В эпоху бронзы на территории Причерноморья сменяются (или сосуществуют) три культуры. Непосредственно из среднестоговской вырастает ямная культура, которая в середине III тыс. до н. э. носит еще неолитический облик. Она, как отмечалось, находилась в связи с культурами шнуровой керамики, занимая вплоть до середины II тыс. до н. э. обширные степные пространства до Волги. Несколько моложе – с конца III по конец II тыс. – катакомбная культура, также примыкающая к культурам шнуровой керамики. Она сосуществует с поздней ямной, занимая территорию от Причерноморья и Приазовья до района Курска, Воронежа и Нижней Волги. Со второй половины II тыс. до н. э. на этой же территории с продвижением далее к Днестру распространяется срубная культура.
Взаимоотношение трех названных культур составляет основное содержание этногенетического процесса на огромной территории от Дуная до Волги и Кавказа. О заключительной стадии этого процесса будет речь в связи с киммерийской проблемой. Здесь можно отметить, что эти культуры различались в целом в рамках этнически родственных общностей. Даже определенные антропологические различия могут быть в известной мере объяснены временными изменениями: на всей этой территории в продолжение двух тысяч лет идет процесс грациализации, что может быть связано с изменениями в способе производства и вообще жизненных условий.
В указанное время наблюдаются особенно интенсивные связи Причерноморья с районами Нижней Волги и Северного Кавказа. Из восточных районов этого ареала население как будто перемещается на запад. Этот период отмечен также рядом вторжений новых этнических групп в Центральную, Западную, а отчасти и в Северную Европу. В отдельных случаях миграции непосредственно связывались с населением степных районов Причерноморья, в других – имело место передвижение разных этнических групп из прибрежных районов Черного моря, Малой Азии и, может быть, Передней Азии.
Передвижения племен особенно усиливаются с конца эпохи бронзы. И направление их в это время весьма неустойчиво. Одной из причин миграций был обычно рост населения, шедший особенно интенсивно в благоприятных природных и социальных условиях. Другая причина связывалась с климатическими изменениями. Из степных районов Причерноморья и Каспия население часто уходило и вследствие засух, которые нередко продолжались много лет подряд. Из северных районов население гнали периодические похолодания, одно из которых приходилось как раз на конец эпохи бронзы, а также наступления или отступления моря.
Передвижения обычно связывались и с серьезными изменениями в социальной сфере и в огромной степени способствовали слому сложившихся отношений либо в сторону углубления социального расслоения, либо, напротив, в сторону «оздоровления» обстановки за счет нивелировки пропасти, разделявшей богатство и бедность. Я. Филип показывает, как развивался, например, процесс социальной дифференциации у кельтов раннего железного века: «Рождающаяся придворная среда жила в ущерб широким массам в невероятной роскоши, иногда – да будет нам позволено воспользоваться этим выражением – почти постыдной». Но «в определенное время настал перелом, который был неизбежен». Происходит процесс «эмансипации», может быть в результате мощного восстания[178 - Ян Филип. Кельтская цивилизация и ее наследие. Прага, 1961. С. 33, 44 – 45.]. Аналогичные «перепады» происходили неоднократно и в более ранние эпохи, причем экономически более целесообразные отношения обычно способствовали прогрессу производительных сил, а неоправданное социальное размежевание могло вести к разрушению достигнутого за целый ряд столетий.
Процесс образования народностей обычно связан с разрывом кровнородственных отношений, с оттеснением их на задний план по сравнению с чисто социальными и территориальными. Но этот процесс также был весьма противоречивым и не прямолинейным. На протяжении многих тысячелетий идет борьба и своеобразное состязание двух принципов, в результате чего они могут причудливо сочетаться. В целом чем древнее эпоха и чем консервативнее социально-производственный уклад, тем сильнее в этносе действуют принципы кровнородственных отношений. Социальная дифференциация на первых порах предусматривает дифференциацию племен и родов, рабами и зависимыми становятся прежде всего выходцы из чужого племени или родственного, но попавшего в разряд «низших». В однородной этнической среде социальное расслоение приводит постепенно к возникновению ложных генеалогий, когда социальная верхушка стремится отделиться от действительной истории своего народа или племени, придумывая себе другую, более яркую, а иногда даже и не более яркую, а просто другую генеалогию. Вплоть до конца Средневековья переплетение этих противоречивых факторов накладывает отпечаток на формирование и развитие народов, и тем важнее были они в древности, на заре процесса классообразования.
В этногенетических преданиях европейских народов часто фигурирует малоазиатская Троя, а начало народов связывается с Троянской войной и вызванных ею передвижениях племен. Несомненно, что в средневековых этногенетических преданиях сказывается влияние литературной традиции. Но дело не может быть сведено только к ней. XIII в. до н. э. – время бурных катаклизмов и перемещений больших масс населения почти по всему Средиземноморью. По замечанию Маркса, «хотя греки и выводили свои роды из мифологии, эти роды древнее, чем созданная ими самими мифология с ее богами и полубогами»[179 - Архив Маркса и Энгельса. Т. IX. С. 136 – 139. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 21. С. 102 – 103 (Энгельс цитирует рукопись Маркса).]. «Система кровного родства, соответствующая роду в его первоначальной форме, – поясняет Маркс это положение, – … обеспечивала знание родственных отношений всех членов родов друг к другу. Они с детских лет на практике усваивали эти чрезвычайно важные для них сведения».
