В рабстве

Говард, конечно, не был удивлён и даже наоборот прекрасно его понимал, но счёл назидание необходимым.

– Ты явился на приём на работу без истории реального заработка, как ты вообще собирался доказать свою ценность?

– А как это вообще возможно сделать? На работу берут лишь тех, кого кто-то уже нанимал, никто не хочет даже попробовать дать шанс, – сетовал Прэт, он был очень раздосадован, – это замкнутый круг.

– Это понятно, что никто не хочет рисковать ненадёжным вложением. Люди с высоких мест и должностей берут на работу родственников и близких знакомых. От добра добра не ищут, – Липк улыбнулся, – это рождает преемственность в структурах бизнеса и власти.

И в этот момент Говард Липк будто опомнился, он заметил затухающий интерес во взгляде Прэта, шебаршащего в транспортировочном контейнере, и понял, что затянул вступительную речь, и перешёл сразу к делу.

– В общем, я так понял, ты ищешь нормальную работу, а не это вот всё, – он потряс очень солидной пачкой наличных денег в руке. Они остались в великом множестве после былых времён, и их оборот, несмотря на все попытки федеральной власти, никак не получается искоренить, но, конечно, они принимаются не везде и не всеми, всё зависит от качества города, района. Говард уже говорил прямо:

– Я предлагаю тебе начать формировать личность законопослушного гражданина. Ведь не важно, кем ты являешься, если косвенно подтверждается обратное. В общем, хочу помочь тебе. Я, конечно, справляюсь и сам, но я могу себе это позволить – наём ещё одного сотрудника. Поработаешь с годок, найдёшь что получше. Начнёшь оператором мобильного центра прачечной чистки и беспилотной доставки, начальные специальные навыки не требуются, система на интуитивном управлении. Ты же играешь через Бассейн, верно? У меня много клиентов за границей помех, и беспилотник отсюда не преодолеет это расстояние, ты проезжаешь на мобильном модуле прачечной через эти поля ЭМИ-цветов и разворачиваешь терминал, подключаешься к беспилотникам и погнал. Думаю, ты всё понял, – Липк улыбался, он был добродушный человек, хоть и вязался с налом, что, несомненно, нарушение закона, но это был его предел. – Ну, что скажешь? – Говард сделал паузу для оваций и протянул руку. – Разорвёшь этот круг?

Прэт очень обрадовался этому предложению, он буквально просиял. Грусть и, возможно, если и не унижение, но уязвлённость от отказа в форме насмешки улетучились. Легальная работа – крутились мысли в сознании Прэта, с оплатой на счёт, с социальными гарантиями и обновлением его изрядно закисшей статистики, он становился кем-то…

***

Пришла в себя девушка в очень странном месте, это была комната, из-за неосвещённой черноты невозможно было оценить размеры помещения. Только это было сейчас наименее важным, гораздо значительней был тот факт, что она туго пристёгнута к гинекологическому креслу и была совершенно голой. Над ней висел единственный источник света. Девушка тяжело и нервно дышала, она пыталась высвободиться, но это было невозможно. Кричать почему-то не хотелось, она негромко постанывала, пытаясь сохранить иллюзию сознания, что о ней забыли. «Не привлекать внимания», – думала она, но только вот это была её иллюзия. По помещению эхом стали разноситься шаги, цоканье каблучков. Видимо, шла девушка, цок-цок-цок-цок, всё ближе, цок-цок, и совсем за спиной, цок, и на этом всё стихло. Девушка пыталась повернуть голову, но ничего не получалось. Ощущение страха разрасталось, по спине бежали мурашки, она затаилась в ожидании боли. Но вместо этого она почувствовала прикосновение чужих губ к своей шее, отчего вздрогнула и даже вскрикнула, попыталась рваться с новой силой, но ремни, удерживающие её, были достаточно крепки.

