Древнерусская цивилизация

Этнические и культурные особенности Руси унаследовали главным образом русский, украинский и белорусский народы. От этой довольно определенной точки опоры можно пытаться с помощью сравнительно-исторического метода спускаться в глубь веков, используя, в частности, мало меняющийся антропологический материал, более изменчивый, но достаточно представительный за последнее тысячелетие круг языковых данных. Топонимика и ономастика позволяют продвинуться и еще далее в глубь веков, из которых как бы навстречу выходит материал археологических культур и смутных самих по себе фольклорно-обрядовых мотивов.

И антропология, и археология, и этнография, и лингвистика указывают на славянское и неславянское население в Руси. Их соотношение, конечно, является величиной искомой, но в принципе оно определимо. Само славянство, как и все прочие народы, также включает «собственно» славянские и неславянские элементы, причем до такой степени, что разногласия существуют и по вопросу о том, что считать «исходным» славянским. Что касается «руси», как особого этноса до его слияния со славянами, то «родственников» ему ищут едва ли не во всех частях Европейского континента. Это в известной мере предопределяет абрис подлежащих обследованию территорий.

1. Проблема индоевропейского заселения Европы

Большинство современных европейских языков принадлежит к одной языковой группе, а населяющие континент народы относятся преимущественно к одной расе. Два столетия ученые разных стран обсуждают проблемы происхождения индоевропейцев, этапы их расселения, сочетание индоевропейского и неиндоевропейского в разных народах и т. д. Здесь, естественно, необходимо оценить только некоторые принципиальные подходы, важные для вопросов, поставленных в книге.

Методологическое значение для данной темы могут иметь три аспекта индоевропейской проблемы: 1. Характер «исходной» индоевропейской общности. 2. Ее «прародина». 3. Хронологическая глубина. Классическая индоевропеистика представляла исходную область монолитной, резко отличавшейся от других языком, культурой и антропологическим типом. Развитие и изменения признавались по существу только для позднейшего периода, да и то оно мыслилось в механическом выражении: общность дробится, выделяются разные народы, и при расселении из прародины они впитывают в себя те или иные элементы субстрата. Определение субстрата – одна из важнейших проблем в индоевропеистике. В концепции Марра и его последователей индоевропейская общность фактически вообще утрачивала специфические этнические черты, поскольку мыслилась лишь как этап в развитии современных народов. В одном случае абсолютизировалась неизменность, в другом – изменчивость, причем изменчивость довольно однолинейная.

Вопреки построениям Марра, «революции» в языке все-таки не правило, а исключения, и связаны они не столько с процессами внутреннего развития, сколько с взаимодействием разных этнических групп. Такого рода взаимодействиями некоторые исследователи объясняют и возникновение самого индоевропейского праязыка[129 - Ср.: Б.В. Горнунг. К вопросу об образовании индоевропейской языковой общности. (Протоиндоевропейские компоненты или иноязычные субстраты?) // Проблемы сравнительной грамматики индоевропейских языков. М., 1964. Сходные соображения ранее высказывали Н.С. Трубецкой и С.П. Толстов.].

Родство индоевропейских народов несомненно. И это как в прошлом, так и в настоящем заставляло многих исследователей предполагать существование их общего предка – «пранарода». «Невозможно себе представить, – писал Ф.П. Филин, – чтобы языковая общность населения, разбросанная на столь обширных пространствах, возникла сама по себе, только лишь в силу общности социального устройства или иных подобных причин. Нужно учесть, что примерно в то же время, когда формировалась речь индоевропейцев, возникали и развивались и иные языковые общности племен, находившихся на том же уровне развития. Индоевропейская языковая (этническая) общность несомненно сложилась у населения, отдельные группы которого находились в прямом общении между собой. Такое общение возможно было только на сравнительно ограниченной и компактной территории»[130 - Ф.П. Филин. Образование языка восточных славян. М.-Л., 1962. С. 90.]. Миграции племен в таком осмыслении представлялись естественной причиной распада общности.

Выдвинутые Ф.П. Филиным аргументы вполне весомы, и отвести их с позиций стадиальной теории Марра вряд ли возможно. Другое дело – уточнение самого понятие «пранарода». В этом плане обозначенные выше три аспекта проблемы могут решаться с более или менее существенными различиями.

Внутренняя логика требует признания, что если когда-либо существовали отгороженные друг от друга народы, то это могло вызываться чрезвычайными обстоятельствами: вынужденной изоляцией одних территорий от других. В этнографической литературе высказывалась мысль о том, что глубокой разобщенности разных групп человечества способствовали оледенения, на многие тысячи лет разрывавшие ранее, может быть, однородные области. В настоящее время, несмотря на многочисленные перемещения, европеоидному антропологическому типу, как правило, соответствует и один из индоевропейских языков. Такая взаимосвязь, очевидно, не случайна, и возникнуть она могла только в результате многотысячелетнего обособленного развития.

Косвенным признаком древности существования индоевропейской общности является широкое, и вместе с тем чересполосное с другими, распространение в эпоху верхнего палеолита типа кроманьонцев в узком смысле слова, т. е. типа именно людей из пещеры близ Кро-Маньон. Тип этот фиксируется от Франции, по крайней мере, до Кавказа и сохраняется в отдельных районах вплоть до неолита, когда связь его с индоевропейскими языками может быть в известной мере проверена топонимическими материалами. По заключению М.М. Герасимова, «это были сильные, красивые люди, обладавшие исключительным даром подлинных художников»[131 - М.М. Герасимов. Восстановление лица по черепу. М., 1955. С. 227.]. А рядом с ними на протяжении нескольких десятков тысяч лет живут и развиваются представители иных расовых групп, в частности негроидной и австралоидной. В самой европейской расе в верхнем палеолите выделяются и менее высокорослые и более грацильные по сравнению с чистыми кроманьонцами антропологические типы. Они составят определенные ответвления исторически зафиксированных индоевропейцев. Но едва ли мы можем сейчас указать, где все эти типы контактировали на относительно узкой территории.