Великолепным примером достоверности народных преданий являются упомянутые выше сказания полинезийцев, которые, как отметил С.П. Толстов, позволили «восстановить не только общие направления заселения островов Полинезии, но и их относительную и абсолютную хронологию на протяжении полутора тысячелетий». «Суть дела, – поясняет автор, – именно в генеалогическом элементе сказаний, играющем значительную общественную роль в жизни позднеродового общества, когда генеалогия становится важнейшим регулятором браков и вместе с тем отношения генеалогического старшинства получают огромное значение в повседневных взаимоотношениях между племенами, родами и их подразделениями». И «хотя последнее влечет за собой и стремление к созданию фальсифицированных генеалогий », существует своеобразный корректор в лице общественного мнения, в результате чего «фальсификация должна неизбежно приспосабливаться к общепринятой генеалогической концепции»[180 - С.П. Толстов. «Нарци» и «волохи» на Дунае // СЭ, 1948, № 2. С. 11 – 12.].
Примерно так же оценивал древнейшие генеалогии Д.Ж. Томсон. «В примитивном обществе, – замечает он, – старейшины рода держат в голове родословную во всех коленах… поскольку это нужно для передачи родовых традиций и управления родом». Затем постепенно родословная растворяется «в обобщенном представлении о предке рода». При этом «хронология обычно сокращается, но представление о происхождении остается»[181 - Д.Ж. Томсон. Указ. соч. С. 182.]. Лишь с распадом родовой системы генеалогии подвергаются произвольным изменениям.
Троянская война и в самом деле была фактором мирового значения. В течение почти двух тысяч лет Троя контролировала путь из Причерноморья в Средиземноморье. Примечательно, что один из героев Троянской войны – Ахилл – и в греческой литературе, и у населения Северного Причерноморья связывался именно с черноморским побережьем. Так, в современных Гомеру «Кипрских сказаниях» имеется сюжет о перенесении богиней Артемидой невесты Ахилла Ифигении к таврам. В этих же сочинениях говорится о погребении Ахилла Фетидой на острове Белом у устья Дуная[182 - В.В. Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ, 1947, № 1.С. 346.]. Да и Артемида, по мнению некоторых ученых, была импортирована древними греками из Причерноморья[183 - Д.Ж. Томсон. Указ. соч. С. 276, 277.]. Культ ее сохранялся у тавров – народа, по представлению греков классического периода, крайне варварского, убивающего иноземцев. Двусторонний культурный обмен в данном случае мог происходить лишь за много столетий до классического периода.
Троянская война неизбежно должна была вызвать передвижения многих племен, как побежденных, так и победителей. Около 1260 г. до н. э. пала Троя, около 1200 г. рухнула Хеттская держава. Примерно в то же время загадочные дорийцы опустошают культурные центры Средиземноморья; появляются новые этнические группы в Италии и других районах Европейского континента. Происходят серьезные изменения и по всей зоне, смежной с предполагаемой первоначальной областью славянского расселения.
Примерно с XIII в. до н. э. в Центральной Европе складывается лужицкая культура, которую пытались рассматривать в качестве предшественников либо славянских, либо германских, либо кельтских племен, либо вместе взятых[184 - Ср.: А.Л. Монгайт. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века. С. 346. Ю. Покорный сначала видел в лужицкой культуре основу для будущих кельтских и иллирийских племен, а позднее сближал ее с балтами. Ср.: J. Pokorny. Urgeschicht der Kelten und Illyren Halle 1938. Idem. Probleme der celtischen Urgeschichte // Congres international des sciences prehistoriques et protohistoriques. Actes de la 111-е Session. Zurich, 1953.]. Несомненно, что эта культура сыграла определенную роль в истории названных народов или каких-то их частей, хотя какую именно – величина искомая. Лужицкая культура занимала территорию почти всей Польши, Бранденбург, Лужицу, нынешнюю Саксонию, северную часть Чехии, Моравии и Словакии. Ее некоторое смещение на запад и юго-запад по сравнению с тшинецкой культурой побуждало многих специалистов, особенно польских, ограничивать территорию славянской прародины висло-одерским бассейном. С другой стороны, лужицкая культура захватывает территории Верхней Эльбы и Наддунавья, отличавшиеся особым культурным обликом, в частности разными вариантами курганной культуры. Возникновение новой культуры из неоднородных частей предшествующих заставляет предполагать вмешательство военной силы. Какое-то племя или какие-то племена распространяют свою власть на ряд соседних, принадлежащих к другому языку и этнокультурному облику.
На большей части территории, занятой лужицкой культурой, в предшествующий период был распространен обряд трупоположения умерших (обычно в скорченном положении на боку) с каменными конструкциями. Широко были представлены, в частности, каменные ящики, которые являлись преобладающей формой захоронений у населения культуры колоколовидных кубков, а также у некоторых племен Прибалтики и Причерноморья. Теперь на эту территорию с юга наступает обряд трупосожжения, и распространяется он довольно быстро.
