Дева в саду

– Что это? Самодеятельность?

– Отнюдь.

– Потуги на новый Ренессанс?

– Нет, просто пьеса. Историческая. Драма в стихах. О Елизавете. – Он слегка запнулся. – Я сперва хотел назвать ее, вслед за Рэли[31 - Сэр Уолтер Рэли (1552/4–1618) – поэт, политик, военачальник, исследователь Нового Света, фаворит Елизаветы I.], «Застигнутая временем врасплох». Помните портрет? Потом решил, что будет «Астрея» – так легче выговаривается. Я в смысле структуры многое подсмотрел у Фрэнсис Йейтс в ее статье о Деве Астрее.

Александр говорил и видел, что Билл все это считает претенциозной заумью.

– Ну что ж. Сперва нужно, чтобы я ее прочел. Есть у вас распечатка?

Александр извлек на свет одну из размноженных Кроу копий. Он только сейчас с легкой оторопью осознал: Биллу и в голову не приходило, что он может написать хорошую пьесу. Билл говорил тоном учителя, поощряющего усердие, но не дающего надежды там, где ее быть не может.

– А мы будем участвовать? – спросила Фредерика. – Мы считаемся культурной жизнью края? Я лично собираюсь стать актрисой.

– Конечно, – ответил Александр. – Будут прослушивания, и много. Для всех желающих. И в школах тоже. Я хотел бы, если Маркус не против, рекомендовать его на одну роль. Мне нужно знать, что он… и вы… об этом думаете.

– Я считаю, что в «Гамлете» он выказал настоящий талант, – сказал Билл.

– Я тоже, – закивал Александр. – Я тоже. И у меня для него есть отличная роль.

– Эдуарда Четвертого, конечно, – встряла неугомонная Фредерика. – А что, он смог бы. Везет же некоторым!

– Спасибо, мне не хочется, – сказал Маркус.

– Думаю, даже при твоей нагрузке, ты смог бы… – начал Билл.

– Я не хочу.

– Объясни хотя бы почему.

– Я на сцене без очков упаду.

– Не упал же, когда играл Офелию.

– Я не умею играть. Я не буду, не хочу играть. Я не могу.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – сказал Александр, разумея: без Билла.

– Нет, – отвечал Маркус твердо, но уже забирая голосом вверх.

Раздался звонок, Фредерика поскакала открывать. Вернувшись, объявила со зловещим торжеством:

– А к нам курат с визитом. Желает говорить со Стефани.

Этим нафталиновым оборотом ужалены были все – от Шарлотты Бронте до Элизабет Гаскелл. Кураты не наносили визитов Поттерам. Если уж на то пошло, визитов им не наносил никто.

– Ты его что, в прихожей оставила? – всполошилась Уинифред. – Немедленно веди сюда.

В дверях появился курат. Он был высокий, крупный, толстый, весь заросший черным пружинным волосом, с густыми бровями и тяжкой челюстью, со щеками, синими от энергически прущей щетины. Его черное священническое одеяние свободно лежало на мощных плечах, жесткий стоячий воротничок – «ошейник» – охватывал крупную мускулистую шею.

Неспокойным голосом Стефани представила его: Дэниел Ортон, курат мистера Элленби из блесфордской церкви Святого Варфоломея. Дэниел оглядел компанию, после чего округло и полнозвучно попросил разрешения присесть, – возможно, то была умиротворительная уловка ремесла. Говор у него был невытравимо йоркширский, но южный, рабочий, без напевных северных интонаций Уинифред.

– Если это пасторский визит, то сообщаю вам: вы ошиблись домом, – заявил Билл. – Здесь паствы не обретете.

Курат словно бы не услышал его и сказал просто, что пришел на минутку поговорить со Стефани… с мисс Поттер. Если можно. Он обещал той девочке, Джули, что проведает котят. Дэниел уселся на свободной половине Фредерикина дивана, словно инстинктом почувствовав, где стоит коробка. Заглянул внутрь.

– Пока держатся, но говорить рано, – сказала Стефани.

– Джули во всем винит себя. Хорошо бы вам удалось их выходить.

– Только, пожалуйста, ничего ей не обещайте. И пожалуйста, не надейтесь слишком уж на меня: котята недоношенные, без матери. По сути, ведь это безумная затея.

– Нет-нет, нужно только правду, всегда… Я пришел… я не успел тогда сказать – именно сам сказать вам… Вы ее так хорошо утешили. Я это хотел сказать.

В ровном, без подъемов и спадов, йоркширском голосе курьезно проступали медово-пасторские нотки. Тут снова резко и повелительно вмешался Билл:

– Спасибо, мы уже достаточно наслышаны о происшествии с кошкой.

Дэниел чуть повернул к нему большую темную голову, видимо оценивая помеху. Потом опять взглянул на Стефани:

– Я подумал, может быть, вы захотите немного помочь мне с моей работой. Вы вот давеча спросили, как я работаю. Приходится быть настойчивым, назойливым даже, иначе ничего не добьешься. Мне кажется, с одним делом вы могли бы меня выручить… У меня просто такое чувство, может быть, я не прав. Мне подумалось…

– Лучше не сейчас, – еле слышно произнесла Стефани, залившись краской, уперев взгляд в колени.

– Может быть, я не ко времени, помешал? Тогда прошу меня извинить.

Александр поглядел на часы, на Поттеров, на курата:

– У вас в церкви, мистер Ортон, есть несколько превосходных росписей. Я нигде в Англии ничего подобного не встречал. Адская пасть[32 - Живописный мотив, сохранившийся со времен средневековых мистерий.] в нефе особенно хороша, и такой чисто английский Страховидный червь![33 - Отсылка к народной балладе «О Страховидном черве и Морской макрели».] Краски выцвели, а все равно – настоящее пылающее пекло. Просто прекрасно. Жаль, что в церковной брошюрке так мало сведений и такой нелепо-пышный язык. Ее, как я понимаю, написала жена прошлого викария?

– Не знаю. Я не читал брошюрку. И в прекрасном не особенно разбираюсь. Но раз вы говорите, значит так и есть.

– Повторюсь: вы пришли не по адресу и в этом доме никого не завербуете, – произнес Билл. – Ваша организация плодит ложь и ложные ценности. Лично я не подойду к ней на пушечный выстрел.

– Это я уже понял.

– Я принужден жить в обществе, чьи законы и моральные принципы построены на недоказуемом мифе и рацеях этого ханжи, этого изувера апостола Павла. Но мы молчим. Мы уважаем церковь. Мы не задаемся вопросом, какие истины нам откроются, если ее попросту взять и уничтожить.

Глаза Билла метали молнии. Эту речь он произносил уже не раз и не два, но так редко выпадала возможность произнести ее в лицо священнику…

– Я не зову вас в церковь. Я прошу мисс Поттер помочь мне с одним делом.

– Напрасно не зовете. Какой же вы после этого священник? Где ваша вера? О, церковь не только мертва, она гниет!

– Вера у меня есть, – сказал Дэниел, тяжелыми руками сжимая большие колени.

– Ну да, разумеется! Единый Бог, Творец и так далее вплоть до причастия святых, прощения грехов, воскрешения мертвых и жизни вечной. Вы правда верите? И в ад, и в рай? Это, замечу вам, важно – во что мы верим.