Высокий уровень развития кроманьонцев, особенно в мадленскую эпоху (ок. 20 тыс. лет до н. э.), заставляет считать их ведущей группой в этногенезе индоевропейцев. Именно их уровень развития позволял им и расселяться на большие пространства, и воздействовать на культуры соседей, в том числе и на их язык. Но самая исходная область кроманьонцев пока не может быть выяснена из-за недостатка материала (особенно антропологического). Светлая пигментация большинства групп индоевропейцев, в особенности именно кроманьонского типа, свидетельствует о сложении их в северной зоне. Однако само понятие «северная зона» также весьма подвижно. По всей вероятности, этот тип населения складывался на территории, смежной с ледниковой зоной, то отступая перед надвижением ледника, то следуя за его отступлением. Уже в то время, видимо, кроманьонцы вынуждены были совершать дальние передвижения, в ходе которых отдельные их группы попадали в разные условия как географические, так и этнические.

Наряду с кроманьонским типом, в Европе в послеледниковое время довольно широко распространяется тип лапоноидный, очевидно, включающий в свой состав монголоидные элементы[132 - Ср.: Н.Н. Чебоксаров. Монголоидные элементы в населении Центральной Европы // Материалы по антропологии Восточной Европы. УЗ МГУ, вып. 63. 1941; В.П. Алексеев. Краниологическая характеристика населения Восточной Фенноскандии // Расогенетические процессы в этнической истории. М., 1974. С. 104 – 105.]. Этот тип занимал значительное место не только в северных районах Европы, где он сохраняется до сих пор (лопари), но и в приальпийской области, а также кое-где на территории Франции и Испании. Существует мнение об очень глубоком времени сложения этого типа в Европе, еще в межледниковый период. Достаточно вероятно также, что заселение территорий, освобождавшихся из-под ледника, шло с разных направлений, в том числе и из-за Урала. Ясно прослеживаемые, например, в кельтских языках уральские элементы могут отражать очень древние контакты индоевропейцев с ветвью уральской группы языков, связанной в свою очередь с языками основной зоны образования монголоидной расы.

В южных районах Европы (включая Причерноморье) в эпоху верхнего палеолита встречаются также негроидные типы. В свою очередь, северные европеиды проникают в Северную Африку. Такого рода встречные движения и, очевидно, взаимодействия создавали весьма сложную и запутанную этническую карту по всей территории Европы, Передней Азии и Северной Африки.

В большинстве современных концепций происхождения индоевропейцев их не ищут глубже III – II тыс. до н. э., т. е. эпохи неолита и бронзы. Из этих дат, в частности, исходят компаративисты. У Марра и его последователей индоевропейская «стадия» начинается лишь со II тыс. до н. э., связываясь с «социальным переворотом»: отделением земледелия от скотоводства[133 - Ср.: А.Д. Удальцов. К вопросу о происхождении индоевропейцев. КСИЭ, вып. 1. 1946. С. 15 – 16.]. С иной мотивировкой, но к той же дате склоняются и некоторые европейские лингвисты и археологи, в частности Г. Краэ[134 - Н. Krahe. Sprache und vorzeit. Heidelberg, 1954.]. В нашей литературе также распространено убеждение, что «формирование крупных этнических общностей, больших европейских семей народов – кельтов, германцев, славян – происходило во время, близкое к тому, когда впервые о каждом из них упоминают письменные источники»[135 - А.Л. Монгайт. Археологические культуры и этнические общности // Народы Азии и Африки. 1967, № 1. С. 63, и др; Его же: Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973. С. 58.]. При таком подходе «прародина» связывается едва ли не с каждой археологической культурой от европейского северо-запада до Средней Азии эпохи неолита. И большинство специалистов, по-видимому, правы в том, что рассматриваемая ими территория была заселена индоевропейцами. Но это означает лишь то, что время сложения общности нужно углубить на несколько десятков тысяч лет. В.И. Георгиев находит возможным аргументировать это положение и собственно лингвистическим материалом[136 - В.И. Георгиев. Индоевропейское языкознание сегодня. ВЯ. 1975, № 5; Его же: Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. М., 1958. С. 272 – 283].

Консервативный период в формировании того или иного языка самым тесным образом связан с существованием родовой (и соответственно племенной) организации общества. Время возникновения этой организации также вызывает разногласия[137 - Ср.: Д.А. Крайнов. К вопросу о становлении человеческого общества // Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения, феодализма. М., 1970. С. 91 – 92.]. Но она, очевидно, существовала в эпоху верхнего палеолита. Племенное устройство австралийских аборигенов (отсутствие вождей, культ племенных родословных) показывает, что племя само по себе проходит чрезвычайно длительный путь развития, который в условиях первобытного общества должен измеряться десятками тысяч лет. Застойность же быта, социальной организации и материальной культуры неизбежно вызывает застойность языка. Блестящим примером этого могут служить острова Полинезии, разбросанные на обширных пространствах Тихого океана. Острова были заселены между X и XIV столетиями и в результате изоляции сравнительно небольших общностей шли не столько вперед, сколько назад. А в итоге, как отметил Д. Томсон, Полинезия «является в лингвистическом отношении самой однородной страной в мире»[138 - Д.Ж. Томсон. Указ соч. С. 61].