Смена погребального обряда обычно связана с изменением религиозных представлений. Одни и те же представления могут держаться многие тысячи лет, и резкое изменение в обряде – фактор огромного значения. Для такой перемены древнему обществу требовались весьма сильные потрясения. Это мог быть внутренний социальный взрыв, это могло быть следствием воздействия иной культурной струи, за которой стоит чаще всего определенная экономическая или военная сила. В данном случае распространение обряда трупосожжения идет рука об руку с возникновением нового племенного или, точнее, раннегосударственного образования. Хотя спорадически обряд трупосожжения и ранее проникал на территории, позднее занятые лужицкой культурой[185 - Погребальный обряд племен Северной и Средней Европы в I тысячелетии до н. э. – I тысячелетии н. э. М., 1974. С. 8 и др. (автор очерка Г.Ф. Никитина).], он, видимо, отражал лишь результаты естественных контактов населения, например, тшинецкой культуры и их южных соседей, где такой обряд существовал с эпохи бронзы. И полная смена обряда надвигалась опять-таки с юга. Следует отметить, что в Греции обряд трупосожжения возникает несколько позднее: примерно в XI в. до н. э. и сохраняется недолго – до VIII в. до н. э.[186 - А.Л. Монгайт. Указ. соч. С. 134, 136.] Здесь, возможно, его возникновение связывалось с вторжением «северных варваров» – дорийцев или какой-то их части. Но у некоторых народов, втянутых в Троянскую войну, этот обычай был уже известен. Под Троей таким образом хоронили и осаждавшие (сожжение Патрокла, амазонок, самого Ахилла), и осажденные (сожжение Гектора). Останки сожженных на костре помещали в урны. А погребальные сооружения несколько различались: Патрокл был погребен в срубе, а Гектор – в каменном ящике. Можно отметить и тот факт, что в «Илиаде» осуждается Ахилл за убийство 12 троянцев и сожжение их на костре друга. В этом, видимо, проявлялись обычаи, не свойственные ахейской Греции[187 - Ср.: Т.В. Блаватская. Греческое общество… С. 149 – 150.].
Обряд трупосожжения будет господствовать у ряда исторических народов: фракийцев, германцев, славян. Иллирийцы и кельты знали оба обряда. За всеми этими вариантами стоят различные формы взаимодействия разных племен и народов от длительного сосуществования до полной ассимиляции одних другими.
Лужицкая культура существовала почти тысячу лет, оказав огромное влияние на население Прибалтики, будущих славянских областей, юга Скандинавии. В рамках культуры боролись разные традиции. При общем господстве обряда трупосожжения и полей погребальных урн местами (особенно в районе Силезии) сохранялся и обряд ингумации (трупоположения). В отдельные периоды происходит своеобразный ренесанс, и этот обряд расширяет территорию распространения. В течение всего времени сохраняется культ камня, причем зона его распространения также меняется.
Сохранение некоторых старых культурных традиций позволяет предполагать, что единый язык на всей территории так и не сложился. Разноязычное местное население, очевидно, сохраняло свой племенной уклад, а вместе с ним и свои языки. Удельный вес разных групп, равно как границы между ними, оставались подвижными на протяжении всего периода существования культуры. Аналогичная картина характерна для большинства эпох и территорий длительного периода классообразования и возникновения первых государственных объединений.
В непосредственном соседстве с лужицкой культурой в начале I тыс. до н. э. складывается культура Гальштата, называемая по могильнику близ Гальштата в Австрии. Территория ее распространения обширна: от Среднего Дуная и Адриатики до Атлантики. Естественно, что на таком обширном пространстве культура не могла быть единой, равно как было разнородным охваченное ею население.
Гальштатская культура имеет непосредственную связь с историческими кельтами, а в отдельных районах Запада она прямо переходит в латенскую, идентификация которой с кельтами прочно обоснована. Как и позднее у кельтов, в гальштатском могильнике сосуществуют трупоположения и трупосожжения, отражая смешанный состав населения. В VII в. до н. э. в гальштатском ареале появляются погребения с четырехколесными повозками и богатыми деталями конской сбруи. Как и большинство новшеств, связанных с коневодством, обычай этот распространялся с Востока. Не случайно поэтому в зарубежной литературе сложение кельтского этноса объясняют смешением местного населения севернее Альп и пришельцев с Востока. При этом в большинстве случаев предполагается две волны передвижений с Востока, одна из которых относится к XIII в. до н. э. и связана с кобанской культурой Кавказа, а другая с собственно киммерийцами[188 - На сходство элементов материальной культуры гальштата и Кавказа обращали внимание многие археологи, в том числе Жак де Морган и В. Нордон Чайлд (см. С.К. Дикшит. Введение в археологию. М., 1960. С. 473 – 474). О киммерийцах, как передатчиках кавказского влияния на гальштат см.: С.П. Толстов. Указ. соч. С. 13 – 14. Мнения о сложении кельтского этноса в связи с двумя вторжениями с востока см.: M.Gilbert. Pierrs megalitiques dans le maine et cromlechs en France. Guernesey, 1962, p. 31 – 71].
Вторжение киммерийцев в Европу влекло за собой другие этнические передвижения, особенно с территорий, занятых позднее фракийцами и иллирийцами, а также, может быть, из Малой Азии. Как раз в VIII в. до н. э. из-за внешнего вторжения понесла колоссальный урон лужицкая культура[189 - А.Л. Монгайт. Указ соч. С. 77. См. также: «Погребальный обряд…». С. 21 – 32.]. Культуры «полей погребений» (трупосожжения в урнах или ямах) повсеместно отступают (особенно в Западной Германии и Поморье). Лужицкая культура, однако, еще не исчезла совсем. Это обстоятельство позволяет предполагать, что пришельцы в массе здесь не остановились, а прошли на северо-запад. Таким образом, возможно, устанавливается еще одна линия связи Причерноморья с европейским северо-западом[190 - Появление киммерийцев в разных районах морского побережья зафиксировано и археологическими материалами.].
