Щенки

– Погоди, – прервал его Толик. – Что они тебе ещё говорили?

– Ничего.

– Не ври!

– Отвечаю, ничего! Просто попугали немного.

– Смотри, Картоха! Если что задумал, лучше признайся. Если нас из-за тебя в зону вернут…

– Сам придумай, что будет, – закончил Стёпа, поправив очки.

Илюха промолчал. Ему стало страшно. Как поступить, он не знал. Признаться не решался.

Им-то что, думал он, один близкий Димаса, второй весь из себя умный – Очкарик. А мне что делать? Они скажут, не смей телефон заносить, а мне потом руки-ноги сломают в городе. Или ещё чего похуже. Ведь не я же телефон понесу. В конце концов, кто на меня подумает? Тем более что пять тысяч я уже перевёл…

Илюха решил осуществить задуманное.

* * *

Потянулись трудовые будни. Весна вступала в свои права. Парни раскидывали снег по периметру плаца перед штабом, чтобы быстрее таял, подметали вытаявший асфальт, грелись на солнышке. Пару раз воспитатели вывозили их в близлежащий посёлок на субботники. Один раз они ездили наводить порядок на территории церкви. Отец Даниил Немиров потом напоил их чаем, подарил пакет сладостей и пообещал как-нибудь приехать, рассказать о жизни зэков на строгом режиме, где он проводил церковные службы.

– Есть такое понятие – тайна исповеди, – говорил отец Даниил. – Но я не буду называть имен, мы поговорим о поломанных судьбах тех людей, которые долгие годы провели в этом мрачном месте, в зоне строгого режима.

Священник рассказал юнцам о быте и условиях «настоящей» зоны. Парни слушали, раскрыв рты, и полночи потом обсуждали услышанное.

Я точно больше не сяду, твёрдо решил для себя Картошин. Однако отказаться от своего намерения уже не мог.

В середине мая положительно характеризующихся воспитанников вывели на восьмичасовой выезд за пределы колонии в сопровождении сотрудников. В качестве поощрения им разрешили посетить парк аттракционов. В составе группы ехал Илюха Толстый.

– Сегодня вечером, – шепнул он Картошину, когда все вышли покурить перед шлагбаумом. – Пикнешь – убью!

Картошин извёлся в ожидании. Он места себе не находил, порывался сходить и рассказать всё начальнику, но в последний момент струсил. Спрятавшись от чужих глаз в туалете, он, свернувшись калачиком возле стиральной машины, плакал.

Вечером группа вернулась с выезда.

– На, Картоха. – Толстый кинул Илье спортивный костюм, в котором ездил в город. – Постираешь и высушишь лично!

– Карманы проверь, вдруг что позабыл, – небрежно бросил смотряга, но Картошин понял, что в кармане спрятан запрет. Он взял вещи и сунул в стиральную машину.

– Без меня не стирать! – предупредил он Толика и Степана.

– Сегодня мы не будем, – отозвался Рыжий.

Вечером перед отбоем, закрывшись в туалете, Картошин обыскал спортивный костюм и обнаружил в подкладке штанов сенсорный телефон, а в кармане олимпийки – зарядное устройство и три тысячи рублей. Ещё была записка:

«Найдёшь Серёгу с колонии-поселения, передашь ему телефон, зарядку и деньги. Он знает, что делать. Сроку тебе неделя. Если всё сделаешь, претензий к тебе нет. Если не сделаешь – через неделю и один день люди с города приедут решать с тобой. Записку в унитаз смой, да проверь, чтобы утонула».

Илья смыл записку и надёжно спрятал запреты.

* * *

С утра Картошин напросился на работу в овощной склад, вход в который находился рядом с вагончиком, где обитали поселенцы.

После обеда, отпросившись у тыловика сбегать до мужиков стрельнуть сигарету, Илюха, постучав, заглянул в вагончик. Сидя на нарах, два мужика резались в карты. Третий спал, устроившись прямо на полу. От сигаретного дыма Картошин закашлялся. Мужики, бросив играть, посмотрели на него.

– Тебе чего, малёк?

– Мне Серёгу надо.

– Ну я Серёга, – отозвался один из игроков. Врёт, подумал Илюха. – Дальше что?

– Ты электрик?

– А чего это ты ко мне на «ты»?

– Простите.

– Слышь, давай вали отсюда, – попросил Картошина второй.

– Я по делу. От Ильи Толстого.

– Это кто?

– Это ко мне, – открыл глаза спящий на полу зэк. Он сел на полу и потёр ладонями опухшее лицо. – Пойдём потрещим, малёк.

Они вышли из вагончика. Мужик протянул Илье сигарету.

– Чего хотел? – Серёга хмуро посмотрел на Картошина.

– Я принёс… – начал Илья, но получил ощутимый тычок под рёбра.

– Рот закрой! – Мужик глубоко затянулся. Быстро оглядевшись, он повернулся боком к пацану и взглядом указал на широкое голенище сапога. – У тебя, кажись, шнурок развязался.

Картошин присел на корточки и неловко сунул пакет с телефоном, зарядкой и деньгами за голенище сапога, потом перешнуровал правый кроссовок. Мужик цыкнул сквозь зубы тягучей слюной, бросил презрительный взгляд на Илюху и, кинув ему под ноги окурок, вернулся в вагончик.

– Ты чего? – удивленно спросил тыловик, заглядывая в лицо, когда Илья вернулся на склад.

– Живот разболелся, – спрятал взгляд пацан.

– Иди-ка ты лучше в ребик и полежи, – принял решение сотрудник. – Завтра продолжим. – Он проводил Картошина до реабилитационного центра и уложил в кровать, предварительно переговорив с замполитом.

Остаток дня Илья провалялся, укутавшись с головой цветастым одеялом – символом бесконвойников, которые в отличие от пацанов в зоне не обязаны застилать постель белыми простынями.

Прошло две недели. Картошин сдал в «общак» ещё три тысячи, и от него отвязались. Дышать стало легче. Не сказать, чтобы на душе было хорошо, но нервничать Илюха перестал. Когда ещё этот электрик в зону телефон понесёт, рассуждал Илья. Может, вовсе не понесёт. Главное, свою часть работы я сделал.

* * *

– Собирайтесь, оленеводы, – скомандовал однажды с самого утра замполит. – Сегодня едете все втроём в посёлок. Местная администрация попросила вокруг здания мэрии пройти с граблями, помочь с грядками и посадкой цветов, травку покосить, если нужно. Короче, на весь день переходите к ним в подчинение.