В настоящее время у многих индоевропейских народов отыскиваются традиции, по крайней мере, с эпохи мезолита. Так, с раннего мезолита заселяли юг Балканского полуострова ахейцы, которых нет оснований выносить за скобки индоевропейской общности. В IV – III тыс. до н. э. здесь происходит процесс ассимиляции протогреками (праионянами) также индоевропейцев – пеласгов[139 - Т.В. Блаватская. Греческое общество второго тысячелетия до новой эры и его культура. М., 1976. С. 27, 35.]. С аналогичной картиной мы сталкиваемся в Бретани, где можно говорить о наложении неиндоевропейских групп на более ранние индоевропейские[140 - P. R. Giot. Armoricains et bretons. Etude antropologique. Rennes. 1951. PP. 59 – 60, 143 – 144. Неиндоевропейские типы пришли сюда как с юга, так и с севера.]. Что касается Северного Причерноморья, то оно неизменно во всей мировой литературе выступает в качестве «главного претендента» на роль индоевропейской прародины.

На историческую арену индоевропейские языки выходят уже со значительными друг от друга отличиями. От начала II тыс. до н. э. имеются письменные памятники одной ветви индоевропейцев – малоазиатских хеттов. От несколько более позднего времени сохранились письменные памятники других индоевропейских народов. В глубокую древность уходят некоторые топонимические пласты, также существенно отличающиеся друг от друга. Все эти отличия в условиях каменного века должны были формироваться в течение многих тысячелетий.

В итоге формирование индоевропейской общности оказывается на такой хронологической глубине, что многие спорные вопросы отпадают либо как неверно поставленные, либо как неразрешимые при настоящем уровне знаний. Не только в историческое, но уже и в «предысторическое» время, до которого мы в состоянии спуститься средствами археологии, антропологии и лингвистики, существуют уже разные ветви индоевропейских племен и языков.

Глубокая древность индоевропейской общности предрешает и вопрос о ее характере. Она никогда у своих истоков не могла быть монолитной, поскольку монолитность предполагает довольно высокую межплеменную организацию общества (нечто вроде союза племен). На ранних этапах должно было сказываться то состояние, которое С.П. Толстов удачно определил как «закон лингвистической непрерывности»[141 - С.П. Толстов. Проблема происхождения индоевропейцев и современная этнография и этнографическая лингвистика. КСИЭ, вып. 1, 1946. С. 3 – 13, а также СЭ. 1950, № 4. С. 19 – 20.]. Смысл этого закона заключается в том, что в до-государственный период соседи, долго проживавшие на смежных территориях, обычно понимают друг друга, а противоположные окраины достаточно обширной культурной области уже друг друга не понимают. Индоевропейская общность неизбежно должна была относиться к числу таких, по крайней мере, на последних стадиях верхнего палеолита. В более поздний период мы имеем дело с чрезвычайно широко – от Бретани и Британии вплоть до Минусинской котловины – разбросанными индоевропейскими племенами, соседями которых часто являются вообще не индоевропейские племена.

Для этнической истории Европы весьма интересен факт близости антропологического облика населения Днепровского Надпорожья и Приазовья эпохи мезолита с одновременным населением Северной Африки, Бретани и Дании. «Мнение о их непосредственном и близком родстве, – замечает в этой связи Т.С. Кондукторова, – выглядело бы с антропологической точки зрения убедительно, но оно привело бы к столь неожиданным и столь ответственным выводам, что на нем трудно настаивать»[142 - Т.С. Кондукторова. Антропология населения Украины мезолита, неолита и эпохи бронзы. М., 1973. С. 48. Ср. там же.: С. 22, 49; И.И. Гохман. Население Украины в эпоху мезолита и неолита. М., 1966. С. 174 – 177, 187 – 188; А.В. Валлуа. Палеоантропологические материалы из мезолитических могильников Бретани. КСИЭ, вып. XXVIII. 1957.]. Но, наверное, еще труднее предположить случайное совпадение в результате независимого друг от друга развития разных исходных типов, особенно если учесть, что на всех этих территориях были и иные антропологические типы. Отмеченные совпадения касаются именно кроманьонского типа, который в Бретани известен уже с верхнего палеолита, а в Причерноморье теряется где-то в мезолите из-за отсутствия сколько-нибудь представительного палеолитического материала.

География совпадения отражает два традиционных пути, по которым в течение ряда тысячелетий проходили этнические передвижения: Средиземноморье – морем и Причерноморье – Прибалтика по суше. Направление этих передвижений, по-видимому, менялось в различные исторические периоды, в частности в зависимости от изменения климата. В историческое время как будто преобладает направление с востока на запад. Но и в это время имели место и встречные движения. В отдельные периоды более ранних эпох такие передвижения были попросту вынужденными. Связь Причерноморья и Прибалтики, в частности, должна была иметь двусторонний характер хотя бы потому, что в районе Прибалтики наблюдались частые изменения климата. Из Скандинавии на Европу надвигался ледник, а в эпоху перехода к неолиту здесь был климат, близкий к причерноморскому. Балтийское море то было пресным озером, то являлось заливом океана. Уровень самого океана с эпохи верхнего палеолита (20 – 25 тыс. лет назад) изменялся в пределах свыше 100 метров[143 - См.: П.М. Долуханов. История Балтики. М., 1969.]. Кроме того, в районе Балтики непрерывно происходили подъемы и опускания суши. Все это предопределяло в отдельные периоды тяготение к Прибалтике, в другие – бегство от нее.

Средневековая историография уже вынуждена была сопоставлять предания, выводящие одни и те же народы либо с юго-востока, либо с северо-запада Европы. Так, Иордан большинство народов выводит из Скандинавии, хотя знаком и с автохтонными теориями происхождения тех же народов. С другой стороны, у норманнов устойчиво сохранялись предания о прибытии их «из Азии» или от Приазовья. При всей кажущейся сказочности и надуманности этих преданий, в них есть рациональное зерно: они отражают в обоих случаях действительное направление этнических передвижений, хотя и не дают достаточно надежных хронологических указаний в этой связи.