Около VI в. до н. э. в Центральной Европе усиливаются кельты, а с востока сюда врываются отряды скифов. В районе Дуная эти этносы сталкиваются и смешиваются, образуя полосу, занятую, согласно греческим источникам, «кельтоскифами». Области лужицкой культуры еще раз подвергаются разгрому, приводящему к упадку ее центров. Скифы проникают до Балтийского побережья, оставляя области, ранее занятые тшинецкой культурой, как бы в тылу. По-видимому, Геродотова Скифия еще включала и земли севернее Карпат. Но затем здесь возникают самостоятельные образования. С III в. до н. э. в значительной части Центральной Европы и Придунайской области устанавливается кельтское господство. Кельты к этому времени заселяют всю Галлию, значительную часть Испании, Британию, Ирландию, просачиваются на Балканы и Причерноморье, проникают в Малую Азию, где создают особое государственное образование – Галатию. Они ассимилируют многие иноязычные племена, а на многие другие ложится отпечаток самобытной кельтской «латенской» культуры. «Чудовищный разлив кельтской речи», о котором писал Н.Я. Марр[191 - Н.Я. Марр. Избранные работы. Т. V. М., 1935. С. 430.], просматривается прямо-таки «от тайги до британских морей».
Примерно около времени вторжения в Европу киммерийцев на северо-западе лужицкого района выделяется особая поморская культура, которая в течение ряда столетий распространяет свое влияние. Характерной чертой этой культуры было, между прочим, трупосожжение и погребение праха в каменных ящиках, причем он помещался в специально изготовленных лицевых (с изображением человеческого лица) урнах. О происхождении поморской культуры также высказывались самые различные предположения. Ее считали и местной, вариантом лужицкой, и пришлой либо с севера, либо с запада, либо с юга[192 - А.Л. Монгайт. Указ. соч. С. 346 – 350; Ю.В. Кухаренко. Археология Польши. М., 1969. С. 94 – 98; Погребальный обряд… С. 34 – 55.]. Не исключено, что и в этом случае в сложении культуры принимают участие разные этнические группы. Для самой же отличительной черты ее – погребения в лицевых урнах – имеются любопытные параллели. Изображение человеческого лица на погребальной урне имеется в материалах Трои[193 - На это обстоятельство обратили внимание еще в XIX веке. См. В.М. Флоринский. Первобытные славяне по памятникам их доисторической жизни. Т.II, вып. 1. Томск, 1896. С. 225 – 225.]. Почти одновременно с поморской культурой нечто подобное появляется и у этрусков[194 - Я. Буриан, Б. Моухова. Загадочные этруски. М., 1970. С. 148.], а также в позднейшее время в Галлии[195 - Ср.: Paul-Marie Duval. Zycie codzienne w Galii w okresie pokoju rzymskiego (wiek n.e.). Warszawa, 1967, Rys. 30].
Примечательно, что в континентальной Европе этот обряд нигде не отразился, и если можно говорить о родстве названных культурных областей, то связь их могла осуществляться, видимо, морем, причем, как и в эпоху мегалитов, население могло хранить старые традиции, в течение нескольких столетий перемещаясь по морскому побережью. Что же касается этрусков, то у них были и непосредственные связи с Прибалтикой: в Этрурии немало изделий из северного янтаря, а на севере, вплоть до Скандинавии, встречаются этрусские изделия[196 - Мнение о связи поморских лицевых урн с этрусками высказал К. Шухгард. А.Л. Монгайт отверг его, полагая, что «нет никаких доказательств связи между столь отдаленными областями, не найдено никаких передаточных пунктов» (А.Л. Монгайт. Указ. соч. С. 350). Доказательства, однако, имеются (Ср.: Я. Буриан, Б. Моухова. указ соч. С. 129, 131). Передатчиками же могли быть венеты, торговавшие балтийским янтарем. Родственные племена могли поддерживать контакты через большие расстояния, о чем свидетельствует тот же пример полинезийцев. Контакт с «родственниками» мог носить и характер магического ритуала.].
Поморская культура существует до рубежа II – I вв. до н. э. Со II в. до н. э. возникают три культуры, уже непосредственно связываемые со славянством. Это оксывская культура в Поморье и пшеворская культура в основной части Польши, а также зарубинецкая культура, соприкасающаяся одной стороной с пшеворской, а другой уходящая на Среднее Поднепровье. Две последние культуры довольно полно накладываются на тшинецкую, существовавшую здесь около тысячи лет назад. Что касается оксывской культуры, то она в целом соответствует локализации древними авторами венедов, и ее этническая принадлежность, видимо, должна зависеть от определения принадлежности последних.
