Северные моря в истории средневековой Европы. Эра викингов и эпоха Оттонов. 300–1100 годы

Эта перемена не представляла особого интереса, а пути миграции располагались за пределами Скандинавии. На Балтике шла миграция народов в южном и западном направлении, в отличие от прежних миграций на юго-восток. Из Уппландии миграция шла вдоль побережья, захватив жителей островов Готланд и Эланд и приведя шведов на опустевшие земли англов в Ютландии и на датские острова, где их стали называть данами. Другие последовали внутренними водными путями через юг Швеции в норвежскую область Вик, откуда, присоединившись к тем, кто проследовал через Данию, они двигались вдоль берега Западной Норвегии до Нидароса или еще дальше – в Британию.

Существует много свидетельств этих миграций VI века в Скандинавии. Вдоль балтийского побережья Южной Швеции располагался целый ряд фортов, построенных, несомненно, гаутскими обитателями территории для отражения нападений своих соседей из Уппландии. Традиции королевских домов Дании и Норвегии, которые ведут свой род через Ингвара к правителям Уппсалы, также являются впечатляющим свидетельством миграции. Но самое интересное можно узнать из нумизматики. До 500 или даже 550 года золото Скандинавии – или римские монеты, или тяжелые золотые украшения – были сосредоточены на островах Готланд, Эланд и Борнхольм, а также на побережье Южной Швеции. Однако позже мы начинаем в большом количестве находить brachteates, золотые украшения, скопированные с этих монет, в Ютландии, норвежской области Вик и дальше на берегах Норвегии, а также во Фризии и Восточной Британии. Если нанести на карту места находки brachteates, можно увидеть пути миграции народа, который их создал, от шведской Уппландии вдоль берега к Дании, Южной Норвегии и далее[34 - Пути, по которым шло передвижение этих людей на запад и юго-запад в Данию и Норвегию, можно обозначить на карте находками brachteate. Поскольку эти brachteate не принадлежат ни ютам, ни норвежцам, ни англам – все они шведские, они, вероятно, были принесены захватчиками или колонистами на места в Дании и Норвегии, где их впоследствии обнаружили. Это передвижение не было абсолютно мирным, о чем свидетельствуют каменные крепости V и VI в. – borgar – на побережьях юга Швеции и Норвегии, которые помогали местным жителям защищаться. В Норвегии можно найти и другое свидетельство шведских корней этого перемещения – сходство между королевскими захоронениями Инглингов и венделов. Не менее интересно сходство между шведской лодкой, обнаруженной в Саттон-Ху, и более крупной лодкой VI в. из Квалсунна, в Норвегии.].

К этой археологической и нумизматической информации можно добавить то, что нам рассказывает «Беовульф». Эта поэма содержит важные сведения о ситуации в Скандинавии в рассматриваемый период. Их помогает датировать тот факт, что Хигелак, король гаутов, фигурирующий в поэме, был реальной исторической фигурой и жил в самом начале VI века. Он упоминается в франкском источнике. В основу поэмы положена история о борьбе гаутов Южной Швеции с их врагами, шведами Уппландии и данами. Этот факт. Как мы уже говорили, подтверждается другими свидетельствами. Поэма завершается нотой отчаяния автора, который жалуется, что гаутов ждет печальная участь, поскольку они живут между враждебными фризами и враждебными шведами. Эта ремарка дает нам возможность понять, что случилось в Скандинавии. Гауты, возможно, были обязаны своим богатством и властью в Скандинавии тому, что положение в Южной Швеции и на балтийских островах сделало их естественными посредниками между этим регионом и югом. Только теперь все было не так. Пути на юг, приносившие богатство, проходили через Фризию и Северное море[35 - Первые точные свидетельства новых западных путей на Балтику через Мозель, Рейн и, возможно, Фризию, путей, вероятно, открытых дипломатией Теодориха, дают монеты, датированные 550 г. или около того, найденные на Готланде. Это solidi Теудеберта Австразийского (534–548) и 3 solidi Анастасия.]. Туда Хигелак и его люди отправились за богатством. А обойдя гетов, закрепившись в Дании и присоединившись к новым союзникам, таким как герулы, шведы к 550 году фактически уничтожили силы своих гаутских соседей.