Следует отметить, что интенсивность передвижений не находилась в прямой связи с уровнем социально-экономического развития. Так, в классический период истории Греции и Рима сохранялись лишь смутные воспоминания о дальних путешествиях и дальних странах, а также о каких-то морских народах. К передвижениям чаще всего побуждало не богатство, а бедность. По суше люди шли за тем же животным и растительным миром, который кормил их, по морю они также двигались за продуктами моря. Эти передвижения могли занимать сотни лет и могли происходить стремительно в рамках одного поколения, особенно если они вызывались какими-то стихийными бедствиями. В зависимости от того, какие условия вызывали отлив части населения из одного района в другой, в последующих поколениях либо сохраняется память о своей давней прародине, либо они разрывают с ней бесповоротно. Расселение полинезийцев иллюстрирует и большие возможности древнего человека, и устойчивость культуры, разорванной на множество чрезвычайно удаленных друг от друга частей. В течение многих столетий венгры не просто помнили о «Великой Мадьярии», расположенной где-то на востоке, но и направляли на поиски ее специальные миссии, причем во времена Грозного (т. е спустя семь столетий после перехода части венгров на Средний Дунай) миссия обнаружила небольшую группу своих сородичей где-то в Поволжье.

Вынужденные переселения каких-то племен почти наверняка оставляли желание вернуться к покинутым местам, и это желание могло сохраняться (даже как своеобразный культ) в течение столетий. В условиях родоплеменного строя племя могло весьма длительное время сохранять свою самобытность даже в окружении иных этносов. Примером такого порядка могут служить кельтические галаты, сохранявшие самобытность в Малой Азии на протяжении почти тысячелетия (с III в. до н. э. по V в. н. э., а может быть и позднее). Именно переселенцы очень часто оказываются хранителями традиций, существовавших на их прежней родине, тогда как на основной территории развитие очень скоро может привести к коренному изменению не только культуры, но и самого этноса (что отчасти и произошло со значительной частью кельтов, родственных малоазийским галатам). Так или иначе, отмеченные выше факты антропологической близости населения Причерноморья и европейского северо-запада могли отражать не просто общее происхождение, но реальное для данной эпохи родство столь удаленных друг от друга этнических групп.

В эпоху мезолита и неолита, а тем более в эпоху бронзы, индоевропейское население совершенно отчетливо было представлено несколькими более или менее значительно различавшимися антропологическими группами, причем разным типам соответствовала специфическая археологическая культура или скорее комплекс культур. Для последующей этнической истории Европы наибольшее значение имели культурные области шнуровой керамики и боевых топоров, ленточной керамики, мегалитических сооружений, приальпийские культуры.

В связи с индоевропейской проблемой обычно особое внимание привлекает культура шнуровой керамики, которую часто рассматривают как исходную индоевропейскую. В свете вышеизложенного ее правильнее было бы рассматривать в качестве одной из индоевропейских. Но безусловно, что связанный именно с ней антропологический тип (широколицый высокорослый долихокефал) ближе всего стоит к «классическому» кроманьонцу. В эпоху позднего неолита и бронзы культуры шнуровой керамики локализуются по большим пространствам северо-запада европейского побережья и Прибалтики, в Надпорожье и Приазовье, а также в некоторых районах Центральной Европы, где она входит в соприкосновение с культурой ленточной керамики. Во II тысячелетии до н. э. ответвление этой культуры распространяется на Верхнюю Волгу (Фатьяновская культура). Именно основной антропологический тип населения, связанного с культурами шнуровой керамики, озадачил антропологов чрезвычайно широкой географией своего распространения, тем более что к названным выше областям нужно прибавить еще Кавказ (кавкасионская группа населения) и Балканы (динарский тип в районе Албании и Черногории).

В литературе имеются разные варианты объяснений отмеченного сходства. Один из столпов немецкой националистической археологии Г. Коссина писал о «германской» экспансии с севера вплоть до Кавказа. Помимо немецких археологов эту точку зрения поддерживали шведский ученый Н. Оберг и финский A.M. Тальгрен[144 - Ср.: Д.А. Крайнов. Древнейшая история Волго-Окского междуречья. М., 1972. С. 241.]. В нашей литературе справедливо указывали на ненаучную подоснову концепции Коссины. Но проблема сама по себе существует, и сравнительно недавно вопрос этот снова был поднят, причем мнение о миграции населения с северо-запада Европы на Кавказ поддержали и некоторые отечественные ученые[145 - См.: Г.Ф. Дебец. Антропологические исследования в Дагестане // Труды ИЭ. Т. XXXIII. М., 1956; Его же: Антропологические типы. В Кн. «Народы Кавказа». Т. 1. М., 1960.]. В отношении Кавказа это мнение оспорил В.П. Алексеев. Признавая, что «сходство кавкасионского типа с антропологическим типом населения Восточной Европы и Скандинавии… несомненно», он объяснил его неравномерностью эволюции одного и того же палеолитического предка, т. е. отодвинул общий источник вглубь. В то же время он допускает непосредственное родство кавкасионского и динарского типов[146 - В.П. Алексеев. Происхождение народов Кавказа. М., 1974. С. 133, 135 – 136].

Вопрос о происхождении кавказского населения в данном случае следует оставить в стороне, поскольку от неолитической эпохи материала крайне мало, да и решение его окажется в зависимости от установления характера взаимосвязи Прибалтики и Северного Причерноморья. Весьма вероятно, что пока и последний вопрос не может быть решен однозначно. Появление сходных антропологических типов и археологических культур на северо-западе и юго-востоке Европы теряется в предшествующем периоде. В Причерноморье довольно сложной оказывается связь между мезолитом и неолитом. Если археологи предполагают преемственную связь между тем и другим[147 - Ср.: А.Д. Столяр. Первый Васильевский мезолитический могильник // Археологический сборник. Т. 1. М., Л., 1959; его же: Об исторических корнях культуры Надпорожского неолита // Исследования по археологии СССР. Л., 1961.], то антропологическая картина оказывается менее ясной. В ряде случаев наблюдается определенное различие в составе населения эпохи мезолита и неолита, причем более грацильные типы характерны для мезолита, чем для позднейшего времени[148 - Ср.: Т.С. Кондукторова. Указ. соч. С. 48]. Правда, антропологически украинский мезолит неоднороден: наряду с широколицыми «кроманьонцами» встречаются и представители более узколицего населения, причем оба типа находят аналогию, например, в Бретани[149 - Ср.: И.И. Гохман. Указ. соч. С. 83 – 85; А.В. Валлуа. Указ. соч.]. Тем не менее в эпоху неолита в Надпорожье явно усиливается удельный вес как будто более архаичного по внешнему облику населения (если рассматривать процесс грациализации как своеобразную форму прогрессивного развития, что само по себе отнюдь не бесспорно).

Кроманьонский тип неолитической эпохи на Украине связан главным образом с днепро-донецкой культурой. Д.Я. Телегин отнес эту культуру к северному поясу, в который включаются Восточная Европа, Прибалтика, Урал, Южная Сибирь, Прибайкалье. Для этого пояса было характерно: «а) вытянутый обряд погребения, б) наличие в отдельных культурах коллективных могил, в) применение охры, г) отсутствие среди погребального инвентаря сосудов»[150 - Д.Я. Телегин. Могильники днепро-донецкой неолитической культуры и их историческое место. СА. 1966, № 1. С. 11]. Но население днепро-донецкой культуры отличалось антропологически не только от носителей культур Урала и Сибири, где четко были выражены монголоидные элементы, но и от племен соседней культуры ямочно-гребенчатой керамики Волго-Окского бассейна и некоторых районов Прибалтики, куда проникала эта культура. В последней, в частности, также отмечаются монголоидные элементы.

Основная масса обнаруженных могильников днепро-донецкой культуры локализуется в Надпорожье. Но эта же культура достигает бассейна Дона и Азовского моря, захватывает украинскую лесостепь и Белоруссию. Если учесть еще сходство антропологического облика этого населения с погребениями культуры Эртебелле в Прибалтике (в частности с черепами из датских «кухонных куч»), а также с обликом одной группы населения Оленеостровского могильника на Онежском озере, то неудивительна постановка вопроса о распространении этого населения либо с северо-запада на юго-восток, либо в противоположном направлении.

По мнению Д.Я. Телегина, источником днепро-донецкой культуры является мезолит Южной Белоруссии[151 - Его же. Днiпро-донецька культура. Киiв, 1968. С. 245]. Разумеется, отсюда рукой подать и до Прибалтики, и, например, Т.С. Кондукторова допускает, что общие предки населения днепро-донецкой культуры и оленеостровцев были «в составе каких-то мезолитических популяций где-либо в Прибалтике или в примыкающих к ней областях»[152 - Т.С. Кондукторова. Указ. соч. 49]. Л.С. Клейн высказал предположение о переселенческой волне из областей Западной Прибалтики в Междуречье Нижнего Днепра и Дона на рубеже III – II тыс. до н. э., с чем он связывал возникновение катакомбной культуры[153 - Л.С. Клейн. Происхождение донецкой катакомбной культуры. Автореф. канд. дис., Л., 1968.]. Но хронологически это уже более поздний этап, именно период существования собственно культуры шнуровой керамики и боевых топоров. Как раз для этого этапа имеются определенные данные о противоположном направлении миграций. Д.Я. Телегин выделил Белоруссию как область, где ранее других получают распространение боевые топоры. В среднестоговской культуре, которая связывает (или разделяет) днепро-донецкую с древнеямной (сер. IV тыс. – сер. III тыс. до н. э.), появляются и шнуровой орнамент (в конце IV тыс.), а также боевые топоры из рогов оленей. Здесь ранее, чем в других районах Европы, получает распространение коневодство и стала употребляться верховая езда[154 - Д.Я. Телегин. Средньостогiвска культура епохи мiдi. Киiв, 1973. С. 154 – 158.]. В южнорусских степях Причерноморья и Каспия ищут истоки культур шнуровой керамики и многие другие, в том числе европейские ученые[155 - Ср.: А.Я. Брюсов. Восточная Европа в III тысячелетии до н. э. (Этногенетический очерк). СА, 1965, № 2; А.Я. Брюсов, М.П. Зимина. Каменные сверленые боевые топоры на территории Европейской части СССР. САИ. вып. В4-4, М., 1966; Д.А. Крайнов Древнейшая история… С. 242 – 245; Н.Я. Мерперт. Древнеямная культурно-историческая область и вопросы формирования культур шнуровой керамики // Восточная Европа в эпоху камня и бронзы. М., 1976. Эту точку зрения отстаивают, в частности, П. Глоб, М. Гимбута. С некоторыми колебаниями ее принимает Г. Чайлд и ряд других ученых.]. Как раз ко времени рубежа III – II тыс. до н. э. относятся найденные в северных Нидерландах 13 дисковых колес, сходных с соответствующими раннеямной культуры в Приднепровье[156 - J. D. Van der Waals Prehistiric disc wheels in the Nethtrlands. Groningen, 1964.].