В итоге неоднократных массовых перемещений населения этническая карта Европы ко времени появления первых крупных цивилизаций оказалась весьма запутанной. Истоки многих культур оказываются за тысячи километров от их позднейших локализаций. Родственные племена оказались разобщенными, а на одной и той же территории сосуществовали этнические группы, принадлежавшие к разным языкам и антропологическим типам. В некоторых районах Европы продолжало сохраняться старое, доиндоевропейское население. К таковым можно отнести лапоноидов, сохранявшихся на заре письменной истории не только на севере Скандинавии и смежных территориях российского Севера, но и в приальпийских областях и даже кое-где на Пиренейском полуострове. К доиндоевропейскому (родственному кавказскому) населению относятся баски, территория распространения которых была в древности довольно обширной. С другой стороны, индоевропейцы заселяли большие пространства, с которых они были позднее вытеснены. Помимо обширных районов Азии, к таковым в эпоху бронзы относилась территория, на которой позднее формировались великороссы: район междуречья Волги и Оки. Многочисленные перемещения совершались на открытом пространстве между Средним Днепром и побережьем Черного и Азовского морей. Но во всех случаях какая-то часть населения оставалась на месте, сохраняя элементы своей старой культуры, а иногда и язык. Разрозненные группы единого некогда этноса могли многие столетия сохранять генеалогические предания, в которых фиксировались их родственные отношения с племенами, удаленными теперь на тысячи километров от прежнего места обитания. С такой вероятностью необходимо считаться, рассматривая письменные источники об исторических народах.
2. Варварская Европа в античной письменной традиции
Первым народом Северной Европы, попавшим на страницы письменных источников, были киммерийцы. Их знали древние восточные авторы (под названием Гимарааи, Гамирра и т. п.), их знали греки.
Греческие авторы говорят о киммерийцах в двух планах: как о первоначальном населении Северного Причерноморья и как о жителях побережья «окружного Океана»[197 - В.В. Латышев. Указ соч. С. 281 – 282, 285, 307 (схолии к Эсхилу). В последнем комментарии киммерийцы представлены как «народ у скифского Тавра и Меотийского озера», но говорится о 40 днях полной ночи и 40 днях полного света, что, может быть, свидетельствует о знакомстве со скандинавским или даже уральским севером.]. В последнем качестве они были известны Гомеру. Представление о том, что по берегам Океана жил тот же народ, что и на северном берегу Черного моря, окажется весьма устойчивым, и оно не может быть объяснено только неведением греческих географов. В гомеровскую эпоху греки были и свидетелями, и участниками дальних передвижений, охвативших многие народы. С киммерийцами им постоянно приходилось иметь дело и в Малой Азии, и на Балканах, и на самом черноморском побережье.
Позднейшие греческие комментаторы пытались осмысливать имя киммерийцев как «зимние» (хеймериои), либо как люди гробниц[198 - Там же. С. 285 (схолии к «Одиссее» Гомера), 291 – 292 (объяснения к «Одиссее» Евстафия, архиепископа Фессалоник).]. Страбон, ссылаясь на историка IV в. до н. э. Эфора и устные предания, сообщает о проживании группы киммерийцев в италийской провинции Кампании. Они жили в глиняных землянках. Занимались горным промыслом и предсказаниями, за которые получали плату от местного царя. Впоследствии якобы за несбывшееся предсказание киммерийцы были истреблены[199 - Страбон. География. М., 1964. С. 227.].
Языковые ареалы древних славян по О. Трубачеву
В древнегреческой традиции реальные или мнимые сооружения киммерийцев должны были указывать на их близость к мифической стране мертвых царства Аиду, вход в которую помещался в самых различных частях морского побережья. С понятием «народ гробниц» может быть связано и представление о преувеличенном, с точки зрения греков, культе погребения (в Греции погребения отличались значительной скромностью). На юге Италии, на островах Сицилии и Сардинии, греки сталкивались с мегалитическими сооружениями, которые могли ассоциироваться с царством Аида.
Через всю античную традицию проходит и представление о родстве причерноморских киммерийцев с населением самого дальнего «Запада» и побережья «Океана». В недошедших сочинениях Посейдона, в частности, указывалось на связь с киммерийцами кимвров, вторгшихся во II в. до н. э. с севера в пределы Галлии и Северной Италии[200 - Страбон. География. С. 268; В.В. Латышев. Указ. соч. ВДИ, 1947. № 4. С. 258 (Диодор Сицилийский, I в. до н. э.). Cр.: Н. Чекалов. Предполагаемые кельтийские жертвенники на Южном берегу Крыма // ЗОАО. Т. VI, 1867; Раулинсон. О киммерианах Геродота и о переселениях кимрского племени // Там же. Т. VII, 1868; E. Minns. Scythians and Greeks. Cambridge, 1913. PP. 40 436; Т.G.Povell.]. «Кимами» издревле называла себя одна группа кельтов (нынешний Уэльс), некогда весьма многочисленная. Этот факт неизменно привлекает внимание исследователей[201 - The Celts. London, 1967.]. Существенно также, что у ряда кельтских народов сохранились предания о том, что они вышли с территории между Каспием и Причерноморьем. Автор уже VIII в. Беда записал предание о прибытии из «Скифии» шотландского племени пиктов[202 - См.: И.Н. Гроздова. Кельтские народы британских островов // Этнические процессы в странах зарубежной Европы. М., 1970. С. 153.]. В литературе предлагалось сопоставление шотландского племени «скотов» и «сколотов» – одного из предшественников скифов в Причерноморье[203 - Њ. Gilbert. Op. cit. P. 53.]. Ирландская сага о Гойделе Гласе (Гойделе Зеленом) рассказывает о многовековом пути своих предков из «Скифии», расположенной между Каспием и «Красным морем» (бывшее «Чермное» – «Красное», ныне Черное море). В саге зафиксировано пребывание их в Египте и других землях Средиземноморья. В Испании (Иберии) переселенцы задержались на ряд столетий, пока наконец не двинулись в сторону «зеленого острова»[204 - G. Lehmacher. Goedel Glass ZCPH. В. Х111, Halle, 1921].
