И.О. Злой Королевы

К счастью, оказалось, что Клара купила особое масло у банщицы из таверны. Оно пованивало дегтем, который перебивал запах гвоздики, камфоры и прочих более приятных ингредиентов, но уж лучше деготь, признанное в народной медицине средство, чем кровососы. Немного тягучей смеси на тряпицы – и, обложившись «ароматными» лоскутами, мы спокойно проспали всю ночь.

Глава 5

Утром мы спустились с холма, на котором стояла гостиница, в долину. В ней раскинулось довольно крупное село. Распогодилось, и в Воронью Падь со всех сторон въезжали люди, чтобы успеть к началу торговли.

Перед въездом в село раскинулась богатая ярмарка. Чего там только не было. Фермеры не только продавали излишки зимних запасов, но и обменивали их у охотников на кожи, шкуры, незамысловатое оружие. Высились горы глиняных горшков и тарелок, рулонов холста и мотков яркой шерсти.

Нам требовались одежда на смену, сушеное мясо, крупы, специи, мед и разные бытовые мелочи.

Клара моментально преисполнилась важности, стоило мне поручить ей покупать все, что потребуется – серебра нам пока хватало. Пожилая женщина отвергла мою помощь и немедленно наняла за пару медяков мальчишку, который таскал за ней покупки. И хотя их было не так много, видимо, здесь было так принято: в определенном статусе обязательно использовать прислугу.

Тюрбан Клары мелькал то тут, то там.

– Матушка! – окликали ее торговцы: – Купи! Возьми! Попробуй!

Она снисходительно пробовала жирные сливки, медовые соты, полоски мяса и слегка увядшие овощи. И торговалась, торговалась… Корзинка мальчишки-носильщика наполнялась.

Я была уверена, что Клара отчитается по всем тратам и не потратит лишнего.

В небольшой лавке с меня сняли мерки. За лишние монетки сверху общей стоимости белошвейки обещали закончить заказ к вечеру следующего дня. Пара простых нижних рубах, шерстяных юбок, плотных корсетов и жилетов с вышивкой значительно облегчили наши кошельки. Одежда, даже простая, была дорогой.

Агнесс ничего не покупала. Она вообще старалась поменьше бывать в толпе и быстро вернулась на постоялый двор, забрав у нас некоторые покупки.

Пока Клара закупала продукты, я прошлась вдоль рядов с безделушками. Ленты, бусы, медные и серебряные украшения для волос, серьги, браслеты… У меня зарябило перед глазами.

Задержавшись у прилавка с кожаными браслетами, я скорее почувствовала, чем заметила постороннее внимание. Опустила глаза и увидела, как тоненькие, грязные пальчики аккуратно снимают мой кошель с крючка на поясе.

В мешочке было всего несколько медных койнов, и я не спешила разоблачать маленького воришку. Ребенок нырнул в толпу и какое-то время был почти невидим за пышными юбками покупательниц. Однако к краю ярмарки толпа поредела, деревянный настил закончился, и воришка вынужден был показаться на глаза на фоне грязных сугробов.

Это была девочка, малышка лет девяти. Она шла, кутаясь в такое тряпье, по сравнению с которым даже тряпки Клары в нашу встречу в лесу показались бы королевским одеянием. Обуви у ребенка не было, девочка шагала, обязав вокруг ступней куски драной кожи, перевязанной бечевой. Под короткой юбкой, из которой она явно выросла, мелькали посиневшие лодыжки в язвочках.

Не таким уж процветающим королевством оказался Гессланд. Здесь по-всякому нашлось место для нищеты и горя.

Успела ухватить ребенка за плечо перед входом в кошмарные трущобы, слепленные в буквальном смысле из грязи и палок. Девочка громко завизжала, вырываясь из рук. Я испугалась, что сейчас из жуткой норы выползут ее покровители, те, кто посылал ребенка воровать, и оттащила малышку в сторону.

– Тихо! Спокойно! – рявкнула я. – Оставь себе деньги, а кошель верни мне. На нем мой знак. Видишь? Черная роза. По нему тебя легко поймают.

Девочка перестала биться в моих руках и подняла на меня глаза. Я даже вздрогнула. На грязном лице они казались невероятно огромными, словно две ярко-голубые капли акварели на замаранном холсте.

– Чей ето? – недоверчиво спросил ребенок. – Оставите денег и приказникам меня не сдадите?

– Не сдам, – пожала плечами я, – больно много мороки. А ты, наверное, голодная?