Сложность проблемы заключается в том, что фактического материала недостаточно для того, чтобы зафиксировать все возможные передвижения и их направления в разные исторические периоды. Даже наблюдения за изменениями климата не дадут еще однозначного решения вопроса. Климатический оптимум, наступивший в Прибалтике в эпоху неолита, способствовал продвижению населения все далее на север. Отливы же на юг проходили не только вследствие довольно частых здесь природных катастроф, но и вследствие роста населения, резко ускорявшегося как раз в благоприятных климатических условиях. Поэтому в данном случае достаточно ограничиться констатацией самого факта своего рода пульсирующей взаимосвязи родственных по происхождению групп населения на территории от Причерноморья и Приазовья до северо-запада Европы.

Оформление культур шнуровой керамики приходится на III тыс. до н. э. В старой литературе обычно говорили об «экспансии» племен шнуровой керамики. Теперь преобладает неодинаковый, но более сложный взгляд на содержание процесса распространения культуры[157 - Ср.: Н.Я. Мерперт. Древнеямная культурно-историческая область…]. По-видимому, на многие области распространялось культурное влияние (причем оно обычно является взаимным для контактирующих групп). В Центральной Европе, куда проникает эта культура, сохраняется в основном местный антропологический тип и местные элементы культуры, хотя частичная инфильтрация населения более восточных областей все-таки заметна. Фатьяновская культура возникла, по всей вероятности, в результате миграции племен шнуровой керамики откуда-то из Прибалтики[158 - Ср.: Д.А. Крайнов. Древнейшая история… С. 252 – 257 (автор считал исходной территорию между Днепром и Вислой). О.Н. Бадер. С.В. Киселев, И.И. Артеменко, А.Х. Халиков и для фатьяновской культуры исходной считали ямную и катакомбную. Родство этих культур, во всяком случае, не оспаривается, а среднеднепровская культура иногда рассматривается как вариант фатьяновской.].

Во II тыс. до н. э. культуры шнуровой керамики преобразуются в другие. Судьба представляющих ее племен оказалась различной. Фатьяновская культура погибла, видимо, под натиском с востока угро-финских племен. Однако остатки фатьяновцев или элементы этой культуры доживают здесь до периода колонизации области ее распространения славянами и варягами в VIII – X вв[159 - Д.А. Крайнов. Древнейшая история… С. 268.]. В Нижнем Поднепровье складывается ямная и катакомбная культуры. А позднее также срубная, и в этих культурах в разных вариантах и пропорциях смешиваются местные и пришлые с востока и юго-востока, а отчасти также с юго-запада этнические элементы и традиции. Какое-то новое население приходит и в Прибалтику, причем оно продвигается туда разными путями как по морю, так и по суше.

Культуру шнуровой керамики часто рассматривают в качестве исходной области балтских, славянских и германских языков. Этой проблемы коснемся ниже. Здесь же можно отметить, что, очевидно, область распространения культуры шире, нежели язык основной составлявшей ее группы племен. Что же касается языка этой группы, то, видимо, есть некоторые пути его определения. Он в значительной мере указан работой Б.А. Серебренникова, обратившего внимание на древний индоевропейский слой в зоне позднейшего расселения угро-финских племен. И топонимика, и «остаток» в угро-финских языках ведут к балтским, в широком смысле этого значения, языкам[160 - Б.А. Серебренников. Волго-Окская топонимика на территории Европейской части СССР. ВЯ, 1955, № 6; его же: О некоторых следах исчезнувшего индоевропейского языка в центре Европейской части СССР, близкого к балтийским. Труды АН Литовской ССР. Серия А-1. Вильнюс, 1957. См. также: Х.А. Моора. О древней территории расселения балтийских племен. СА, 1958, № 2.]. Правда, вывод автора оспаривал Г.С. Кнабе, полагавший, что «балтские» языковые элементы привнесены каким-то другим населением[161 - Г.С. Кнабе. Словарные заимствования и этногенез (к вопросу о «балтийских заимствованиях» в восточных финноугорских языках). ВЯ, 1962, № 1.]. Но возражения основывались на неточной интерпретации некоторых исторических явлений[162 - Д.А. Крайнов. Древнейшая история… С. 268 – 269].

Язык фатьяновцев особенно интересен именно тем, что он на территории Верхнего и Среднего Поволжья явно привнесен, причем бесспорные родственники их находились и на западе, и на юго-западе. Д. Крайнов вслед за многими другими авторами отметил «сходство и зачастую тождество» фатьяновской московско-клязьминской группы со средне-днепровскими, в особенности днепро-деснинскими памятниками[163 - Там же. С. 262 – 263.]. Именно в днепро-деснинском районе фиксируется лингвистами балтская топонимика[164 - В.Н. Топоров, О.Н. Трубачев. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 1962; О.Н. Трубачев. Названия рек Правобережной Украины. М., 1968. С. 284 – 285 (карта).]. В более южных районах, «промытых» позднейшими движениями кочевников с востока, остатки такой топонимики искать, видимо, бесполезно. Но следы ее могут обнаружиться и у самого Причерноморья. Вполне вероятно также ее бытование в Западной Прибалтике и на юге Скандинавии, где родственное население составляло значительный удельный вес.

Что касается германцев и славян, то связь их с этой культурой оказывается довольно сложной. На территории Швеции и Норвегии характерный для основных зон шнуровой керамики антропологический тип удерживается до наших дней, сохраняя, по наблюдению В.П. Алексеева, «преемственность на протяжении минимум четырех тысяч лет»[165 - В.П. Алексеев. Краниологическая характеристика… С. 104.]. На острове Готланд это население преобладало. В.П. Алексеев заключает, что «основная масса предков современного населения севера Европы происходит с юга». В то же время он находит «совершенно очевидным», что «в эпоху неолита и тем более мезолита, может быть даже и в эпоху бронзы, они не говорили на германских языках. В то же время антропологически устанавливается преемственность между неолитическим и современным населением. Этим ставится вопрос о значительной роли субстрата в сложении европейских народов, говорящих на германских языках, и в частности народов Скандинавии»[166 - Там же.]. О характере связей с этим населением славян речь будет ниже.

