Винтики эпохи. Невыдуманные истории

Беспокойная ночь отразилась, однако, и на Томасе: его глаза, как и глаза Ирмы, потускнели. Восторг и восхищение исчезли: «проба» в России становилась непредсказуемой и опасной. В памяти всплывали полена в печи – не сгорали те, что откатывались в сторону. Лёжа в ночной тиши рядом с женой, он склонял её к выезду.

– Я есть частьица русская кровь, но на менья смотрьеть, как на враг. Я хотьел честно работать на Россия. Она и моя родьина, но я для неё немьец. Россия – это злой энергия, криминаль, поньимаешь? Я хотьел, чтобы людьи жить здесь красиво, как в Европа, но они не понять, что налоги платьить не бедный, а богатый. Они не понять, что чьем больше богатый, тем лутше жить простой народ. Хёрёшо, я тьебя встретиль, но здесь дьелать «проба» не надо; мы уже немолодой.

– Томас, милый, я без Кости и Петруши пропаду.

– А есльи нам смерть будьет?

– Ой, не знаю, – выслезила она, – не знаю. Давай отремонтируем крышу, а там видно будет.

– А есльи оньи бомба чьерез решётка бросить?

– Им это невыгодно – они тогда ничего не получат.

– Давай капьиталь записать на менья, тебья, Костья и Наташа. Тогда он менчше будьет попадать на глаз.

– Твой капитал и – разделить?

– Капьиталь, милая, наш – мы живьём вместье!

– А кто будет платить охранникам, продавцам, бухгалтеру и другим рабочим?

– Это очшень просто – из долья твой, мой, каждый.

– Если так безопаснее, давай попробуем.

– Да, да, Ирма, такой «проба» будет лутше, «безопаснее», – повторил он непривычное слово.

На бетонное основание крыши толстым слоем насыпали котельный шлак, на стропила и обрешётку натянули оцинкованную жесть. Внутри всё перемыли и расставили по местам. Через неделю от пожара не осталось и следа. Ночью с двумя охранниками дежурили ещё и два милиционера, однако, дамоклов меч рэкета не исчезал.

О магазине много говорили. В областной газете сообщалось, что предприниматель Томас приучает «русский народ к дорогим запахам модного Парижа», и Костя пошутил, что «пресса, как мини-юбка, показывает всё, но скрывает самое главное» – пожары, перестрелки и убийства.

* * *

Соседка Варвара, которой Ирма в период её знакомства с Томасом привозила из Германии дорогие крема, частенько прибегала с деревенским молоком, творогом, сметаной, последними сплетнями и не забывала позавидовать, что Ирма «удачливо вышла замуж».

– Он, Варвара, труженик. Половину из своего кармана отстёгивает в бюджет, чтоб таким, как ты, лучше жилось, – протягивала ей Ирма деньги.

– Лучше подбери что-нибудь из косметики, – крутила Варвара тяжёлым светловолосым хвостом. – У тебя вкус. Он, вроде, и у меня есть, но богатого мужа Бог не дал, хоть и смотрюсь, как девушка. Мне все возраст сбрасывают… – косилась она смазливо на Томаса.

– Сбросить по внешнему виду тебе, конечно, можно лет так десять, а по умственному – и все пятнадцать, – оборвал её как-то Костя.

– И в кого ты такой злой, Костя?

– Какой же я злой, это анекдот такой.

Она обиделась и долго не приходила, но вдруг заявилась в гипсе и с порога застрочила:

– Сегодня возле магазина шастали подозрительные бугаи в кожанках. Я, было, хотела уже к милиционерам бежать.

– Сколько? – выдохнула Ирма.

– Четверо.

– И как они выглядели?

– Рослые – больш ничо не запомнила.

– Ты почему в гипсе?

– Да в киоске талоны вчера папиросами отоваривали. В минуту очередь в полкилометра выстроилась – не меньше. Я курточку натянула и туда. Недалёко была – радовалась, что хватит. Киоск открыли, и тут, откуда ни возьмись, «бугаи» объявились. Всех отталкивают, орут, матерятся, что первые. Одному успела я в затылок вцепиться. Он выпрямился и отмахнулся, как от назойливой мухи, – хорошо, руку отдёрнуть успела. Стою за ним, а досадить хочется, только чем? До затылка высоко…

– Ты сказки-то не рассказывай, говори, где руку сломала.

– Так я и говорю. Стою за ним, а из очереди турнуть его хочется, но он же высокий да ещё к стене приклеился. Оттащить силы нужны, а где их взять? Я и нырнула ему под куртку… Нащупала голую спину и в мясо так вцепилась, что оно под ногтями осталось. Он спокойнёхонько разворачивается; мою руку, как занозу, вытаскивает и сверху по ней – бац! – кость и расколол.

– A b суд ты подала?

– Я тебя умоляю – какой суд?..

– Были ж свидетели – видели!

– Видать-то видели, а как доказать, что кость полетела?

– Ты что, не почувствовала?

– Как – не почувствовала? Почувствовала! Здоровой рукой подхватила её, так на весу и нянькала, а в глазах слёзы.

– А почему фамилию не спросила?

– Так он мне и сказал!.. Даже если б и сказал, я ж его тоже щипала. Ему ж, наверно, тоже больно было… – засмеялась она.

– Папиросы-то купила?

– В том-то и дело, что нет.

– Почему?

– Потому! Не достались!

– Да-а… А как узнала, что кость сломана?

– Домой пришла— болеть не перестаёт. Пухнуть рука начала. Пошла к врачу. Сделали рентген – он перелом показал. Вот так из-за папирос, которых не досталось, и покалечилась.

– Может, чем помочь?

– Гриша всё сам делает, только корову доить некому – тебя хотела просить. И пусть за магазином милиционеры глядят лучше.

Весь месяц Ирма после работы помогала Варваре – не только доила корову, но и готовила еду. Томас с Григорием сдружились и по вечерам часто играли в шахматы. В одну из суббот Ирма затопила баню. Вымылись и по просьбе хозяев остались у них на ночь в отведённой им комнате. Переночевали и в воскресенье утром ушли домой. Вошли во двор и остолбенели: у двери лежала их собака – мёртвая. В дверях торчала записка: «Убирайтесь, фашисты, в свою Германию». Хоронили собаку, как члена семьи. На Петрушу, выросшего с нею, жалко было смотреть. Когда отошли от потрясения, немногословная, но рассудительная Наташа сказала: