам скандала перед презентацией!
– Ох, да помню же я, Артур, про наши договоренности, – прогундосил он. – Я зашифрую таск, не поймет он ничего…
– Нет, ты не понял, Кен, – я сбавил тон. – Разборки все равно будут. Потому что появится таск про сбои в заявленной функции. Рустем примет решение выпилить ее из спецификации, чтобы твоя виза оказалась действительна. Только продукт получится кастрированным и не инновационным ни с какого боку! Получится второй Stanley, чуть покомпактнее, чуть побыстрее, но не принесет он и половины тех денег, которые дал Stanley. Понимаешь?
Кен кривил лицо и не хотел вникать в то, что я говорю. Сейчас его заботил лишь его собственный маленький мирок, где с одной стороны стоял подопытный образец искривителя, а с другой горел на экране баг-трекер.
– Ты же не хочешь участвовать в этих разборках, правда? – продолжал я вкрадчиво. – Тебе же важно всего-навсего протестировать аппарат по своей методике. Так мы тебе предоставим такую возможность. Сегодня к вечеру.
– Дело ваше, – согласился Кен, изобразив на лице муку. – Но если что случится, я ссылаюсь на тебя.
– Ссылайся, сколько угодно. Но прежде ответь мне на один вопрос…
Кен строчил, не переставая.
– Почему ты начал тестировать конвейерное сегодня? Месяц назад ты обещал, что начнешь с ASA, прогонишь его на конвейере и сразу же отчитаешься о результатах. Допустим, я тебя знаю и заранее сделал скидку в две недели. Но завтра – последний день! А сегодня ты сообщаешь, что мы виноваты в том, что ты не можешь поставить визу. Это вообще как?
– Артур, никак же ты не можешь привыкнуть к тому… – говорил он, не сбавляя скорости печати. – Что, так или иначе, тестирование – процесс особый. Поскольку мое noblesse oblige[12 - Положение обязывает (франц.)], я разбираюсь, как этот процесс устроен, а ты же не разбираешься… Поэтому тестированием занимаюсь я, а не ты.
– И что?
– Я тестирую исключительно финальные образцы, а вы… Что вот вы мне весь месяц подсовывали?
– Что мы тебе подсовывали?