Шляпа Миттерана

Рядом с ним только что сел Франсуа Миттеран.

Напротив главы государства уселись двое мужчин. Один – коренастый и толстый, в очках и с курчавыми волосами, второй – стройный, седовласый, с элегантно зачесанными назад волосами. Седой одарил Даниэля короткой благожелательной улыбкой; тот, собрав остатки непринужденности, постарался ответить такой же. Где-то он уже видел этого человека с тонкими губами и пронзительным взглядом. Ах да, это же Ролан Дюма! Министр иностранных дел. Восемь месяцев назад, после того как Миттеран проиграл парламентские выборы, ему пришлось уступить свой пост другому.

“Я сижу и ужинаю рядом с президентом республики”, – несколько раз повторил про себя Даниэль, надеясь придать подобие реальности этому новому фантастическому факту. Первую устрицу он проглотил, не почувствовав никакого вкуса, настолько все его внимание было поглощено соседом по столу. Странность ситуации навела его мысль о том, что сейчас он, возможно, проснется у себя в постели и поймет, что нынешний день еще не начинался. Взгляды остальных посетителей ресторана с нарочитым равнодушием скользили по тому концу зала, в котором находился Даниэль. Он взял вторую устрицу и осторожно покосился налево. Президент надел очки и погрузился в изучение меню. Даниэль постарался запечатлеть на сетчатке глаза священный профиль, знакомый по фотографиям в журналах и телепередачам, в том числе предновогодним: последние пять лет этот человек 31 декабря неизменно появлялся на экране с пожеланиями счастья и успехов. Но теперь Даниэль видел его наяву, как говорится, во плоти. Протяни он руку, мог бы до него дотронуться. Вернулся официант; президент заказал дюжину устриц и лосося. Толстяк выбрал паштет с белыми грибами и мясо с кровью. Ролан Дюма последовал примеру президента: устрицы и рыба. Через несколько минут к их столику подошел сомелье с серебряным ведерком на ножке; во льду плавала еще одна бутылка пуйи-фюиссе. Сомелье изящным жестом откупорил ее и налил в президентский бокал немного вина. Франсуа Миттеран попробовал вино и чуть заметно кивнул головой. Даниэль наполнил свой бокал и осушил его в два глотка, после чего зачерпнул чайной ложкой немного красного уксуса с луком-шалотом и полил очередную устрицу.

– На прошлой неделе я так и сказал Гельмуту Колю… – Это был голос Франсуа Миттерана.

Даниэль подумал, что отныне не сможет съесть устрицу с уксусом без того, чтобы в ушах у него прозвучало: “На прошлой неделе я так и сказал Гельмуту Колю…”

Официант поставил перед толстяком маленькую бутылочку красного, и тот поспешил наполнить свой бокал. Второй официант уже нес им закуски. Толстяк попробовал паштет, одобрительно кивнул и завел рассказ о запеченном паштете со сморчками. Президент проглотил устрицу. Даниэль извлек обернутую фольгой булавку из раковины литторины.

– У Мишеля в погребе чего только нет! – с заговорщическим видом проговорил Ролан Дюма. Президент поднял глаза к “Мишелю”, который немедленно перешел к повествованию о своем доме в провинции и его погребе, служащем хранилищем сигар из разных стран света, а также колбас.

– Забавная идея – коллекционировать колбасу, – заметил Франсуа Миттеран и выжал на устрицу четвертушку лимона. Даниэль проглотил десятую литторину и снова бросил беглый взгляд налево. Президент доел последнюю устрицу и вытирал рот безупречно чистой салфеткой.

– Да, пока не забыл, – обратился он к Ролану Дюма, – номер телефона нашего друга.

– Да-да, конечно, – отозвался Дюма и полез в карман пиджака. Президент потянулся к своему пальто, приподнял лежавшую сверху шляпу и переложил ее за медную балку, ограждавшую диванчики. Достав из кармана кожаную записную книжку, он опять надел очки и принялся ее листать.

– Вот, последняя фамилия на странице, – сказал он, передавая книжку Дюма. Тот взял ее и переписал в собственную имя и координаты нужного человека, после чего вернул книжку Франсуа Миттерану, который убрал ее в карман пальто. “Мишель” пустился в рассказ о человеке, фамилия которого ничего не говорила Даниэлю. Дюма слушал его, прищурив глаза.

Франсуа Миттеран чуть улыбнулся:

– Вы слишком суровы, – насмешливо сказал он, словно побуждая собеседника поведать продолжение истории.

