Резервация

Руки из стальных жгутов бросаются на Антона и впиваются ему в плечо. Поднимают и бросают обратно в комнату.

– Антон? Хочешь кусочек, Антон?! Антон?!

– Антон?!

Гай. Это Гай. Это он, Господи!

Антон дернулся, и напарник отпустил его плечо.

– Проснись, Антон!

Он открыл глаза. Облизал губы – горькие, сухие, и сразу захотелось пить.

Все та же темнота. Внутри и снаружи.

– Ты неспокойно спишь, – сказал Гай. – У тебя проблемы со сном?

– Нет, – прошелестел сухими губами Антон. Взял бутылку воды и сделал несколько глотков. Откашлялся. Сколько он уже не пил антидепрессанты? – Нет. Проблем нет.

– Ну, ладно. Через три часа начнет светать. Мне нужно поспать.

– Да, да, конечно, – Антон протер лицо руками. Как будто бухал всю ночь, – подумалось ему. Когда он возвращался из бара поутру и заваливался спать, просыпаясь, чувствовал то же самое – опустошение и головную боль.

– Ты справишься? – спросил Гай. Пока он дежурил, все было спокойно, но он знал, стоило только заснуть, и можно было уже не проснуться. – Антон?!

– Справлюсь.

Тепло из салона выветрилось, и стало зябко. Антон поежился, окончательно придя в себя.

– Я справлюсь, – повторил он уже уверенней.

– Хорошо, – ответил Гай. – Как только начнет светать – разбуди меня.

– Я разбужу.

Гай поерзал в кресле и затих. Спустя пару минут Антон услышал его мерное дыхание.

– Гай? – позвал он. – Ты спишь?

Он не ответил. Значит спал. А может, притворялся, что спал, не желая ввязываться в очередной катарсис. Антон немного посидел в тишине, размышляя о словах полицейских психологов, которые уверяли, что с человеком можно разговаривать даже во сне. Просить прощения, если тяжело. Рассказывать о том, о чем никогда бы не рассказал, глядя в глаза. Мозголомы – так, кажется, их называл Гай. Говорил – эти хуевы мозголомы вечно тут как тут. Если вдруг тебя заподозрили в чем-то, если вдруг у тебя начались неприятности на службе, будь уверен – они будут ждать тебя в своем узком кабинете, с этими дурацкими рисунками-кляксами.

Может быть, если он скажет Гаю, что ему не за что себя винить, что он все равно бы ничем не помог тем детям… может быть тогда и Антону станет легче?

По крайней мере, разговор не даст мне уснуть, – решил он.

– Гай, я… – начал Антон и замолчал. Прислушался. Ему почудилось, будто на улице что-то звякнуло. Как тот смешной звонок на велосипедном руле мальчугана.

Показалось, – подумал он.

«Дзыыынк!» – снова донеслось из темноты.

Антон замер. Аккуратно вытянул из кобуры револьвер. Взвел курок.

Тьма за окнами была непроглядной, душащей. Если бы в ярде от машины кто-то стоял, Антон не разглядел бы его.

Странное место, – подумалось ему. – И днем и ночью тут одна слепая пустота.

Он аккуратно приоткрыл дверь. Вслушался. Всмотрелся. Ничего. Тихая безлунная ночь – спокойная, как море.

И вдруг – снова этот «дзынк». Где-то там, в темноте.

Нужно было взять фонарь и сходить посмотреть. Пара минут. Что может произойти за пару минут, если не случилось за три часа?

Антон поглядел на напарника.

– Гай? – позвал он тихо. – Ты спишь или нет?

Гай спал. Посапывал, склонив голову к боковому стеклу. Антон сам так спал в детстве, когда отец отвозил его обратно к матери. Иногда они проводили вместе выходные – играли в приставку или гоняли мяч на заднем дворе. Родители развелись, когда Антону было десять.

– Я быстро, – шепнул он спящему напарнику, вытащил из бардачка фонарик и вышел в ночь. Прикрыл за собой дверь. Огляделся. Щелкнул фонарем и полоснул светом по темным развалинам впереди. Гай приткнул седан у обочины – по левую руку расстилалась песчаная пустошь, по правую – низина с развалинами каких-то бараков, похожих на склады.

Антон посветил туда еще раз. И кружок света за что-то зацепился там, в темноте. Что-то лежало у самых развалин – то, что было чуждым этому увядшему, разоренному месту. Антон пригляделся, и ему показалось, будто он увидел тонкое погнутое колесо, задранное верх. И педаль. Ему померещилось, что эта педаль все еще вращалась. Но расстояние было слишком большим, а ночь слишком темной. Он не мог сказать наверняка, что видел. Это мог быть велосипед, а могла быть и куча хлама вперемешку с разыгравшейся фантазией.

Нужно разбудить Гая, – подумал он. А сам осторожно зашагал к краю дороги.

Как этот мальчишка мог оказаться здесь? Ехал за нами? Странный паренек…

Антон вспомнил, как увидел его недалеко от пустыря, где Гай стрелял в старика. Если все так – значит, это его велосипед валялся там, в пыли. А сам мальчишка куда-то исчез.

Антон осторожно начал спускаться. Склон был песчаным – зыбким, плыл под ногами. Внизу песка было больше – намело частыми бурями. Они шли со стороны пустыря – красно-желтые волны, похожие на тучи саранчи. Антон видел такие по телеку – порой стихия накрывала целые города. И сейчас он яро представил, как долину с бараками накрывало песчаной волной. Мело, не переставая, хлестало по крышам и стенам.

Он оглянулся, посмотрел наверх – седана отсюда видно не было. Но все по-прежнему оставалось спокойно и тихо. Он перевел свет фонаря на развалины – постоял, выискивая то, зачем пришел. Ему долго не удавалось ничего нащупать во тьме. Но потом он увидел – велосипедное колесо, торчавшее из песка.

Черт, – подумалось ему. – А ты уверен, что это тот самый велосипед?

Нужно было возвращаться и будить Гая. Он не должен был оставлять его одного…

В развалинах что-то мелькнуло – луч фонаря метнулся туда и выхватил из тьмы чьи-то глаза – в свете фонаря они горели желтым. Всего секунду, а потом снова – темнота.

Антон замер, слушая, как колотится сердце. Тот, кого он только что видел, не был ребенком. Кто-то прятался в этих бараках и возможно заманивал сюда детей, а потом расправлялся с ними. А может и вовсе складывал их в ящики в подвале.

Я должен торопиться, – решил Антон, выставив руку с револьвером вперед. – Должен торопиться…

Он зашагал в темноту, подсвечивая ее фонариком.

Когда он стрелял в последний раз? Он не помнил. На стрельбах в тире, в звукопоглощающих наушниках и защитных очках. А когда стрелял в человека?..

Антон подошел к велосипеду и посветил фонарем. Велик был старым, с облупившейся краской на раме и затертыми резиновыми рукоятками на руле. Переднее колесо было согнуто, как будто велосипед швырнули о стену. Спицы повылезали из него, а шина слезла с обода, как змеиная кожа. На руле не было звонка – но если мальчишка хотел остаться незамеченным, он попросту его снял. Антон не встречал таких допотопных звонков, но мог себе представить, как тот дребезжал во время езды.