Практика и метафизика психотерапии. Онтопсихологический подход

Посредством религиозной идеи монитор отклонения становится богом: как только механизм активизируется во имя славы Господа, он обретает верховную власть, способную воздействовать на все что угодно. Наряду с этим я заметил изменчивость «Сверх-Я» в разных религиях.

Попробуйте теперь внимательно проанализировать отношения с вашими детьми (профессор Менегетти обращается к присутствующим родителям).

Профессор (П.): «Ты никогда не замечал, как работает твой ум, когда ты размышляешь о некоторых жизненных моментах, относящихся к делам или учебе, и как все меняется, едва ты начинаешь говорить со своими детьми о какой-либо проблеме?».

Слушатель (С.): «В то время как в делах и в отношениях с другими у меня нет проблем, в отношениях с собственными детьми я не чувствую себя свободным, как будто в них присутствует что-то жесткое, фиксированное».

П.: «Следовательно, здесь как будто имеются точки неприкосновенности, которые тебе не следует оспаривать: это так, и все. Тогда как рационально ты чувствуешь, что можешь всего касаться и все обсуждать, а значит, управляешь ситуацией (я сейчас говорю о глубокой внутрисущностной рациональности), с собственными детьми ты ощущаешь какое-то невидимое препятствие.

В сущности, такой вид блокировки, стойкого сопротивления означает, что ты этого не можешь и не должен касаться. Здесь ребенок как будто обладает верховной властью, превалирующей даже над твоей. Ведь как бы то ни было, ты – “этот” отец, “эта” мать.

Когда ребенок с тобой спорит, в этом есть нечто, о чем ты не имеешь права судить свободно, а потому обязан выслушивать его определенным образом».

С.: «Сравнивая с тем, что было несколько лет назад, базовым императивом тогда было “они не должны страдать”».

П.: «Этот тип страдания связан с чем-нибудь?».

С.: «С моим потенциалом».

П.: «Порыв “Сверх-Я” связан с твоей внутренней значимостью. Это другой бог внутри тебя. Только первичный принцип может удостоверяться как другой абсолют в высшей эгоистичности отдельно взятого индивида».

Малолетний ребенок, еще ни в чем не проявивший себя взрослым, обеспечивается дарованной ему устроенностью жизни взрослого родителя: это вредно как для детей, так и для родителей.

При беспристрастном анализе ситуации мне становится жаль моих дочерей, живущих в достатке: поскольку я богат, то не могу воспитывать их так, как мне бы того хотелось, потому что окажусь непонятым обществом. Я – момент прибытия, тогда как они – точки отправления перед лицом жизни.

Я уже знаю, что, если ничего не случится, они окажутся неполноценными, столкнувшись с постоянной чуждостью жизни, и знаю, что не могу предложить им способ борьбы на их собственном пути. Практически, создавая тыл определенного потенциала и силы, я заставляю их преодолевать бесконечные экзамены существования. Перед лицом жизненной задачи и по исторической необходимости я не могу дать им максимум воспитания.

Система обучает таких детей, как удволетворять маленькие интересы, как шантажировать родителей, чтобы получить еще на десять евро больше, еще одну вещь из одежды, еще одну неделю каникул и так далее, но тем самым они «мониторизируются», усиливают монитор отклонения, используя “ipse dixit”[18 - От лат.: «Сам сказал». Прим. пер.] от “deus ex machina”[19 - От лат.: «Бог из машины». Прим. пер.], и не знают, что этим они «цементируются» него. Действуя таким образом, они достигают сиюминутного успеха, но потом оказываются жестко, окончательно структурированными.

Для большинства свободных взрослых максимальную опасность представляет именно «Сверх-Я» детей, поскольку преодолеть его наиболее трудно. С биологической точки зрения я могу принять на себя любую роль, но на метафизическом уровне существует только одна душа, и нет ни сына, ни отца, ни матери, ни сестры, ни жены, ни любовника: ты один. Поскольку существует «Сверх-Я» такого типа, то необходимо лишить собственных детей помощи входа в метафизическое.

Бесполезно приводить эти доводы детям. Понятно, что в этом случае они могут прибегнуть к огромному шантажу. Я рад, что, по крайней мере, смог подвести вас к осознанию этой проблемы. Давайте будем помнить, что насколько им удается шантажировать нас, настолько они усредняют самих себя, а мы, в свою очередь, разжигаем худший тип «Сверх-Я». Нам нет равных в борьбе с гигантами, но перед лицом бабочек мы позволяем связать свой разум. Важно это знать. Мы не можем претендовать на понимание детей: они желают иметь материальные блага. Главное заключается в том, что, потакая «Сверх-Я» такого типа, мы неизменно портим наших детей, а сами остаемся неполноценными перед лицом целостного дела рациональности жизни.