– Да нет же, говорю вам, так и было, я сам при том присутствовал! – воскликнул тот, намазывая на хлеб остатки паштета. Даниэль слушал их разговор, боясь упустить хоть слово. Его охватило сумасшедшее чувство причастности к чему-то великому. Зал ресторана опустел. Во всем мире их осталось всего четверо. “А вы, Даниэль, что вы об этом думаете?” Даниэль повернулся бы к главе государства и высказал мнение, глубоко заинтересовавшее Франсуа Миттерана. Президент согласно кивнул бы ему, после чего Даниэль повернулся бы к Роману Дюма, и тот тоже выразил бы свое одобрение. Наконец, весельчак Мишель добавил бы: “Ну разумеется, Даниэль совершенно прав!”

– Какая красивая женщина… – тихо произнес Франсуа Миттеран. Даниэль проследил за его взглядом. Президент смотрел на брюнетку в красном платье. Дюма воспользовался появлением официанта с новыми блюдами, чтобы осторожно повернуться в нужную сторону. То же сделал и толстяк. “Очень красивая”, – подтвердил он. “Согласен”, – не стал спорить Дюма. Даниэль чувствовал, что они с президентом заодно. Франсуа Миттеран заказал то же вино, что и он, и теперь обратил внимание на ту же женщину. Тот факт, что твои вкусы совпадают с вкусами главы государства, – это вам не абы что! Подобные замечания о женщинах, сделанные в чисто мужской компании, цементируют дружбу, и в мечтах Даниэль уже был четвертым сотрапезником за президентским столом. У него тоже была записная книжка черной кожи, и бывший министр с довольным видом переписывал из нее контакты. Погреб толстяка он знал как свои пять пальцев и регулярно наведывался туда отведать колбасы и выкурить лучшую в мире гавану. Но главное, он сопровождал президента в его прогулках по Парижу, вдоль набережных Сены, мимо лавок букинистов, и они, одинаково сложив руки за спиной, рассуждали о судьбах мира или просто любовались закатом на мосту Искусств. Прохожие оборачивались им вслед, узнавая два ставших привычными силуэта, а друзья и приятели Даниэля восхищенно шептали: “О да, он очень близко знаком с Франсуа Миттераном…”

– Все хорошо?

Голос официанта вырвал его из задумчивости. Да-да, все замечательно, и он намерен просидеть над своим королевским блюдом столько, сколько понадобится. Хоть до закрытия ресторана. Он ни за что не встанет из-за стола раньше президента. Чтобы потом иметь возможность говорить: “В ноябре 1996 года я ужинал в пивном ресторане рядом с Франсуа Миттераном. Он сидел за соседним столом, и я видел его так же ясно, как вижу тебя”. В мозгу у Даниэля уже сами собой складывать фразы, которые ему предстояло произносить в течение ближайших десятилетий.

Прошло два часа и семь минут. Франсуа Миттеран растворился в ночи, сопровождаемый Роланом Дюма и толстяком. Метрдотель почтительно распахнул перед ними двери. Все трое на десерт заказали крем-брюле. Толстяк достал из кожаного футляра сигару, жестом показав, что закурит на улице – они ведь собираются немного пройтись? Дюма расплатился купюрой в 500 франков. “Ну что, пошли?” – спросил президент. Дюма поднялся. Появилась девушка-гардеробщица. Она помогла надеть пальто сначала ему, а затем “Мишелю”, который пожаловался на боль в спине; президент оделся самостоятельно, обмотав вокруг шеи красный шарф. Воспользовавшись моментом, он посмотрел на брюнетку; их взгляды встретились. Она слегка улыбнулась, и президент, должно быть, ответил ей тем же, но этого Даниэль уже не видел. Затем вся троица направилась к выходу. Посетители ресторана как по команде склонили друг к другу головы, и шум разговоров в зале на несколько секунд стих. Ну вот и все. Не осталось ничего. Только пустые тарелки, столовые приборы, бокалы и чуть смятые белые салфетки. Обычный стол, подумал Даниэль. Через пару минут посуду уберут, скатерть заменят, и за него сядет новый клиент, которому и в голову не придет, что какой-нибудь час назад на этом самом месте ужинал президент республики.

