Где отцвели цветы, лишь шелестит трава.
То счастье, что хоть редко
но бурлило и сверкало,
уведено под тень, —
река с другим значеньем:
в пологих берегах она бредёт устало.
“Мы стоим под луной…”
Мы стоим под луной.
Твоя талия звонче бокала.
Льётся безмолвия песня.
– Аой!
“Вечер спускается…”
Вечер спускается
с крыш.
Розовый полог заката,
аукнув,
упал
на горячие
сонные долы.
Прячется в тенях,
кого-то к себе подзывая,
робкая тишь.
Вздрогнул
стареющий
тополь,
лист обронив,
заране
бодрящей прохлады пугаясь.
Сны золотые
себе подложив в изголовье,
стынет луна, —
думает
вечную
думу.
“Через годы вся видна…”
Николаю Н. к юбилею
Через годы вся видна
жизнь его завидная.
Он ни разу не упал,
видя очевидное.
Перемены он любил
и не только школьные.
Те, что плохи, позабыл.
Помнились прикольные.
Вот родился он, и тут
сразу изменения.
Николаем назовут,
а зовут по времени.
Он то Коленька, то Коль,
то Колян, то Колька.
Так и шло в тот срок, доколь
в том не стало толку.
Ростом вышел не ахти.
Взял другим значением.
Покорил полки стихий
в деле, что – для гениев.
К переменам зим и лет,
к пенью соловьиному,
к звёздам, подающим свет,
всей душою ринулся.
Увидала в том она
суть извечных истин.
В чём небес голубизна,
шелест постраничный.
Что прекрасного в росе,
в снеге и в дождинках.
Отчего грустится всем,
когда осень близко.
Где любовь и нелюбовь.
Где простор и воля.
Почему порою вновь
обращался в Колю.
Потекли стихи рекой.
Ребятне понравились.
Дети скоро вперебой
к той реке направились.
Следом проза потекла,
засверкав сюжетами.
Где-то здесь уже была
правда о столетиях.
Возвеличен в Николаи
да ещё в Иванычи.