На основании изучения «Беовульфа» и археологических свидетельств можно сделать вывод об огромном влиянии на Скандинавию славянско-аварской оккупации Центральной Европы. Этой оккупацией славяне отрезали Скандинавию от источников торговли и богатства и разорили другие народы этого региона, как, например, гаутов, которые были обязаны своим процветанием положению посредников с югом через наземные пути Восточной Европы. Тем самым они стимулировали новую волну миграции из Скандинавии в Англию, вторжение англов и перемещение шведов из Уппландии на юг и запад в Данию, Южную Норвегию и далее.

Закрытие старых наземных торговых путей между Скандинавией и югом шло постепенно. Оно началось около 500 года, когда герулы возвращались в Данию через Восточную Германию. Оно, определенно, не было завершено до 550 года. Нам это известно, поскольку до этого времени золотые монеты восточноримского происхождения прибывали на балтийские острова, что предполагает наличие связи с территорией, прилегающей к низовьям Дуная[36 - Поскольку монеты Юстиниана редки, можно сделать вывод, что пути, соединявшие Балтику с восточным римским миром через Центральную Европу, были почти закрыты.]. Мы также располагаем свидетельством того, что с Верхнего Дуная сухопутный контакт с регионом Балтики в 530 году был еще возможен. При этом мы исходим из обнаружения большого количества серебряных остготских монет за Альпами в Южной Германии у Майнца. Монетные клады показывают, что торговля с севером достигла и этого удаленного региона[37 - К нескольким золотым solidi и trientes начала VI в. с итальянских и других средиземноморских монетных дворов, обнаруженным в разных местах Германии, следует добавить более многочисленные серебряные siliquae и demi-siliquae (всего 26 штук), найденные в основном у Майнца и на Верхнем Рейне. Все серебряные монеты чеканились в остготской и византийской Италии. Они доказывают активный контакт через Альпы с Италией – до среднего течения Рейна.]. К «монетным» свидетельствам можно добавить информацию о посольствах, которые прибывали в остготскую Италию во времена Теодориха. Она показывает, что остготский правитель поддерживал контакт со Скандинавией и Балтикой. Он посылал посольства и письма тюрингам, эстам и некому Роиле (Roila), правителю норвежской области Вик. Вместе с находкой остготских монет на юге Германии все упомянутое выше предполагает наличие пути, ведущего через Рейн и Эльбу в Южную Норвегию и Эстонию. Заметим, что интерес Теодориха к поддержанию наземного пути через Германию в Скандинавию и Балтику проявлялся в его активной дипломатии. Он провел переговоры с Хлодвигом после поражения алеманнов в 506 году, с тюрингами в 507–511 годах, с герулами в тот же период, в 523–526 годах – с варинами. Эсты прислали к его двору посольство с подарками из янтаря. Теодорих также поддерживал систематическую связь с королем Роилой. Таким образом, до 530 года Теодорих сохранял торговые пути через Германию с Южной Норвегией, Южной Швецией (с герулами) и Восточной Балтикой.

Однако этот путь недолго просуществовал после смерти Теодориха. Приход ободритов на берега Эльбы и в Голландию и уничтожение варинов прервали последний наземный путь на юг. После этого Балтика оказалась изолированной от юга. Остался только морской путь вдоль побережья Фризии в Англию и к устью Рейна, а регион Северного моря, окруженный скандинавами и саксонцами в Фризии, Англии, Дании и Норвегии, стал тевтонским морским владением, таким же отделенным от остальной Европы, как тот, что создали кельты в Западной Атлантике[38 - Отметим, что постепенно создался общий культурный регион вокруг Северного моря, в который вошли юты, саксонцы, англы и фризы (я бы включил туда также данов и норвежцев).]. Скандинавия, изолированная, как никогда раньше, начала отдельное политическое и культурное существование.