Даниэль уставился на последнюю, чуть мутноватую устрицу, уже добрых двадцать минут ожидавшую своей очереди на подтаявшем льду. Он полил ее уксусом и отправил в рот. Йодистый вкус разлился по языку, смешанный с перечной горечью уксуса. “На прошлой неделе я так и сказал Гельмуту Колю”. Да, отныне эта фраза будет преследовать его всю жизнь. Даниэль допил последний глоток пуйи и поставил бокал на стол. Фантастический ужин! И ведь все зависело от такой малости! Реши он пойти после работы домой… Выбери другой ресторан… Не окажись здесь свободного столика… Ведь человек, забронировавший этот стол, мог и не отменить заказ! Самые значительные события нашей жизни суть не что иное, как последнее звено цепи самых пустяковых совпадений. От этой мысли у него слегка закружилась голова – если только виновником головокружения не были 750 миллилитров пуйи-фюиссе. Он вздохнул, прикрыл глаза и дернул шеей, одновременно подняв левую руку до уровня медной полки. Его рука ощутила прикосновение холодного металла. Но не только. Он нащупал что-то мягкое и податливое, съежившееся под пальцами словно устрица. Даниэль поднял глаза к медной полке и увидел шляпу. И тут же инстинктивно перевел взгляд на входную дверь. С момента ухода президента прошло несколько минут. Возле дверей никого не было. “Надо позвать официанта”, – подумал Даниэль, но, как назло, ни одного из них в поле зрения не оказалось. Франсуа Миттеран забыл свою шляпу. Эта мысль постепенно формировалась в мозгу Даниэля, наполняясь смыслом. Это шляпа Миттерана. Вот она, рядом с тобой. Это вещественное доказательство реальности сегодняшнего вечера, фактическое свидетельство того, что он Даниэлю не приснился. Он снова повернулся к шляпе, аккуратно лежащей на медной полке перед зеркалом. За черным фетром его взору предстало отражение всего зала. Вместо того чтобы кликнуть метрдотеля, смиренно сказать ему: “Кажется, мой сосед забыл свою шляпу” – и получить в ответ раболепную благодарность, Даниэль поддался иррациональному порыву. Ему даже почудилось, что он раздваивается: как будто посреди зала стоял второй Даниэль Мерсье, внимательно следивший за тем, что с неизбежностью должно было произойти в следующую секунду. Даниэль, как бы глядя на себя со стороны, увидел, как его рука тянется к медной полке, хватает край черной фетровой шляпы, аккуратно приподнимает ее и быстрым жестом стягивает вниз, на красный бархат дивана, после чего перекладывает к себе на колени. Все вместе заняло у него не более трех с половиной секунд, хотя ему показалось, что прошла вечность. Когда он снова обрел возможность слышать гомон зала, у него было ощущение, что он вынырнул из-под воды, где находился непозволительно долго. В висках стучало, сердце колотилось как бешеное. А что, если кто-нибудь видел, что он натворил, мелькнула у него паническая мысль. Телохранитель? Или сам президент? Что он им скажет? Как объяснит, почему у него на коленях покоится чужая шляпа?

Он только что совершил кражу. Такое с ним уже случалось. Мальчишкой он поддался на уговоры приятеля и отправился вместе с ним в торговый пассаж в Курбевуа. Там они стырили диск-сорокопятку “Алина” певца Кристофа. Но после того памятного дня 1965 года – ни-ни. Сегодняшний поступок по тяжести содеянного не шел ни в какое сравнение с воровством пластинки в супермаркете. Даниэль сидел, застыв как истукан, и изучал взглядом посетителей ресторана. Нет, никто ничего не заметил. С этой стороны опасаться нечего, однако ему следовало поскорее убраться вон от греха подальше. Пока не позвонил президент справиться насчет шляпы. Пока официанты под гневным взглядом метрдотеля не облепили соседний стол. Даниэль попросил счет. “Платить буду картой”, – предупредил он. Официант принес портативный аппарат. На сумму Даниэль даже не посмотрел – ему было не до того. Он вбил свой код, и аппарат со скрипом выдал чек. Даниэль порылся в карманах в поисках мелочи и опустил монеты в тарелочку серебристого металла. Официант в знак благодарности изобразил полупоклон и удалился. “Пора”, – сказал себе Даниэль. Он налил в стакан воды – в горле пересохло, – выпил залпом, затем осторожно приподнял край скатерти, снял с колен шляпу и водрузил себе на голову. Шляпа пришлась ему впору. Затем надел пальто и на подгибающихся ногах двинулся к выходу. Он ждал, что его остановит метрдотель: “Простите, месье! Но эта шляпа… Извините, но…” В действительности ничего подобного не произошло. Даниэль оставил на чай 15 франков, и официанты провожали его ласковым наклоном головы. Даже метрдотель изобразил на лице улыбку, заставившую встопорщиться его усишки. Перед ним распахнули дверь, и он вышел на холод. Поднял воротник пальто и зашагал к машине. “У меня на голове шляпа Миттерана”, – повторял он про себя. В машине он повернул зеркальце и некоторое время молча рассматривал себя в шляпе. Ему казалось, что его мозг плавает в прохладном растворе аспирина. Пузырьки кислорода приятно щекотали давно омертвевшие зоны. Он повернул ключ зажигания и тихо двинулся вперед.