Существует, однако, и другой вид шантажа. Ребенок может вам сказать: «Если ты мне это не дашь, я уйду». И он уходит, но куда? Может произойти несчастный случай, может возникнуть проблема с наркотиками, поэтому родитель думает: «У него был дом, полный добра, а я, из-за того, что хотел прослыть великим моралистом, потерял ребенка».

А за внутренней проблемой уже стоит обвинение всего общества. Тогда стоит ли рисковать? Проблема открыта. Продолжайте поступать так, как делаете сейчас. Важно знать об этом и параллельно развивать двойную мораль[20 - См. Менегетти А. Мудрец и искусство жизни. – М.: НФ «Антонио Менегетти», 2016.]: ты знаешь, что там связан, но оставайся при этом свободным внутри, спасая свой сокровенный внутренний мир, и тогда впоследствии это позволит тебе быть точным в социальной системе.

Таким образом, речь идет не о классическом «Сверх-Я» «родители – дети», а об определенном типе «Сверх-Я», намного более утонченном, закрепощающем тех родителей, которые являются истинными учителями жизни.

Главное, что именно дети – сын или дочь – должны подойти к пониманию великого ума родителя. Выбор должен сделать сам ребенок, сказав себе: «Мне повезло иметь такого отца; я буду его использовать, стараясь не злоупотреблять». И, став взрослым, он должен будет пройти психотерапию аутентификации, так как перед лицом трансцендентного становления каждый из нас одинок.

Родитель одинок перед лицом своего метафизического, но то же относится и к ребенку. Я обеспокоен тем, что для таких детей существует риск двух типов: 1) они не формируются в абсолютности жизни; 2) они мониторизируются. И всякий раз когда эти дети пускаются в рассуждения о родителях, по большей части они уже захвачены монитором отклонения.

Глава третья

А что, если это клиент осуществляет плагиат по отношению к психотерапевту?[21 - Статья, ранее опубликованная в журнале Nuova Ontopsicologia, n. 3/92.]

3.1. Плагиат

Когда речь заходит о психотерапии как о психоаналитических взаимоотношениях психотерапевта и пациента, это сразу ассоциируется с трансфером, плагиатом, неуверенностью.

На протяжении многих лет массовые убеждения и культура заявляют о том, что во время аналитического или психотерапевтического сеанса пациент играет пассивную и незащищенную роль, поэтому во всех аспектах он «пациент»[22 - «Пациент» (итал. il paziente) в итальянском языке означает также «терпящий». Прим. пер.], то есть чуть ли не тело, вылепленное субъективностью аналитика или психотерапевта. В то же самое время психотерапевт неизменно видится в качестве архимандрита, который вдохновляет, обуславливает и управляет, как «небесный кукловод».

Без преувеличения все единодушны во мнении о неотъемлемом превосходстве психотерапевта и его влиянии на клиента. Это мнение однозначно для массы, для журналистов, для юристов, однако на самом деле все обстоит иначе.

При долгом и болезненном формировании психотерапевта, особенно онтопсихолога, внимание акцентируется как раз на опасности так называемого «пациента»[23 - См. Менегетти А. Я ненавижу трансфер. – М.: НФ «Антонио Менегетти», 2018.].

И прежде всего необходимо пересмотреть значение и содержание плагиата. «Плагиат» означает воздействовать на другого, подгоняя его под определенную матрицу. Поэтому под этим словом, употребленным в переносном смысле, следует понимать психоэмоциональное влияние, структурирующие способы и манеру поведения какого-либо человека.

3.2. Воспитание и плагиат

В этом смысле единственной возможностью для плагиата становится любой стереотип, внедренный посредством эмоционально-чувственного воспитания в период первых шести лет жизни человека. Всеобщая уверенность в том, что примерно к шести годам или чуть позже ребенок будто бы становится рационально ответственным и в состоянии отличить хорошее от плохого, просто доказывает тот факт, что ребенок уже в достаточной мере усвоил социальное поведение согласно специфической матрице своей семьи (настоящей или похожей на нее), поэтому при желании способен быть послушным. Нежелание слушаться влечет за собой наказание.

Изначально любое воспитание психопластично: это культурный плагиат, плагиат поведения и рациональности.

С момента появления человека в этом мире процесс уточнения виртуальности существования бесконечным количеством способов неизбежен.

Плагиат детства, каким бы он ни был, задает определенный модуль эволюционных процессов, то есть внесенная матрица по своему усмотрению производит тематический отбор хорошего и плохого для субъекта.

В норме индивид поддерживает и сохраняет открытым потенциал для будущих вложений, опора на которые способствует собственному историческому детерминизму. Впрочем, только люди, способные синхронизировать собственное логико-историческое «Я» (сформированное под влиянием плагиата рефлективной матрицы) с самодвижением собственного онто Ин-се, осуществляют креативный исторический аутоктиз – это и есть открытый результат метанойи[24 - См. Менегетти А. «Биологический и психический цикл: метанойя». Учебник по онто-психологии. Указ. соч.].