Следует отметить, что, даже когда славяне перерезали старые янтарные пути на юг, у шведских берегов стало формироваться другое явление. Речь идет о движении не на юг и запад к Северному морю, а прямо на восток от шведской Уппландии через Аландские острова к берегам Финского залива и дальше. Его можно считать первым шагом к созданию Варяжского пути через Ладожское озеро, Волгу и Днепр к Черному и Каспийскому морям. Археологические находки показывают, что к 550 году шведы проникали по этому пути до Южной Финляндии. Так же шло проникновение на берега Курляндии со стороны как Готланда, так и Уппландии. Историк Иордан, писавший об этом периоде, упоминает о Восточной Балтике как находящейся под контролем германцев.

Наличие византийских интересов в Крыму при Юстиниане показывает, что по крайней мере один конечный пункт пути оставался активным. На самом деле замечание Иордана, что Херсон был уже в начале VI века важной конечной станцией для торговли мехами, дает основания полагать, что в то самое время, когда закрывались старые торговые пути, соединяющие Восточную Балтику и Черное море, начал формироваться новый.

Период миграций, завершившийся около 550 года, привнес много перемен в мир Северной Европы. И все они были поразительными. Римская империя – ее часть, обращенная к Атлантике и северным морям, – исчезла, и на ее месте в муках рождались новые государства. Теперь вестготы были в Испании; франки, алеманны, бретонцы и бургунды – в Галлии и Рейнской области; ирландцы, юты, саксы и англы – в Британии. Ирландцы обосновались в Шотландии, саксы – во Фризии, шведские народы – в Дании, Норвегии и Финляндии. В Центральной Европе славяне продвигались на запад до тех пор, пока не вышли к Атлантике в Северной Германии, и осели там вдоль линии, проведенной от Эльбы до Адриатики. Авары и булгары расположились на равнинах в низовьях Дуная, а на юге Руси население состояло из мадьяр, белых булгар и хазар. Поздний римский мир в империи и за ее пределами был разрушен до основания и не подлежал восстановлению. На европейских землях, обращенных к Атлантике, начиналась новая эра.

Очень трудно рассказать с приемлемой степенью точности о перемещениях народов, сыгравших свои роли в исторической драме, называемой Volkerwanderung. Еще труднее оценить экономические результаты этих миграций, их влияние на ситуацию в Северной Европе. Отчасти это вызвано нехваткой источников, в которых упоминаются эти события. Но не только ею. Когда народы приходят в движение, смещаются торговые пути и изменяется экономическая активность. Поэтому в период с 400 до 550 год не так-то просто отыскать заметные экономические нити. То, что является истиной для Юго-Западной Галлии, оказывается совершенно неприменимым для северо-восточной части этой провинции. Западная Британия существенно отличается в экономическом отношении от Восточной Англии и Скандинавии. Экономическая модель Рейнской области совсем не такая, как в соседнем Норике и Реции. Не забывая об этих трудностях, давайте рассмотрим экономику Северной Европы в эти годы миграций и неразберихи.

В первой половине V века континентальные владения Римской империи, обращенные к северным морям, были не слишком сильно затронуты в экономическом отношении военными и политическими проблемами этих регионов. Это в первую очередь относится к Западной Галлии. На этот регион, в сущности не являвшийся частью регламентированного сегмента провинции неподалеку от Рейна, в котором государство развивало промышленность, мало повлияло присутствие саксонских пиратов в Канале или варваров-франков в Бельгии. Быстрое наступление вандалов и свевов через эту территорию по пути в Испанию в 406 году нанесло ущерб лишь на ограниченных участках. Водворение вестготов прошло относительно мирно. Эти варвары, самые цивилизованные и романизированные из всех германцев, с уважением отнеслись к римской системе, которую обнаружили, и попытались ее сохранить.