Он долго катался по своему району, прежде чем загнать автомобиль на пятый этаж подземной стоянки. Он мог бы так ездить бесконечно, ни о чем не думая. Его охватило приятное чувство веры в себя, сладостное, как горячая ванна. В пустой гостиной он сел на диван и поймал свое отражение в погасшем экране выключенного телевизора. Мужчина в шляпе, неторопливо покачивающий головой. Он просидел так около часа, глядя на себя и наслаждаясь ощущением почти мистической безмятежности. Только в два часа ночи он прослушал на автоответчике сообщение от жены. В Нормандии все хорошо, Вероника с Жеромом приезжают завтра, поезд прибывает на вокзал Сен-Лазар в 21.45. Даниэль разделся. Последней он снял шляпу. И с восторгом прочитал на черной кожаной ленте две выбитые золотом буквы: “Ф. М.”.

Рассказывая о своем вечернем приключении, он позволил себе лишь небольшое отступление от истины: блюдо морепродуктов сократилось до двадцати четырех устриц, половинки краба и морских улиток. Он знал, что, начни он излагать все подробности этого невероятного ужина, Вероника, скорее всего, сосредоточит свой интерес на размере счета. А реплики типа: “Да уж, пока нас нет, ты себе ни в чем не отказываешь!” или “Вот так, значит, пируешь в одиночку!” – нарушили бы связность его истории. Тогда как в версии Даниэля появление главы государства приобретало библейскую тональность, а фраза: “На прошлой неделе я так и сказал Гельмуту Колю”, произнесенная под устрицы с уксусом, звучала божественным заветом, исторгнутым из бездонных небесных глубин.

– И все-таки я поражена.

– Поражена? Но чем? – не понял Даниэль.

– Тем, что ты украл шляпу. Это на тебя не похоже.

– Ну, я ее не совсем украл, – возразил он, неприятно задетый замечанием жены, хотя сам себе говорил ровно то же самое. – Скажем так: я ее не вернул.

Аргумент сработал. В итоге Даниэлю удалось убедить Веронику, что, оставив шляпу себе, он поступил разумно, потому что ее наверняка присвоил бы усатый метрдотель или, что еще хуже, другой посетитель ресторана, даже не подозревающий, какая выдающаяся шляпа попала ему в руки. Завершив скромную трапезу и уложив Жерома, они вернулись в гостиную. Вероника взяла в руки шляпу и кончиками пальцев погладила мягкий фетр – нежно и как будто немного печально. “Жаль”, – думала она, – что Даниэль не обратил внимания на шляпу раньше, пока Франсуа Миттеран еще не вышел из ресторана, – тогда он мог бы с улыбкой протянуть ее владельцу.

– Вы с ним хоть на секунду, но стали бы ближе, – с досадой произнесла она.

– Да, но он был уже далеко, – ответил Даниэль. Несмотря ни на что, его вполне устраивало, как все обернулось: ведь теперь он мог носить президентский головной убор.

– Я ни в малейшей мере не разделяю вашу точку зрения, месье Мальтар, – сказал Даниэль и покачал головой. Рукой он незаметно коснулся шляпы, лежавшей перед ним на столе зала заседаний. Жан Мальтар и остальные десять сотрудников финансового отдела, присутствовавшие на утреннем одиннадцатичасовом совещании, посмотрели на него с изумлением. Даниэль выждал несколько секунд, с загадочной улыбкой слушая притихшую аудиторию, а затем разбил пункт за пунктом всю аргументацию нового начальника финансового отдела. Ему представилось, как он ступенька за ступенькой взбирается по дипломатической лестнице, двигаясь с легкой уверенностью дельфина, рассекающего морские волны. Он закончил свое выступление, и упала гробовая тишина. Бернар Фальгу смотрел на него разинув рот. Мишель Карнаван притворно закашлялась, но тут же, устыдившись трусости коллег-мужчин, громко заявила:

– Я думаю, Даниэль сформулировал все наши опасения.

