Неизвестный фронт Гражданской войны: конфликт между властью большевиков и крестьянской массой в Пермской губернии

. Ф.Е. Морозов признавался: «При занятии Рождественской волости белыми, я находился дома, ко мне пришли наши граждане и приказали мне идти на Воткинский завод вооружаться, что я и исполнил, боясь их угрозы… Мне дали винтовку и зачислили в 1-й Воткинский батальон, в распоряжение капитана Юрьева, где я и находился по охране р. Кама, дабы красные не могли переправиться. После… белые отступили за Каму на левый берег и всю нашу дивизию расформировали… Я уехал вместе с ними в Сибирь. Доехав до Новониколаевска, я остановился и проживал там до прихода красных войск, а когда они пришли, то меня зачислили в строительный отряд Омской железной дороги…»

.

Понимая, что фронт совсем близко и участия в военных действиях не избежать, некоторые крестьяне делали выбор не в пользу Красной армии. Так, один из них, Е.Н. Глумов, во время мобилизации, проводившейся Осинским уездным военным комиссариатом, на сборный пункт не явился, а добровольно ушел в Воткинск. В Маркетовской волости он расстрелял 12 человек (видимо, сочувствовавших Советской власти; по документам точно установить не удалось). Впоследствии, после отступления повстанцев, скрывался в лесу

.

Скрывавшиеся в лесу уклонившиеся от призыва и дезертиры стали объединяться в группы и отряды, действия которых быстро превратились в бандитизм. Они грабили и убивали прежде всего крестьян, сочувствовавших Советской власти и участвовавших в работе советских учреждений, комитетов бедноты и т. д. С этого времени в документах ЧК, военных комиссариатов и других советских учреждений дезертиров фактически стали приравнивать к бандитам, а бандитизм, в котором участвовали дезертиры из Красной армии, считать «политическим».

Во второй половине 1919 г. проблема дезертирства в Пермской губернии обострилась. С одной стороны, помимо дезертиров из Красной армии появились дезертиры из колчаковских войск, и в целом дезертирство стало перерастать в социально-политическое явление – бандитизм. С другой стороны, органы Советской власти, реагируя на это, резко активизировали использование всего накопленного за первую половину года арсенала методов и средств борьбы с дезертирством, прежде всего карательных, репрессивных. Этому способствовали также победы Красной армии на Восточном фронте, разложение колчаковских частей и откат линии фронта за Урал (на фоне поражений Красной армии на Южном фронте и успешного наступления армий генерала А.И. Деникина на Москву

).

Распространению «политического бандитизма» способствовало недовольство крестьян продовольственной политикой и другими шагами большевиков, которые задевали их интересы и наносили им ущерб. Это недовольство выливалось, в частности, в активную поддержку крестьянами уклонившихся от мобилизации и дезертиров. В свою очередь вооруженные и организованные в отряды дезертиры еще сильнее заражали крестьянскую массу антибольшевистскими, антисоветскими настроениями. Недовольные коммунистами и Советской властью крестьяне вместе с дезертирами стали представлять собой серьезную «третью силу», способную противостоять большевистской диктатуре, всему ее карательному аппарату и ее насилию по отношению к населению

.

Житель д. Зяблых Д.Ф. Лысков рассказывал на сельском сходе: «Бандит Н. Дегтерев проявлял контрреволюционную деятельность с осени 1918 г. Когда во время восстания Тойкинский волисполком издал приказ о сдаче населением оружия, каковое было собрано председателем деревенской бедноты, Дегтерев и его единомышленники отобрали оружие. Вооружившись, они хотели сделать подлое дело контрреволюции – убить моего сына, за его сочувствие Советской власти и за то, что последний не хотел вооружаться против таковой – не бежал к белым в Воткинск, но сына скрыли соседи от бандитов и при первой возможности он бежал в стан Советской власти»

. П.А. Шадрин рассказывал: «Дегтерев пришел на обыск и не нашел ничего. Потом начал бить мою жену. Начал агитировать против Советской власти, говорил, что надо вырвать этих людей и их поколение»

.