В результате такие города, как Бордо и Пуатье, продолжали вести сравнительно мирную и спокойную жизнь. Сенатские аристократы – Аполлинарии, Авиты и другие – начали служить вестготским королям так же, как раньше служили своим имперским хозяевам. Нарисованная в письмах Сидония картина богатой приятной сельской жизни, сосредоточенной вокруг просторных поместий знати, возможно, не так уж далека от реальности. Двор Алариха II в Тулузе являет собой удивительное продолжение поздней римской культуры. В этой части Галлии вестготы поддерживали внутренний и внешний порядок. Только дальше на север, в долине Луары, где уцелевшее римское правительство было слабым, продолжались ужасные восстания багаудов, которые подавлялись только с помощью вестготов, а впоследствии – аланов.

К югу от Луары продолжалась активная коммерческая жизнь. По Луаре шли торговые суда, да и торговля со Средиземноморьем через Нарбонну не была неизвестной. Город Нарбонна, который, если верить Сидонию, лежал в руинах, вероятно, стал обретать важность, когда сирийцы и другие восточные купцы, после того как запрет на их присутствие в Западной империи был снят, вернулись со своими товарами из далекой Сирии и Египта. В отличие от долины Роны, где монеты minimissimi являются свидетельством местной коммерческой стагнации, экономическая жизни на Гаронне била ключом. Добыча, захваченная Хлодвигом в Тулузе, является тому свидетельством. Несомненно, упадок городов и экономической жизни, неотъемлемая черта поздней империи, продолжался, да и галльские solidi были невысокого качества, однако упадок был медленным и мягким, а не радикальным.

Одной из причин относительного экономического здоровья является торговля, которая все еще достигала этих мест из Атлантики. Здесь уместно рассказать историю святого Патрика. Святой Патрик родился в семье мелких землевладельцев на западе Британии. Он был захвачен в плен ирландскими пиратами в районе Северна и увезен в Ирландию. Сбежав из рабства в Северной Ирландии, он пробрался на южный берег острова. Там он сел на торговое судно, везущее охотничьих собак в Галлию. Оно прибыло в континентальный порт, возможно расположенный в устье Луары. Святой Патрик, преодолевая трудности, прошел по разоренной сельской местности и в конце концов добрался до Южной Галлии. Там он решил присоединиться к церкви и прошел обучение в монастыре на Леринских островах в Средиземном море. Получив сан, он отправился на судне в Британию, чтобы навестить семью, потом вернулся в Осер и в 431 году отплыл на судне в Ирландию, где его ждала большая работа.

История святого Патрика весьма информативна по целому ряду причин. Она показывает, что купцы Ирландии, перевозившие то, что можно назвать предметами роскоши, в эти годы без особых проблем плавали в Галлию. А последующее путешествие святого в Британию, потом обратно в Галлию и оттуда в Ирландию – свидетельство того, что ни саксы, ни ирландцы серьезно не мешали морской торговле у этих берегов.