Нарисованный в саге путь совпадает с ареалом распространения мегалитической культуры, для которой узловым «распределителем» является Иберия. Но средиземноморский путь на дальний Запад использовался и в более позднее время, в том числе в киммерийское. Исторические киммерийцы, по всей вероятности, не были однородными в этническом и культурном отношении. В Причерноморье им непосредственно предшествуют катакомбная и срубная культуры, которые исследователи пытались поделить между скифами и киммерийцами. Можно считать доказанным, что обе культуры предшествуют скифской[205 - См.: А.И. Тереножкин. К истории изучения предскифского периода. Скифские древности. Киев, 1973; его же: Киммерийцы. Киев, 1976. С. 7 – 23; А.П. Смирнов. Скифы. М., 1966. С. 24 – 25, 38 – 41.]. И согласно письменным источникам, скифы пришли «из Азии». Правда, генеалогические предания самих скифов связывают их происхождение либо с пришельцами, либо с местными племенами (сколотами). Однако собственно скифская культура отлична от срубной, а потомки срубной культуры остаются лишь на территории лесостепи в районе Среднего Днепра[206 - Г.П. Зиневич. Очерки палеоантропологии Украины. Киев, 1967. С. 129; М.С. Великанова. Палеоантропология Прутско-Днестровского междуречья. М., 1975. С. 35 – 36.]. На Среднем Днепре, по всей вероятности, и в скифское время сохранялось автохтонное население, о котором будет речь ниже.
Многие археологи собственно киммерийцев связывают с катакомбниками[207 - Ср.: Т.Б. Попова. Племена катакомбной культуры. М., 1955; А.П. Смирнов. Скифы. С. 35 – 36; А.И. Тереножкин. Киммерийцы. С. 19 – 20. Обстоятельный обзор литературы дан в книге: Ю.А. Шилов. Прародина ариев. История, обряды и мифы. Киев, 1995.]. А.И. Тереножкин, более всех способствовавший рассеянию тумана вокруг этого полумистического народа, отождествил их со срубниками[208 - А.И. Тереножкин. Указ. соч. С. 22, 203 – 204.]. У автора, однако, лучше разработан заключительный период истории киммерийцев и мало данных о времени ранних контактов срубников и катакомбников. Видимо, основная масса катакомбников смешалась со срубниками – населением, в антропологическом отношении им близким, но именно в ту эпоху родственное причерноморскому население появляется в далекой Индии (о чем писал, например, в упомянутой книге Ю.А. Шилов).
Киммерийцы-срубники около XIV – XIII вв. до н. э. проникают в Центральную Европу, где возникает фрако-киммерийская культурная область. Какая-то часть киммерийцев пересекает море и вторгается на малоазиатское побережье[209 - А.П. Смирнов. Скифы. С. 30; М.И. Ростовцев. Эллинство и иранство на юге России. Пг., 1918. С. 28 (следы киммерийцев в Трое, связь с киммерийцами Синопы).]. По тем же путям, но гораздо с большим размахом, пойдут разные группы киммерийцев в VIII в. до н. э., то ли под натиском скифов, то ли спасаясь от многолетней засухи. Именно к этому времени относится массированное вторжение киммерийцев в Малую Азию. И тогда же предметы конской сбруи и другие сходные с киммерийскими элементы культуры появляются в различных районах Европы: в центре, у Адриатики, на юге Франции и на самом отдаленном северо-западе – в Бельгии, Британии, Скандинавии[210 - Ср. Ян Филип. Указ. соч. С. 23. А.Л. Монгайт (Указ соч. С. 206) объясняет отмеченные факты диффузией культур.].
В отличие от периодов, когда культуры как бы взаимопроникали, на сей раз происходит полная смена населения. Лишь на окраинах, смежных со степью, сохраняются традиции доскифского времени. В Крыму, в Приазовье – это, очевидно, тавры и родственные им племена, которых отождествляют с кизил-кобанской культурой. Тавры, возможно, один из компонентов киммерийцев или родственное им племя[211 - А.П. Смирнов. Скифы. С. 37 – 38.]. Но они, видимо, сохраняли особое положение в киммерийском объединении и остались на своих местах. Здесь в течение многих веков сохранится особая материальная культура и особые традиции, в частности, погребения в каменных ящиках, так широко распространенные в Европе в эпоху неолита и бронзы и только кое-где сохранившиеся в эпоху железа. Культура тавров сближается также с традициями Северного Кавказа, что также характерно для всей киммерийской области[212 - Там же. С. 36 – 37; Е.И. Крупнов. Киммерийцы на Северном Кавказе. МИА, № 68. М.-Л., 1958. С. 179, 188 – 193.].
Другая компактная группа прежнего населения сохранялась в Среднем Поднепровье. Культура этого района всегда отличалась от культуры Крыма, и это естественно, если учесть природные особенности обеих областей. Но весьма вероятно, что население их не нуждалось в переводчиках. И не исключено, что традиционные связи пережили скифскую эпоху, тем более что они снова на много столетий оказались в рамках единого объединения.