Более сложен вопрос о топонимических совпадениях между Юго-Восточной Прибалтикой с одной стороны и Адриатикой, отдельными районами Балкан и северо-западной областью Малой Азии – с другой. Этим совпадениям посвящена большая литература[167 - Еще в 1905 г. на этот факт обратил внимание Р. Мух. Позднее М. Фасмером, Ю. Покорным, Г. Краэ, Е. Шварцем круг соответствий был существенно расширен. См.: В.Н. Топоров. К фракийско-балтийским языковым параллелям // Балканское языкознание. М., 1973. С. 30 – 32; Выше говорилось об антропологическом родстве населения динарского типа в Иллирии и диспро-донецкой культуры. См. также: Н.Я. Мерперт. О связях Северного Причерноморья и Балкан в раннем бронзовом веке. КСИА, вып. 105, М., 1965.]. Однако попыток связать их с определенным этносом и определенной исторической эпохой, по существу, не было. Отмеченные выше антропологические соответствия позволяют предполагать передвижение какой-то части населения, родственного по происхождению основным территориям шнуровой керамики, через Средиземноморье. Но для определения направления движения наличного материала недостаточно. В данном случае целесообразно ограничиться констатацией факта существования морской ветви индоевропейцев, родственной по языку и облику скотоводам-коневодам обширной территории от Причерноморья до Прибалтики.

Через Средиземноморье на дальний северо-запад Европы распространялось в поздненеолитическую эпоху и иное население. Оно связывалось с культурой мегалитов. Эта культура охватывает огромные пространства от Кавказа до Скандинавии, захватывая часть Причерноморья и Волыни, отдельные острова и прибрежные районы Средиземноморья, северо-запад Испании, большую часть Франции, в особенности Бретань, Британские острова, север Германии. Мегалиты известны также в Индии и Японии. Такая широта распространения культуры заставляет многих исследователей воспринимать ее как отражение стадиального развития, а не расселение родственных народов. Тем не менее в большинстве случаев речь может идти именно о родственном населении. В сущности, только Япония лежит за пределами зоны индоевропейского населения. И в большинство названных областей культура приходит извне.

Мегалитическая культура в целом изучена еще слабо, хотя разбросанные на широкой территории культовые сооружения из огромных камней (до 12 м в высоту) неизменно разжигали воображение любителей. Определенный урон серьезному обсуждению вопроса нанесла немецкая националистическая историография, по которой смешение культур шнуровой керамики и мегалитов дало «индогерманцев», «истинных арийцев» и т. п.[168 - Ср.: В.И. Равдоникас. История первобытного общества. Ч.II. Л., 1947. С. 227 – 231.] Между тем в настоящее время совершенно ясно, что распространение культуры шло с юга на север, а не с севера на юг[169 - Leisner G. und Leisner V. Die Megalithgraeber der Iberischen Halbinsel. В., 1967.]. Так же, как и в культурах шнуровой керамики, в большинстве областей распространения культуры мегалитов отмечается один и тот же антропологический тип: это т. н. средиземноморско-атлантический европеид, характеризующийся высоким ростом, длинноголовостью и, в отличие от культур шнуровой керамики, чрезвычайно узким лицом. В Скандинавии до сих пор смешиваются два названных типа. Но к германцам не имеет отношения и второй – мегалитический: то же смешение отмечается, например, в Бретани, но никаких германских элементов здесь от эпохи неолита до раннего железа не видно.

Атланто-средиземноморский тип также связан с индоевропейской языковой группой. В Европе культура мегалитов существовала примерно с 2200 до 700 г. до н. э.[170 - Ср.: М. Gilbert. Menhire et dolmene dans le nord est de la Bretagne. Guernesey, 1964, P. 16.] Это время, близкое к историческому. Между тем на территории Франции, например, под слоем кельтской топонимики ясно просвечивается более древний индоевропейский слой. Видимо, к этой же антропологической группе относилась и значительная часть европеидного населения Индии. Передняя Азия и Причерноморье могли быть как раз теми областями, откуда эта группа расселялась в противоположные стороны. Во всяком случае в Причерноморье уже в более позднее время сохраняется группа населения, родственная индийцам – синды, вопрос о происхождении которых великолепно поставил О.Н. Трубачев[171 - О.Н. Трубачев. О синдах и их языке. ВЯ, 1976, № 4. Его же: «Старая Скифия» Геродота и славяне. Лингвистический аспект. ВЯ, 1979, № 4. Его же: Indoarica в Северном Причерноморье. Источники. Интерпретация. Реконструкция. ВЯ, 1981, № 2].

Если к германскому этногенезу культура мегалитов непосредственного отношения не имеет, то кельтский этногенез связан с ней довольно тесно. Эта культура является самым мощным подслоем современных кельтических народов – бретонцев, ирландцев, уэльсцев, шотландцев. Именно на этих территориях, равно как и на некоторых недавно ассимилированных зонах прежнего кельтского расселения (остров Мен и др.), сохраняется наибольшее количество мегалитических сооружений, и они носят здесь наиболее многообразный характер.