3.3. Плагиат, осуществляемый латентной шизофренией

Бoльшая часть людей, особенно те, чья психология успела приобрести жесткие формы, продолжает нести в себе обуславливающий семантический вектор, образованный фиксацией произошедшего плагиата. Эти люди уже обладают семантическим полем, характеризующимся навязчиво повторяющимся действием и вложением ради самоподдержания. Неспособные к какому бы то ни было историческому самосозиданию, они вынуждены осуществлять плагиат посредством семантического поля и кинетико-проксемического языка (поведения)[25 - См. Менегетти А. «Диалектика шизофренического». Система и личность. – М.: НФ «Антонио Менегетти», 2015. Также см. синемалогию по фильму «Мистер Джонс» с книге Менегетти А. Онто-психологическая синемалогия – М: НФ «Антонио Менегетти», 2018.]. Плагиат необходим им для выживания.

3.4. Психические структуры и объекты стереотипов

Психологический портрет таких людей изменчив, однако в их структуре прослеживается общий фиксированный корень, ригидная идея-образ, которая безапелляционно и обуславливающе действует посредством стереотипов. В сущности, поле их деятельности ограничено тесным замкнутым кольцом. По феноменологии это навязчивые параноики, манифестные и латентные шизофреники, ярко выраженные невротики.

Для вас плагиат может ассоциироваться с широким пластом психосоматики (от индивидуальной до социальной среды), но в действительности он не варьируется далее четырех вышеуказанных модальностей. Даже семантическая психология индивидов-роботов или все то, что относится к монитору отклонения, феноменологически входит в эти четыре вида.

Общими объектами вложения, которые могут указывать на специфику стереотипов, являются: секс, зависимость, наркотик (алкоголь, игра, клептомания, маниакальная зацикленность и т. д.), деньги, соматические нарушения, эмоциональные стратегии. Естественно, я не говорю об агрессивности, поскольку либидо, агрессивность, инстинкт, эротизм и так далее всегда нормальны для общей картины эмоций.

3.5. Проекция клиента и личная реальность психотерапевта

Неизменная ошибка, которую допускают многие клиенты, особенно психически неуравновешенные, состоит в том, что они идентифицируют личность психотерапевта с его ролью по отношению к ним самим. Настоящий психотерапевт, чтобы понять и вылечить клиента, должен уменьшить вложение собственной идентичности и использовать себя настолько, насколько тот, именно благодаря такой специфической адаптации психотерапевта, соглашается с более функциональными для его собственной жизни моделями. Клиент переносит свою потребность, а психотерапевт адаптируется, семантически и эмпатически контактирует с ним для того, чтобы сориентировать его на более высокие жизненные цели.

В действительности клиент не знает и не чувствует реальное «Я» или реальные стереотипы психотерапевта, а видит или сталкивается только с интерпретативным стереотипом, способным технически исследовать и развивать клиента. Поэтому психологический образ, на котором основывается мнение клиента, не имеет ничего общего с личностной и инстинктной реальностью психотерапевта. Даже чувственные отношения любви и дружбы клиента являются всего лишь чуждыми персонологическому реализму терапевта проекциями. Именно отсюда проистекают многочисленные недоразумения, возникающие после сеансов психотерапии.

Психотерапевт – это объект для передачи клиентом своего состояния с целью приведения его экзистенциальных функций к природной норме. Чтобы понять личную идентичность психотерапевта, если для бывшего клиента это важно, необходимо начать все сначала и прислушаться уже к новым отношениям, в которых в том числе и психотерапевт использует право «Я» и значимость чувства собственного достоинства.

3.6. Незнание и попустительство при плагиате в терапии

Если плагиат – за исключением того, что делает любое государство или фундаменталистская религия, семья и стереотипы массы, – действительно является обычным механизмом и доступен любому эксперту в области психологии, будь то врач, психиатр, священник, психолог, преподаватель, тогда почему никто не работает с ним в психиатрических лечебницах, госпиталях и тюрьмах? Как же так, почему никому не удается ни с помощью электрошока, ни с помощью гипноза заглянуть внутрь, определить характер субъектов, представляющих огромную опасность для себя и для окружающих? Все думают только о возможности «нормализации» преступников, выступающих против любой социальной нормы, тяжелых больных, страдающих приступообразно-прогредиентной шизофренией[26 - Приступообразно-прогредиентная шизофрения протекает в форме приступов с сохранением в межприступных промежутках симптомов, свойственных вялотекущей шизофрении. Прим. пер.], и т. п.

Не удается потому, что это невозможно. К сожалению, невежественное и безнаказанное попустительство в отношении плагиата служит лишь оправданием тонких, скрытых извращений внешне слабых, немощных людей, совершающих насилие над превосходящим умом социальных работников.

3.7. Психическая опасность клиентов определенных типологий