К этой информации о жизни святого Патрика можно добавить и другие интересные факты. Когда святой Герман в 447 году совершал свое второе путешествие в Британию, он, согласно традиции, проследовал через Корнуолл и Западную Британию без особого труда. А когда в 439 году умерла святая Мелания, она владела собственностью не только в Южной Галлии, но и в Британии. Археологические раскопки в Ирландии показали, что в этот период наблюдался рост предметов из бронзы римского происхождения. Многие из них, вероятнее всего, были произведены в галльских мастерских. Кроме того, нам известно, что целый ряд святых из Западной Британии и Ирландии учились в монастыре Леринских островов. При этом они, вероятнее всего, путешествовали туда и обратно через Западную Галлию, принося обратно на родину те восточные элементы, которые они находили в монастыре и которые потом стали заметной частью жизни кельтской церкви[39 - Контакты с Западной Британией могли продолжаться и в V в. Известно, что римский папа общался с британскими епископами в 475 г., а в 480 г. Константин, биограф святого Германа, назвал остров богатым. Вероятнее всего, существовали и связи между кельтским миром и аббатством Леринса.]. Потоки грузов и пассажиров, достаточные, чтобы вестготы держали флот на Гаронне уже в 475 году, явно не были случайными или эпизодическими. Представляется в высшей степени вероятным, что в эти десятилетия торговля вдоль побережья Северной Испании достигала Галисии и даже еще более удаленных регионов. Орозий в самом начале V века утверждал, что Ирландия располагается прямо напротив Испании, и даже поведал о существовании маяка в Корунье (Portus Britanniae), построенного ad speculum Britanniae[40 - Букв.: чтобы отразить Британию (лат.).]. Традиции этого региона, повествующие о святом Армадоре, прибывшем морем в Медок, и о Святом Граале, привезенном в аббатство Гластонбери прямо из Палестины, тоже могут отражать активную морскую торговлю. Тогда, по крайней мере до 450 года, продолжалась атлантическая торговля, которая велась ранее: вино, оливковое масло и соль обменивались на металлы, шкуры и диких животных.

История Северо-Восточной Галлии и Рейнской области несколько иная. Экономическая жизнь, существовавшая здесь в IV веке, продолжалась, но в весьма скромных масштабах. Экономика некоторых районов сильно пострадала. Даже в IV веке побережье Канала было подвержено разрушительным саксонским набегам. Поскольку Фландрия была покинута в V веке и флот, размещавшийся на Канале, ушел на Сомму, берега поразил паралич. К 450 году все римские военно-морские силы там прекратили свое существование, а с ними утратили важность города, через которые велась торговля с Британией, как и сама торговля. Только Руан еще пытался сохранить свой статус. Дальше вглубь территории, где салические франки двигались в Бельгию, имел место аналогичный коллапс. Исчезали виллы, и даже такой крупный город, как Тонгерен, в V веке пришел в упадок. Южнее, вдоль верхнего течения Рейна, где была велика угроза со стороны алеманнов, наступал также упадок. Страсбург, уничтоженный варварами в 355 году, не был восстановлен, жизнь на виллах изменилась к худшему.

Вместе с тем существовали регионы вокруг Кёльна в Рейнской области, в долинах Мозеля и Мааса и дальше на запад, где сохранялось нечто от старого порядка, по крайней мере, до 450 года. Аррас, согласно Орозию, в эти годы продолжал производить шерстяную ткань. А в Кёльне все еще жило сирийское население и производило некоторые промышленные товары. Виллы существовали на Мозеле[41 - Трир продолжал существовать до 460 г. Вилла в Ненниге также держалась в V в., как и укрепленная вилла Никиты.]. Небольшие объемы грузов из Рейнской области, включая стекло, terra sigillata и даже предметы, имевшие средиземноморское происхождение, продолжали везти по Рейну во Фризию в середине V века.

Еще важнее было поддержание торговли через границы Рима в Германию и на восток. Когда Приск посетил столицу Аттилы в Венгрии, он сообщил, что купцы там торгуют, а народ говорит на латыни, а не на греческом. Это предполагает продолжение контактов с более западными частями Римского государства. Археологические раскопки также показали, что в Восточной Галлии в те годы появились центральноазиатские мотивы в искусстве и производстве. В частности, Рутилий упоминает о новой технологии плавления железа из Центральной Азии. Трудно сказать, какой сохранился объем экспорта оружия, стекла, вина и гончарных изделий с Рейна в Германию, но очевидно, что он не исчез полностью[42 - Х. Шетелиг упоминает о бронзе и стекле, поступавших в Норвегию в тот период. Но такие изделия были редкими в Норвегии после 400 г.]. Тем не менее невозможно утверждать, что сохранившаяся жизнь даже крупных городов оставалась важной силой. Закрытие монетных дворов в этой части Запада после 395 года, замечания Сальвиана об упадке галльских городских центров и сетования Майориана на опустевшие города империи в полной мере применимы к этому региону. Однако следует отметить, что до смерти Аэция коллапс экономической системы поздней Римской империи на этих территориях никоим образом не был полным.

