Резервация

– Кормишь его, как собаку, – подал голос Гай.

А парнишка уже ел с руки, собирал губами крошки и сглатывал их, облизывался и снова возвращался к ладони. Он съел все, и когда шершавый язык начал облизывать Антону ладонь, он остановил его.

– Все, хватит. А теперь позволь мне снять это. Наручники.

Он снова достал ключ. Зашел оборванцу за спину и без труда снял браслеты.

– Теперь смотри за ним в оба, – посоветовал Гай. – Я церемониться не стану.

Антон бросил Гаю наручники и вернулся к пареньку. Сел на корточки. Посмотрел в глаза.

– Что же с тобой случилось? – спросил он.

А в ответ услышал мычание. И какие-то дурацкие обрывки слов.

– Айк… айк… там… едный… айк…

И вдруг оборванец бросился на Антона. Схватил его своими тощими руками.

– Эй, блядь! – крикнул Гай, выхватив револьвер.

– Нет, нет! – закричал Антон напарнику. – Все нормально! Все нормально… все хорошо, – он перевел дыхание. – Он просто… плачет.

Парнишка крепко держал Антона за спину, смяв рубаху, а его тощее тело сотрясали беззвучные рыдания.

Резервация сжирает тебя, как рак. И ты становишься, как она – высушенным желтым пугалом, сбитым с шеста на землю.

«Странно, что у этого парнишки еще остались слезы. Что эта жара не высушила их» – подумал Антон, ощутив мокрое пятно на своем плече. Оборванец прижался к нему колючим лицом – дышал тяжело и жарко.

Сломанные жизни. Они в гетто на каждом шагу. Лежат под жгучим солнцем, превращаясь в сморщенных карликов.

«В таких, как этот бедолага» – подумал Антон.

Резервация – королева-мать, которая плодит чудовищ, – вспомнились ему слова напарника. Кому, как не Гаю, знать это.

Антон посмотрел на напарника.

В нем тоже ворочаются змеи, – подумал он. – Хоть он и пытается это скрыть. Все, что казалось мертвым, снова зашевелилось у него внутри…

– Нужно уезжать, – сказал Гай. – Было шумно… – он огляделся, – теперь мне не нравится эта тишина.

Антон отстранил от себя плачущего оборванца, и поднялся с колен.

– Мы должны вернуться туда, – сказал он, глядя на развалины, где на него напала собака.

Гай проследил за его взглядом.

– Ты рехнулся? Вообще слушаешь, о чем я говорю?!

Он должен был забрать тех щенков. Если уедет сейчас – резервация сожрет и его. Сбросит в дорожную пыль – пугало с шеста – и растопчет. И однажды он обнаружит себя мычащим существом, прячущимся в развалинах гетто.

– Ждите здесь, – сказал он, вытащив револьвер. – Я мигом.

– Антон! – крикнул Гай, не понимая, что происходит. – Ты совсем ебанулся?! Антон!? Да что нахуй с тобой такое?!

Но Антон уже скользил вниз по склону – забирал полные ботинки песка. Туда – к погнутому велосипедному колесу, к обвалившейся крыше, к проекциям вождей на кирпичных стенах.

Дурная кровь, – думал он, смотря под ноги, – рано или поздно выкинет какой-нибудь фортель.

Он перескочил велосипедный руль и впрыгнул в темный барак. Включил фонарь – взрезал набухшую тьму, вывалив из нее кучи строительного хлама. Увидел тот угол, откуда на него бросилась псина. Ее саму – черный мохнатый мешок на песке, блеснувший отблеском глаз. Скакнул вперед, к щенятам. Но угол был пуст. Луч фонаря заметался по сторонам, то там, то там – зигзагами, восьмерками – по стенам, по кучам мусора, по песку. Щенят нигде не было.

– Что за хрень? – прошептал Антон. Он затих, прислушавшись. Но ничего не услышал. Только как дышал сам, с присвистом – как будто отцовскими легкими.

«Ты давно пил свои таблетки?»

Странный вопрос в неподходящем месте – ночью, на задворках гетто. Но что, если Гай был прав? Хороший коп с правильными вопросами…

«Так давно ли ты пил свои таблетки, напарник?»

Гай знал, что Антону назначили курс лечения антидепрессантами. Но что он мог знать о причинах? О гребаном алкогольном делирии?

Порой Антону мерещились странные вещи, но никогда галлюцинации не сплетались с реальностью настолько сильно. Никогда не выходили из-под контроля.

«Бросите таблетки – и вскоре не сможете отличать реальность от галлюцинаций. А значит – мне придется рекомендовать отстранить вас от работы. И направить на принудительное лечение в стационар»

Врач говорил спокойно и тихо. Так, что даже не заглушал манометра, тикающего в его кабинете. Антон сидел на кушетке и застегивал рубашку. Живот ныл от пульпаций – у врача были сильные пальцы, несмотря на обманчивый внешний вид. Лысина, очки и тонкие седые усики. Этот человек мог запросто сломать Антону ребра.

«Запомните, – сказал врач, – галлюцинации возникают не во время вашего злоупотребления спиртным. Но после. Когда вы уверены, что похмелье кончилось и можно со спокойной совестью идти на работу… »

Антон собрался и ушел. Купил в аптечном киоске таблетки по рецепту и бутылку воды. Это было месяц назад. Он не помнил, когда бросил лечение. Наверное, когда решил, что завязал с выпивкой.

Антон вынырнул из воспоминаний и обнаружил себя идущим к выходу из барака. Он оглянулся – собака лежала все там же.

Тупая псина!

Он покачал головой и с улыбкой вышел на улицу. И сразу почувствовал обжигающие лицо песчинки. Прикрылся рукой от поднявшегося ветра и сквозь пальцы посмотрел на дорогу.

– Господи! – выдохнул он.

В свете фары маячила тень. Это был Гай – он что-то кричал и размахивал руками.

Догадаться было несложно – их услышали. И теперь со стороны песчаного квартала к ним кто-то приближался.

Антон побежал, прикрываясь от порывов ветра, от песка, летящего в глаза.

Что-то зарождалось там – по ту сторону дороги, в бесплодных пустырях. Во тьме. Какая-то ужасная сила поднималась от земли – со сверканием молний и грохотом грома.

– Твою мать, твою мать!.. – Антон вцепился в песчаный склон руками и начал карабкаться вверх. А Гай в это время уже заводил мотор Седана.