Северное Причерноморье было одной из первых областей, где в киммерийское время (около IX в. до н. э.) совершается переход от бронзы к железу[213 - А.И. Тереножкин. Киммерийские мечи и кинжалы. Скифский мир. Киев, 1975. С. 24.]. Скифы наследуют сравнительно высокую культуру и распространяют свое название на местные племена, сохранявшие в лесостепи земледельческую оседлость. Это Геродотовы скифы-пахари или скифы-земледельцы, которые, по заключению Б.А. Рыбакова, означают доскифское население Приднепровья. Не исключено, что спустя несколько столетий местные племена и сами будут воспринимать себя как «скифские». Но они при этом привнесут свои предания происхождения скифов. И если вторжение в Европу в VI в. до н. э., видимо, осуществлялось под предводительством собственно скифских племен, то упоминаемые источниками «скифы» в районе Прибалтики вряд ли относятся к пришельцам с востока. Скорее это – остатки автохтонного населения Причерноморья или Приднепровья, сдвинувшегося к Прибалтике под натиском скифов.
Один из древнейших «письменных» народов Европы – кельты – также не составляли монолитного этноса. Они антропологически остаются почти неуловимыми, будучи рассеянными в самых различных странах континента. Повсюду антропологический тип их меняется в зависимости от субстрата – предшествующего населения. Не был он однородным и в гальштатское время. Даже в сочинениях древних авторов кельты то высокие, светловолосые, голубоглазые, то невысокие, темные. И этот разнобой нельзя объяснить только различием точек наблюдения (со стороны низкорослого южанина или высокорослого северянина). Кельты всюду приносили с собой разнородные расовые типы. Одни из них – сравнительно низкорослые приальпийские брахикефалы, родственные лапоноидам, другие – восходят к разным группам индоевропейцев, в числе которых и потомки населения мегалитической культуры, и более поздние волны переселенцев из Причерноморья, Кавказа, Восточного Средиземноморья.
Кельтская проблема, возможно, и еще сложнее. Автор крупнейшего словаря старой кельтской лексики А. Хольдер был вынужденным включить в словарь большое количество существенно разных обозначений одних и тех же понятий. А позднейшие специалисты без особого успеха пытаются устранить из кельтских языков докельтский субстрат или некельтские заимствования. Ю. Покорный видел в кельтских языках семитские элементы, Г. Зольта обращал внимание на кельто-армянские изоглоссы, многие авторы указывают на уральские параллели, а значительная часть «вымерших» слов вообще не поддается этимологизации.
Должно заметить, что исторически могут быть объяснены все названные языковые контакты. Поэтому, оспаривая их, лингвистам лучше воздерживаться от указаний на историческую «необеспеченность» предлагавшихся концепций[214 - Ср.: Г. Льюис и Х. Педерсен. Краткая сравнительная грамматика кельтских языков. М., 1954. С. 11 (предисловие В. Ярцевой); Э.А. Макаев. Армяно-кельтские изоглоссы. Кельты и кельтские языки. М., 1974. С. 52 – 54.]. Сложность кельтской проблемы заключается в том, что мы, в сущности, не знаем, какой язык наследуют современные кельты: собственно ли кельтский – имея в виду кельтов гальштатской и латенской эпох, или же более древний, уходящий в эпоху мегалитических сооружений. Ведь современные кельтские языки сохранились именно в тех областях, где наиболее устойчиво держалась культура мегалитов: Бретань, Ирландия, Шотландия, Уэльс, в более ранний период вся Британия и острова. Самый культ мегалитических сооружений сохранялся здесь и у исторических кельтов. Так, при британском короле Артуре было добавлено несколько камней в знаменитый кромлех Стонхендж (Стоунхендж)[215 - M. Gilbert. Op. cit. p. 31.]. Коронационный камень до конца XIII в. символизировал шотландскую независимость, а обрядового пожатия рук над камнем-мегалитом еще несколько десятилетий назад считалось достаточным, чтобы признать молодых мужем и женой[216 - Ср.: И.Н. Гроздова. Указ. соч. С. 156, 171.].
Таким образом, за широким названием «кельты» скрываются разные языки и культуры, в одних случаях родственные, в других – далекие друг от друга. «Кельтика» Плутарха, простиравшаяся от Океана до Меотиды и Скифии Понтийской, конечно, не представляла ни этнографического, ни политического единства. Тем не менее это не было следствием слабой осведомленности античных авторов о землях за пределами Римско-Греческих областей. Плутарх (46 – 120) был начитан в историко-географической литературе. Уроженец Греции, он неоднократно бывал в Риме и других центрах Империи. К его времени римляне уже хорошо знали «германцев» (племена территории «Германии»), балканские народы. Причерноморье греки знали традиционно, поскольку были с ним связаны. И если Кельтика в представлении Плутарха и его предшественников простиралась на столь значительное пространство, то это объясняется реальным преобладанием кельтов на всей территории в какой-то период, предшествовавший времени Плутарха.
Максимальное распространение кельтского влияния или непосредственного господства приходится на латенскую эпоху, главным образом на IV – III вв. до н. э. В этот период кельты господствовали во Франции, большей части Испании и Италии, Британских островах, в Центральной Европе, на Балканах. Кельтское объединение появляется в Малой Азии (Галатия). В конце III в. до н. э. они появляются и в Причерноморье. Но Плутарх, видимо, имел в виду другое. Он разделяет кельтскую Меотиду и Понтийскую Скифию. В III в. кельты до Меотиды не доходили, останавливаясь как раз в землях Понтийской Скифии, ближе расположенной к Греции, чем Меотида. Меотида же считалась в составе Кельтики потому, что там, согласно греческой традиции, жили киммерийцы.