Непосредственным источником распространения мегалитической культуры по Атлантическому побережью являлась Иберия. Однако в саму Иберию культура пришла из восточных районов Средиземноморья. В Причерноморье мегалитическая культура, по-видимому, имеет северокавказское происхождение, но следует иметь в виду и близость этого ответвления с западной частью Пиренейского полуострова и острова Сардиния[172 - Ср.: В.И. Марковин. Дольмены Западного Кавказа. М., 1978. С. 316.]. В свою очередь, мегалитический островок на Волыни может служить мостиком, связывавшим Причерноморье с однородными культурами Северной Германии. Большинство мегалитических погребений Причерноморья оказались ограбленными, и антропологический тип оставившего их населения не сохранился. Но может представить интерес факт совпадения группы крови у значительной части населения от Кавказа до Северо-Западной Европы даже в наше время[173 - Ср.: G.T. Smith. An Historical Geography of Western Europe before 1800, London, 1967, P. 43].

Культ камня вообще характерен для индоевропейцев или какой-то их ветви. У хеттов в Малой Азии (1800 – 1200 до н. э.) существовал культ лошади, связанный с богом Perua, который переплетался с культом камня, обожествленным в названии скалы Peruna[174 - Ср.: В.В. Иванов. Хеттский язык. М., 1963. С. 12 – 13.]. Здесь, видимо, слились два самостоятельных культа. Культ коня указывает на степь, а культ камня на гористую местность или морское побережье. Оба эти культа переплетались и в мегалитических сооружениях: в ряде случаев мегалиты сопровождают кости лошади. Реминисценции культа камня – прослеживаются в разных районах Европы. Одним из вариантов его являются курганные погребения, другим – использованные в погребениях каменные конструкции.

Около 1800 г. до н. э. с юго-запада Испании стремительно распространяется культура колоколовидных кубков. Она смешивается с культурой мегалитов на побережье и проникает через Южную Францию в Северную Италию, распространяясь вниз по Рейну, а также в Центральную Европу. Очевидно, не без влияния этой культуры во взаимодействии с культурами, выросшими на базе культур ленточной керамики, складывается унетицкая культура. Население культуры колоколовидных кубков, вместе с более древним лапоноидным, приняло участие в сложении среднеевропейского мезокранного относительно широколицего антропологического типа, который вошел в качестве компонента в состав кельтов, а также славян.

С конца IV тыс. до н. э. на значительной территории долины Дуная и Рейна распространяется неолитическая культура ленточной керамики (название по орнаменту на сосудах). Как и во многих других случаях, истоки ее остаются неясными, и о направлении расселения высказывались различные суждения. Видимо, и в этом случае предпочтение должно быть отдано южным районам. С этой культурой связано распространение в Европе земледелия, что ведет к Передней Азии и Средиземноморью. Связи с этими центрами прослеживаются по ряду признаков. Так, в 1961 г. в Румынии были обнаружены три керамические таблички местного производства со знаками дошумерийского письма, известного в Месопотамии около 3000 г. до н. э.[175 - Г.Б. Федоров, Л.Л. Полевой. Археология Румынии. М., 1973. С. 40.]. По своему облику население культуры ленточной керамики относилось к средиземноморскому типу, отличавшемуся узколицестью в сочетании с умеренной долихокранией и мезокранией.

В период позднего неолита и энеолита на указанной территории возникает ряд родственных культур. В их числе оказывается балканская культура боян, а также трипольская культура. О происхождении последней в литературе также высказываются разные суждения. Но во всех случаях можно говорить о родстве ее с культурами ленточной керамики. Трипольская культура, занимавшая территорию между реками Прут и Днепр, как бы разрезала (возникшие несколько позднее) культуры шнуровой керамики. Несмотря на взаимовлияние, обе культуры сохраняли на протяжении почти двух тысяч лет специфические черты и значительно отличавшийся друг от друга антропологический тип населения.

Бронзовый век Европы представлен рядом ярких культур, причем несколько запаздывавшее в эпоху неолита развитие в северной части континента снова выравнивается в сравнении с районами Средиземноморья и Передней Азии. Уже в строительстве мегалитических сооружений, особенно таких, как кромлехи Бретани[176 - Кромлех – от бретонского crom – кривая линия (Ср.: русское «кромка») и lech – камень. Это – круги из камней.], проявляется высокая организованность больших масс населения. Многотонные (до 40 тонн) каменные глыбы приходилось передвигать на десятки километров. Разная степень сложности и пышности сооружений свидетельствует о дифференциации внутри племени и между племенами. Обладатели наиболее ярких кромлехов и «рядов камней», примыкавших к ним, очевидно, имели и моральное и материальное превосходство перед другими родственными племенами. Косвенно эти сооружения свидетельствуют об интенсивности процесса классообразования.

В период бронзы этот процесс захватывает большинство народов европейской группы. Это обстоятельство засвидетельствовано как археологическими, так и лингвистическими данными (наличие слов, означавших свободных и несвободных, и т. п.). Весьма вероятно, что к этому времени относится сложение больших союзов племен, может быть народностей и ранних государственных образований. Социальная дифференциация прослеживается в убранстве и инвентаре, сопровождающих погребения. Наряду с родовыми могильниками выделяются курганные погребения, иногда весьма внушительных размеров. В курганах унетицкой культуры, например, встречаются золотые изделия, а умершего господина в ряде случаев сопровождает насильственно умерщвленный слуга или рабыня[177 - А.Л. Монгайт. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века. С. 54 – 55.].

Унетицкая культура существовала примерно четыре столетия, в течение которых распространяясь отчасти на новые территории, а частично поглощаясь другими культурами. Около 1450 г. до н. э. ее северо-восточные районы перекрываются тшинецкой культурой, которая существовала примерно до 1100 г. до н. э. и занимала пространство от Варты до Днепра, т. е. ту территорию, на которой чаще всего ищут следы древнего славянства.