После поражения ижевских и боткинских повстанческих сил часть повстанцев, и среди них жители Пермской губернии, вынуждена была уйти за Каму. Крестьянин Рождественской волости Осинского уезда А.А. Тумяков дал такие показания чекистам по возвращении домой в 1920 г.: «По занятии волости белыми бандами я находился дома… Пришел ко мне Я.П. Пермяков и сказал, что если не пойду, то буду расстрелян. Я вынужден был идти в с. Бабки, где и вооружили… Я ходил в караул на р. Кама для охраны берега, дабы красные не могли переправиться через Каму, в караул нас назначил начальник гарнизона… Ханжин Григорий Михайлович, [который] служил офицером. В настоящее время он находится в Красной армии комиссаром… При отступлении белых последний раз я вместе с ними на своей лошади уехал в подводы до Ялуторовского уезда, где меня снова мобилизовали, отправили в Томск и зачислили в Первый Сибирский артиллерийский дивизион, в котором я пробыл до восстания красных партизан, а когда [они] пришли, меня отправили по месту жительства»

.

Среди ижевских и боткинских повстанцев оказались и те пермские крестьяне, для которых участие в восстании, в том числе и формальное, стало одним из способов избежать мобилизаций в Красную армию. Впоследствии из-за страха за свою жизнь они переходили из одной армии в другую.

Бывший участник восстания П.К. Сычев рассказывал: «Когда в 1918 г. в Воткинске свилось гнездо контрреволюции, я бежал туда по добровольному желанию из-за боязни красноармейцев, но в рядах белых войск не был, а лишь проживал в Воткинске… При отступлении бежал в Сибирь, где и находился до нашествия Колчака на нашу местность, т. е. в июне 1919 г. при последнем отступлении белых, уехал с ними… и 25 августа через фронт прибыл оттуда домой и скрывался по причине боязни»

.

По словам А.А. Пятунина, «при занятии… завода Ножовка белыми» он «находился дома и был арестован местными гражданами, которые взяли меня и посадили под арест… после чего направили в Воткинский завод… насильно вооружили, а затем отправили в с. Альняши Осинского уезда, из села… направили на фронт за Осинскую дубраву. Там я находился до тех пор, пока белые не заняли снова Рождественскую волость. При отступлении из Ножовки я вперед них уехал вместе с беженцами до Красноярска… При занятии [города] красными, я сдался им добровольно и пошел к коменданту города, который отправил меня в милицию, а последняя, как эвакуированного, – по месту жительства, в Рождественскую волость»

.

В Осинском уезде на Рождественском волостном сходе крестьянин Бурков рассказывал односельчанам: «Я служил в белой армии с 1 ноября 1918 г. по 1 марта 1919 г. Причина служить в белой армии в силу необходимости, так как угрожала опасность жизни и разорение домашности. В прошлом 1918 г. наша местность была под Советской властью, я имел должность председателя сельского земельного отдела. Мой сын в 1918 г. ушел добровольцем в Красную армию»

.

Крестьянин д. Сосновки Еловской волости Осинского уезда В.Т. Наборщиков рассказал в военном комиссариате свою историю, не менее характерную: «В декабре 1918 года, при подходе белогвардейских банд в Еловскую волость, я был мобилизован под силой их оружия, для чего и прилагаю удостоверение от общества, заверенное ревкомом. В настоящее время перебежал и считаю долгом явиться в военком, так как года мои подлежали мобилизации. 4 июня 1918 года в селе Елово мне была перекомиссия ввиду тяжелого ранения в голову в Германскую войну и признан комиссией не способным к военной службе навсегда с назначением пенсии 298 руб. в год, свидетельство о болезни было одобрено комиссией, но документов для возврата на право проживания я получить не успел, так как уже подходили банды, по сему и прошу военком назначить меня на Врачебную комиссию для освидетельствования, что для меня будет служить правом проживания»

.

* * *

Рост антибольшевистских настроений в пермской деревне, Ижевско-Воткинское и другие восстания летом 1918 г. в целом не помешали проведению мобилизации в Красную армию на территории Пермской губернии. Об этом свидетельствуют количественные данные о проведении мобилизаций Осинским уездным военкоматом в июне-августе 1918 г. Эти данные для отчета в Пермский губернский военкомат были сведены в таблицы

.

Таблица 1

Результаты мобилизационных мероприятий Осинского уездного военкомата Пермской губернии за июль-август 1918 г. (призывной возраст: 1896–1897 гг. рождения)

Таблица 2

Результаты мобилизационных мероприятий Осинского уездного военкомата Пермской губернии за июль-август 1918 г. (призывной возраст: 1893–1895 гг. рождения)

Из табл. 1 видно, что явка призванных рабочих и крестьян составляла 90 %, а бывших унтер-офицеров —82 %. Не явились 10 %. Согласно данным табл. 2, явка призванных рабочих и крестьян составляла почти 84 %, бывших унтер-офицеров— 57 %. Не явились 17 %.

За тот же период число явившихся унтер-офицеров призывного возраста 1890–1898 гг. рождения составило 55 %, а отправленных на пополнение РККА —46 %

.