Плутарх упоминает о Кельтике в связи с отождествлением кимвров с киммерийцами. Он приводит две версии происхождения кимвров, за каждой из которых стоит по меньшей мере несколько предшественников («по мнению других»). Согласно одной версии, кимвры – это кельтоскифы – смешанное население Причерноморья, постепенно продвинувшееся на северо-запад Европы. По другой версии, это собственно киммерийцы. Небольшую отколовшуюся их часть греки знали и в Малой Азии. «Самые многочисленные и воинственные из них, – по Плутарху, – живут на краю света у внешнего моря»[217 - Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т.II. М., 1963. С. 71.].
В представлении Плутарха кельтоскифы – это примерно то же, что в позднейшей греческой традиции тавроскифы, т. е. смешанное население Причерноморья. В литературе высказывались соображения о близости кельтских языков к скифским[218 - Н.Я. Марр. К отчету о заграничной командировке (17.III – 22.VI – 1929). Доклады АН. 1929; его же: In tempore ulutorum. (Из этнонимики к скифо-кельтскому вопросу). Доклады АН. 1928. Также M.Gilbert. Op. cit. P. 52.]. Но в этих представлениях язык скифов рассматривается как развитие более древних причерноморских языков. Между тем язык скифов, видимо, был первым иранским языком в Причерноморье. От языка предшествующего времени он заметно отличался, и именно с предшествующим населением «Скифии», видимо, должны сопоставляться кельтские языки.
Еще М.И. Ростовцев, а в недавнее время О.Н. Трубачев указали на факты, свидетельствующие о близости киммерийских языков фракийским. Речь идет прежде всего об именах фракийского облика в династии боспорских царей, т. е. на территории, признаваемой безусловно киммерийской[219 - М.И. Ростовцев. Указ. соч. С. 30; О.Н. Трубачев. О синдах и их языке. С. 40 – 41; его же: Temarundam «matrem maris». К вопросу о языке индоевропейского населения Приазовья // Античная балканистика. 2. М., 1975. С. 41 – 42; его же: Indoarica в Северном Причерноморье. Источники. Интерпретация. Реконструкция // ВЯ, 1981, № 2.]. В греческих источниках киммерийцев непосредственно смешивали с фракийцами. М.И. Ростовцев указал и на другой ряд культурных и языковых связей киммерийцев: «…с великим алародийским (так назывался кавказско-хеттский этнический ствол. – А.К.) культурным миром»[220 - М.И. Ростовцев. Указ. соч. С. 31 – 32.]. Что же касается синтов или синтиев, якобы выселившихся с острова Лемноса в Крым, а также синдов, то их название ведет не к фракийцам, а к индийцам, которые, возможно, двигались на юго-восток именно из причерноморских степей[221 - См.: С.К. Дикшит. Введение в археологию. М., 1960. С. 472 – 477; О.Н. Трубачев. О синдах… С. 41.].
Фракийцы формировались в зоне культур ленточной керамики, и их антропологический тип резко отличался от населения территорий между Днепром и Волгой. Но на протяжении многих столетий фракийцы оказывались непосредственными соседями потомков племен культур шнуровой керамики, взаимодействуя и смешиваясь с ними.
О языке их также мало сведений. Но, судя по топонимике, он был близок иллирийским и соседним малоазиатским. Некоторые топонимические следы тянутся через Фракию из Малой Азии к Иллирии и далее к Балтике. Имеются и определенные кельто-фракийские параллели. Но иллирийские и кельтские языки, равно как и некоторые элементы культуры, непосредственно пересекаются с Киммерией.
Так, одному из донесенных источниками киммерийскому (трерскому) имени Коб есть соответствие в ирландском Коба[222 - Ср.: Страбон. География. М., 1964. С. 68, а также: M.E. Dobbs. The History of the Destcndants of ir. ZCPH. B. XIV, Halle, 1923, S. 134.]. Имя скифского предводителя – победителя киммерийцев Мадия (Мадиес) хорошо известно античным авторам. Параллель ему отыскивается в кимврском (уэльском) средневековом имени Madyein[223 - Ср.: Геродот. История. Л., 1972. С. 44; Страбон. Указ соч. С. 68; Г. Льюис и Х. Педерсен. Указ. соч. С. 59.].
Имена победителей всегда охотно перенимают побежденные, так же как свою исходную территорию некоторые кельтские саги именовали «Скифией», хотя речь, очевидно, шла о доскифском времени. Можно обратить внимание также на один обряд: у тавров и кельтов был обычай «украшать» жилища головами пораженных врагов. Обычай этот, пожалуй, не так уж редок на востоке. Но Геродота он явно поразил. В Европе аналогичный обычай держался у кельтов (и только у них) вплоть до Средневековья[224 - Геродот. Указ соч. С. 213; Ян Филип. Указ соч. С. 103 – 104, 151 – 153; А.А. Смирнов. Древнеирландский эпос. В Кн. «Исландские саги. Ирландский эпос». М., 1973. С. 555. Anna Ross. Pagan Celtic Britain // Studies in iconography and tradition. London, New York, 1967, PP. 61 – 126. (Глава, посвященная культу голов.)].