Девочка фыркнула, мол, что вы понимаете в голоде, сытая госпожа?

А вот и понимаю. В безбашенной юности попадала в разные ситуации.

Я сама вытащила из грязных пальцев ребенка свой кошель и под недоверчивым взглядом небесно-голубых глаз высыпала из него медь. Монетки перекочевали в ладошку воришки.

– Как тебя звать? – быстро спросила я, видя, что ребенку не терпится улизнуть.

– Нечто я дура чужим свое имя называть? – презрительно бросила девочка. – Ученая я, на других глядючи. Одну нашу девчонку, Рыбку, вот такая же барышня пудингом угощала. Сюсюкала, обещала к себе забрать. И где теперь Рыбка? А нету Рыбки, весной на бережку нашли, обескровленную.

Я снова заглянула в глаза малышки и увидела в них… недетское Понимание, основанное на наблюдении и опыте. Даже мороз по коже пробежал.

– Я не такая барышня, – сказала я, понимая, что мне ни на грош не поверят. – Давай куплю тебе какую-нибудь еду и одежду. Там есть чайная с горячим…

Я отвела от ребенка взгляд, чтобы показать направление, А когда повернулась, малышки и след простыл.

Я вернулась и отыскала Клару.

– Что-то не так? – сразу заволновалась та.

– Все хорошо, – уверила я пожилую женщину.

Но на душе скреблись кошки.

… Потребовалось какое-то время, чтобы подогнать одежду по фигуре. Воодушевленные хорошими чаевыми белошвейки очень старались. А чтобы нам не было скучно, трещали без умолку, пересказывая местные сплетни… и не всегда сплетни.

Я устала от впечатлений и слушала девушек краем уха, а вот Клара с удовольствием участвовала в оживленной беседе. Это меня радовало, чувствовалось, что вдова обеспеченного ремесленника была в своем привычном кругу.

Я насторожилась, заметив знак со стороны Клары, и начала прислушиваться.

– … барон Холенц тоже присоединился. А что ему было делать? – рассказывала пожилая рукодельница, не глядя вывязывая кружево из тонкой шелковой нити. – Молодая королева пошла против мачехи Моргаты, великой колдуньи, и обещала хорошую мзду за помощь всем, кто владеет магией. А у барона сынок во все тяжкие пустился. И дочь пропала. Вот и потребовались живые индульгенции.

– Живые индульгенции? – ляпнула я.

Клара быстро замяла ситуацию:

– Моя племянница – будущая жрица Драконьего бога, – пояснила она. – В нашем храме не принято раздавать обещания от имени Вечного.

Белошвейки понимающе кивнули. Кажется, они сами были не в восторге от последних тенденций от основной религии королевства.

Я решила, что больше ни при каких обстоятельствах не буду встревать в разговор. Что такое «индульгенция», я знала, чай не юное поколение, которое искренне полагает, что Наполеон – это торт.

Как выяснилось из беседы, живыми индульгенциями назывались грамоты от имени властвующего монарха с подтверждением главы церкви одной из местных религий, самой многочисленной по количеству прихожан, Ордена, как называли его белошвейки.

Предъявителю живой индульгенции, в отличие от обычной, позволялось не только совершать грехи, но делать абсолютно… все, даже убивать! Все было заранее прощено Церковью и Властью. Ограничение имелось лишь одно: своим поступком владелец священного актива не должен был вредить правящему монарху.

Вот тут все было тонко. Вредить – это как? Убивать подданных, конечно, тоже вред, но смотря какие подданные.

Молодому баронету Эдгару Холенцу тоже достались «волшебные» бумаги. Он казнил народ направо и налево, но исключительно простых людей, за которых некому было заступиться. И, поговаривали, даже развил маленький, но прибыльный бизнес: поставлял детей богатым любителям утех с малолетними.

На этом месте мне сделалось очень тревожно. Девочка с голубыми глазами не выходила у меня из головы. Ну, может, то, что из таких вот бесприютных детей в буквальном смысле пьют кровь, она и присочинила (хотя зная местную нечисть и не такое примешь за чистую монету), но торговля детьми, организованная всякими мерзавцами без чести и совести – это естественный плод любого гнилого государства.

Меня удивляло, почему белошвейки без страха болтают с незнакомыми людьми и таких вещах. А вдруг мы донесем. Но потом я увидела, что глаза Клары странно мерцают, словно переливаются крошечными грозами, и догадалась: моя спутница применила магию.

– Зачем? – спросила я, когда мы вышли из лавки со свертками под мышкой.