Наступление войск Временного всероссийского правительства (Уфимской директории) существенно повлияло на ход проведения мобилизаций, о чем прямо указывалось военными комиссарами в «примечаниях»: «Разница в графах между „подлежало призыву“ и „фактически принятых“ замечается тем, что некоторые волости уезда заняты белогвардейскими бандами»

.

Данные по Осинскому уезду за 16 августа выглядят следующим образом: подлежали призыву граждане, не эксплуатирующие чужой труд – 4085, принято – 3013 (74 %); за 18 августа (унтер-офицеры) – 622 и 381 (61 %); за 14 сентября (все граждане) – 2178 и 138 (6 %); за 3 октября (унтер-офицеры) – 360 и 165 (46 %), за 9 октября (все граждане, включая унтер-офицеров) – 2853 и 885 (31 %)

.

31 августа 1918 г. в Пермский губвоенкомат явились 5769 человек, из которых дезертировали 233 человека (4 %), а остальные были отправлены в пермские полки

.

Из некоторых волостей Осинского уезда, например, Мало-Ашапской, военные комиссары сообщали об отсутствии унтер-офицеров из крестьян, ушедших на мировую войну рядовыми солдатами и дослужившихся до унтер-офицерских чинов. В отчетах волостных военкоматов уездным говорилось о невозможности их мобилизовать ввиду того, что «унтер-офицеров не было»

.19 августа комиссар Аряжской волости докладывал в уездный военкомат: «Унтер-офицеры, подлежащие призыву по мобилизации 17 августа, на подводы для следования в Осу не явились. По заявлению родителей сыновья их из дома ушли неизвестно куда»

.

Всего же количество унтер-офицеров по Осинскому уезду в это время было 543. Из них 30 – в Осе, 32 – в Рябковской волости, 44 – в Аряжской, 25 – в Савинской, 25 – в Ошвинской, 20 – в Уинской, 20 – в Аспинской, 21 – в Беляевской, 20 – в Дубровской волости. В остальных волостях уезда количество унтер-офицеров не превышало 10 человек

.

Успех мобилизации во многом зависел от агитационных отделов военных комиссариатов. В их задачу входило проведение митингов, распространение литературы. Так, в сентябре 1918 г. в Беляевской волости Осинского уезда прошли митинги на темы: «Причина и последствия войны», «Борьба за власть рабочих и беднейшего крестьянства», «Экономическое освобождение угнетенного класса», «Контрреволюция», «Об армии капиталистов и армии рабочих и крестьян», «Об организации партии коммунистов», «Организация комитетов бедноты», «Знакомство граждан с коммуной»

.

Военный комиссар Куединской волости Н.Н. Левкин в докладе от 22 сентября 1918 г. осинскому уездному военному комиссару отмечал: «Николай Нефедович Левкин, 21 год, сочувствующий партии левых эсеров. Весьма сожалею, что население Куединской волости до сих пор еще мало проникнуто тем патриотизмом, какое должны бы оказать в настоящий момент. Запись добровольцев в Красную армию весьма незначительна. Это зависит от того, что здесь нет лиц с агитаторскими силами, которые внушили бы им текущие события, а если какие и бывают проездом, то не делают никаких собраний, а обещают на завтрашний день, а время идет и не ждет»

.

Однако на агитационные отделы возлагались куда более серьезные задачи. Каждый работник заполнял анкету, в которой помимо личных сведений в самом последнем пункте требовалось дать общую оценку политической ситуации в той или иной волости. Заполнялся этот последний пункт в свободной форме, но именно он и дает объективные сведения. Как правило, агитаторы уделяли ему большое внимание.

Так, в период с 5 по 9 января 1919 г. отправленный в Сайгатскую волость агитатор Пермяков докладывал: «Военный комиссариат беспартийный, военного руководства нет, секретарь мальчик 14 лет. Работает очень слабо». Далее в пункте анкеты «Если неработоспособны, что сделано вами для устранения неработоспособности» был ответ «Ничего не сделано». «Как поставлена вербовка добровольцев в Красную армию (есть ли вербовочные пункты)» – «Вербовки добровольцев совсем нет». «Организованы ли комитеты бедноты, в каких деревнях и когда» – «Организованы сословия советов во всех деревнях и селах». «Ваше впечатление об отношении населения к текущим событиям, к Советской власти, настроение его и познания идей социализма» – «Совершенно нерозбираютца, не могут разобратца что такое призыв в войска, но ввиду того что белые напугали крестьян красными, то они сейчас все ище дрожат, боятся красных»