– Тш-шь-шь-шь-шь, – послышалось у правого уха, и пришедшая, пользуясь заминкой, поместила ей в рот пористый шарик, и лёгким рывком закрепила застёжку. Похищенная девушка, пристёгнутая к гинекологическому креслу, отозвалась уже слезами, сопеньем и мычанием, но это было не всё. Дальше ещё была повязка, и даже то малое, что удавалось видеть, было скрыто за чёрной мягкой бархатной повязкой. Страх сковал девушку, и она ещё яростней билась в истерике, но всё, конечно же, было тщетно, она потеряла возможность видеть. В сознание, словно шипящие змеи, стали проникать самые страшные и пугающие мысли, всё то, что, конечно, с волнением, но сторонним, воспринималось из криминальной сводки, теперь давило своей реальностью, новой реальностью. Рука пришедшей легла на грудь сексуальной рабыни, скованной в кресле, и слегка сжала её. Потом немного щипнула за сосок, после чего быстро скользнула ко второй, правая рука поглаживала, пощипывала, сжимала, мяла и тискала левую грудь, и вдруг пристёгнутая ремнями девушка почувствовала, как тёплые губы прильнули к её промежности, сначала не спеша, но вскоре стимуляции ускорились, потом словно сделала глубокий томный вдох. Скованная девушка отчётливо слышала, как пришедшая вдыхала, и её рука, та, что мяла грудь, при этом подрагивала и продолжала. Нежно и грубо, ускоряясь и замедляясь. Девушке в кресле было очень дико ощущать это, её похитили, приковали, а теперь насилуют. Через минут пятнадцать таких пылких поцелуев, всё вдруг прекратилось, она словно вмиг отстранилась от неё. Но после похищенная почувствовала, как её голени коснулось что-то очень мягкое, очень нежное и горячее, она не сразу поняла, какой частью тела насильница её касалась. Пришедшая была очень нежной, пылкой и возбуждающейся, судя по её сжимающимся бёдрам с каждой секундой. Она тёрлась о сухую ногу совсем недолго, очень скоро уже буквально скользила, липкое пятно, судя по ощущениям похищенной, быстро разрасталось. И в этот момент девушка в гинекологическом кресле почувствовала, как грубо и очень напористо вклинились три пальца, судя по всему в латексной перчатке. Это заставило девушку содрогнуться, повязка, укрывавшая взор, напрочь промокла от слёз, катящихся ручьём. Она сопела, мычала, но ничего не могла поделать. А насильница вошла во вкус и терзала невольницу. Это продолжалось ещё не менее получаса. После, судя по цоканью каблучков, она спрыгнула с пленницы и вновь прильнула к её промежности, липкой и ароматной. Насильницу это просто дурманило, она была на пике возбуждения. Она томно дышала, её грудь тяжело и быстро вздымалась и опускалась. Язык очень быстро, лаская, скользил по интимным местам. Похищенная девушка уже рыдала, ей было мерзко, стыдно, обидно и очень горько. На волнах адреналина она всё ещё пыталась сопротивляться, изо всех сил билась, почти без остановки, гнулась дугой, но ремни очень крепко держали её. И всё это время пусть и безрезультатной, но борьбы, выливалось в очень сильную усталость, которая накатывала на несчастную в кресле, нарастая, как снежный ком. Пытка продолжалась. Едва губы отпрянули с глубочайшим вдохом, словно она ныряла под воду, как вместо них вновь вернулись пальцы. По томным охам и вздохам было понятно, что насильница пребывает на пике и скоро всё кончится. И вновь мысли тревоги сгустились в сознании невольницы, вдруг её убьют. Но после сначала хлюпающих звуков и визгливых выкриков вдруг прикосновения пальцев прекратились, и воцарилась тишина, лишь тихие сопящие звуки слышались в этой комнате. Похищенная девушка невольно затихла тоже, лишь изредка всхлипывая. Через несколько очень беспокойных и длящихся в сознании девушки в кресле явно дольше, чем было на самом деле, минут она опять почувствовала язык насильницы в себе, но на сей раз она там не задержалась. Скользнула наверх по животу к груди, полизав соски, она отпрянула, стянула вниз кляп и жарко поцеловала сексуальную рабыню.

– Спасибо тебе, я ждала чего-то такого, но повязку и кляп просили оставить, – и, несмотря на протесты, вернула его обратно.

Она так спокойно об этом говорила. Просили оставить, пронеслось в голове похищенной девушки, это ещё не всё… С содроганием в сердце осознавала она свою участь.

Цокающие звуки, сперва хорошо слышимые и удаляющиеся, вскоре вовсе пропали. Когда адреналиновая волна после насилия постепенно сошла на нет, вернулось, даже накатило сожаление, страх и боль. Ей вспоминались родители, их маленький домик, бескрайние золотистые поля, это всё обернулось сильной горечью. «Мама, папа, прощайте», – пробубнила она и заплакала. Девушка всё так же была пристёгнута ремнями к гинекологическому креслу и ревела. Над ней надругались, она ощущала себя невероятно испачканной, грязной, униженной. Все липкие пятна, слюни, выделения от насильницы ощущались как раздражители, но она не могла ни почесаться, не стереть и, уж конечно, не могла вымыться, это сводило с ума. Сколько продлилось это спокойствие, она не поняла, но вскоре всё продолжилось, на сей раз насиловать её пришёл мужчина. Он не церемонился, его грубые лапы схватили её за грудь.

– Грудь маленькая, ну да ладно.

Помяв какое-то время, щипнул и сильно потянул за соски, резкая жгучая боль пронизала девушку, сознание плыло, силы оставляли её.

– Да ты уже готова, – ликующе прозвучал ехидный бас. В отдалении вдруг возник отчётливый женский визг. «Я здесь не одна», – подумала она, но мучитель этого словно и не слышал и продолжал лапать её, поглаживать, царапать и щипать, совать пальцы. – Да ты вся пылаешь, я не заставляю граждан ждать.

Он начал облизывать её грудь, уделяя особое внимание соскам, а второй рукой мастурбировал, конечно, из-за повязки девушка этого не видела.

– Ну, поехали! – с причмокиванием отлипая от её груди, с хохотом провозгласил разгорячённый насильник и, обхватив бёдра руками и потянув вверх, сам рывком вошёл в неё сзади, и это принесло нестерпимую, резкую, очень сильную боль. Словно судорога пробежала в этот момент по её телу, это вышибло слёзы из глаз, ей захотелось, чтобы это всё прекратилось, закончилось, каким угодно, любым способом, но закончилось. Только это зависело не от неё, и поэтому она лишь мычала и сопела, слёз уже не было, сознание плыло, все её мышцы сжались, если бы не шарик во рту, она, наверно, сломала бы зубы. Сколько ещё продолжалось насилие, она сказать не могла. В какой-то момент он выдернул его из её попы и очень резко и сильно буквально вонзил, залетел, словно тараном, и, рывками сотрясая кресло, словно пушинку, пронимал её до глубины. Совершенно разные ощущения и эмоции захлёстывали девушку, были среди них и стыд, и разочарование, и страх за себя и за то, что больше не увидит свою семью. Всё это ураганом логических рассуждений пронеслось, словно молния в ночном небе, в её сознании. Но это ещё не всё, она отчётливо чувствовала, как насильник в ней стал подрагивать. «Он что, сделает это во мне», – возникли панические мысли в её затуманенном сознании. Она из последних сил пыталась кричать, биться и извиваться, но, как и прежде, это было лишь мычание и лёгкие колебания, ни того, ни другого за напором насильника-мужлана не было слышно.