– И сформулировал блестяще! – подхватил Бернар Фальгу, дернувшись, как от удара током малой частоты. Мальтар бесстрастно смотрел на Даниэля.

– Месье Мерсье, – наконец ледяным тоном произнес он, – вы прямо стратег.

Шеф финансового департамента Жан-Бернар Демуан, специально приехавший, чтобы принять участие в совещании, посвященном новым целям и задачам отделения “Северный Париж” компании “Сожетек”, все время, пока говорил Даниэль, не сводил с него глаз. Не успел он черкнуть пару строк у себя в блокноте, как Даниэль снова взял слово и с цифрами в руках убедительно показал, что делить финансовый отдел на три подразделения неразумно; в крайнем случае можно разделить на два.

– Всем спасибо, – сказал Жан-Бернар Дему-ан. – Можете вернуться к работе. Месье Мальтар, останьтесь, пожалуйста.

Тот выдавил из себя покорную улыбку и поднял голову на Даниэля. Лишь Бернар Фальгу заметил, с какой холодной ненавистью он посмотрел на своего заместителя. Едва они вышли из зала заседаний, Фальгу схватил Даниэля за руку.

– Ты его убил! – воскликнул он. – Ты прикончил Мальтара!

– Да нет же, ничего подобного, – захлопал ресницами Даниэль.

– Именно что прикончил, – вступила в разговор Франсуаза. – Теперь его выпрут, я не сомневаюсь. Думаешь, зачем Демуан его задержал? Ты камня на камне не оставил от его предложений.

Сослуживцы сгрудились вокруг Даниэля, крайне взволнованные тем фактом, что в их коллеге обнаружилась спокойная сила, сумевшая защитить их интересы лучше, чем самый радикальный деятель профсоюза или самый красноречивый адвокат. Они наперебой восхищались его выдержкой, его самообладанием, его невероятной способностью в безупречно корректной форме говорить начальству гадости.

– Высший класс! – подвела итог Мишель Карнаван.

Вернувшись к себе в кабинет, Даниэль уселся во вращающееся кресло, огладил шляпу, которую положил на стол, закрыл глаза и расслабился. Ни малейших признаков глухой тревоги, знакомой ему с детства, он не ощущал. Напротив, на него снизошло полнейшее умиротворение. Еще пару дней назад при одной мысли о том, что он посмеет возражать Жану Мальтару, у него поднялось бы давление, а после обеда замучила бы изжога. Напряженный, как арбалетная струна, он бы до вечера прокручивал в голове сцену стычки, костеря себя на чем свет стоит за неудачную фразу, неточное слово и не там поставленную точку, из-за которых позорно проиграл Мальтару. К концу дня он был бы без сил, выжатый как губка. Но в настоящий момент ничего подобного не наблюдалось. Он чувствовал себя прекрасно, словно не сидел в кабинете, а гулял летним вечером по песчаному пляжу. Впрочем, он уже не очень удивлялся. Просто истинный Даниэль Мерсье наконец-то явил себя миру. Предыдущая версия была лишь черновым наброском, своего рода эскизом. Он поднял жалюзи на окне, чтобы в комнату проникло зимнее солнце, и погрузился в изучение документации фирмы “Сожетек”.

В самом начале восьмого застекленная дверь кабинета распахнулась, и в него без стука вошел Жан Мальтар.

– Почему домой не уходите? – сухо поинтересовался он. – Учтите, за переработку вам никто платить не собирается.

Даниэль поднял на него спокойный взгляд:

– Сейчас доделаю отчет по “Софрему” и пойду.

– Завтра доделаете! – рявкнул Мальтар. – Рабочий день окончен. Все разошлись. И вы идите!

Даниэль, ни слова не говоря, завернул колпачок на своем паркере – подарке жены на пятую годовщину свадьбы, – выключил компьютер, встал из-за стола и надел шляпу. “Человек в шляпе, – подумалось ему, – получает власть над человеком без шляпы”. Действительно, Жан Мальтар стал как будто меньше ростом – он скукоживался прямо на глазах. Еще чуть-чуть, и он превратится в мелкое насекомое, едва заметное в ворсинках ковра, но продолжающее издавать злобное жужжание, так что Даниэлю не останется ничего, кроме как раздавить его подошвой.

– Ничего у вас не выйдет! – вдруг заявил Мальтар. – Ждете, что вам позвонит Демуан? – с ядовитой улыбочкой поинтересовался он.

– Он мне уже звонил…