Восточнее – в среднем и верхнем течении Дуная – экономические условия были намного лучше. Производство железа и, возможно, шерсти, ранее очень важные, в Реции и Норике продолжались. Не прекращалась и активная торговля через границу. Здесь работал особый фактор. В V веке и восточное, и западное имперское правительство платили огромные субсидии золотом гуннам и их союзникам[43 - В 424 г. Феодосий II заплатил гуннам 350 фунтов золота. В 434 г. гуннам было уплачено 700 фунтов. К 434 г. задолженность по дани достигла 6000 фунтов, а сама «субсидия» теперь составляла 2600 фунтов в год.]. Вероятно, эти деньги стимулировали экономическую жизнь. Об этом свидетельствует то, что каждый договор с гуннами после 424 года содержит специальные положения, обязывающие римлян продолжать торговлю с гуннской империей через специально созданные торговые порталы. Есть свидетельства, что римляне периодически использовали экономическое оружие – торговые эмбарго, – чтобы снизить давление со стороны гуннов. Рассказ Приска о его встрече с римским ренегатом при дворе Аттилы, который сказал ему, что покинул империю, поскольку среди гуннов он может торговать свободнее, раскрывает многое, как и название Commercium, которое применяли в то время к одному из римских торговых порталов на Дунае. В этой связи показателен и случай с пограничным городом Паннонии, жители которого в 459 году обратились к королю варваров-ругиев с просьбой возобновить торговлю, которую он прекратил.

Поддержание вдоль Дуная пунктов контроля внешней торговли – товаров, поступающих в империю и вывозимых из нее, сохранение речных патрулей, и то, что, как и раньше, запрет на вывоз стратегических грузов из римского мира в адрес варваров включался в законы, обретшие силу в те годы, – доказательства важности продолжающейся торговли с севером[44 - В 420 г. эмбарго были повторены на ряд запрещенных грузов.]. Возможно, то же самое оружие, изделия из металла, вино и зерно, которые раньше фигурировали в этой торговле с Центральной Европой, являлись статьями экспорта V века – они, а также огромные субсидии золотом, выплачиваемые Аттиле и другим. Статьями импорта, безусловно, были янтарь, меха, рабы и римское золото, возвращающееся в империю. Нам известно о вывозе мрамора, вероятно из Иллирика, на север для строительства дворца Аттилы[45 - В V в., в отличие от VI в., янтаря было в избытке на обоих берегах Рейна, и в Венгрии тоже, на пути к средиземноморскому янтарному центру в Аквилее. Это указывает на продолжающуюся торговлю через Эльбу – Рейн и Эльбу – Зале между римским миром и Скандинавией.]. Таким образом, возможно, что вдоль Дуная на протяжении большой части V века торговля, которую стимулировало золото, выплачиваемое варварам, оставалась почти такой же важной, как в более ранний период.

Иной была судьба субримской Британии в те годы. Уже говорилось о том, что экономика острова так и не восстановилась после катастроф, выпавших на ее долю в последние годы IV века. Конец процветающей системе вилл на большей части острова положило в первую очередь масштабное вторжение пиктов, скоттов, аттакоттов и саксов в 363 году. И в начале V века только на отдельных территориях Англии сохранилась продвинутая экономика – это один регион вокруг Северна, где торговля еще имела выход к Атлантике, и еще один на востоке, возле Лондона и вокруг фортов Саксонского берега. Следует отметить, что именно в этих регионах, согласно Notitia Dignitatum, римские войска остались в Британии.

На юго-востоке острова Лондон, Кентербери и Верулам в субримский период еще наслаждались прежней жизнью, и несколько вилл продолжали существовать. В 429 году, к примеру, святой Герман сообщил, что Верулам все еще пригоден для жилья. Но мы располагаем убедительными свидетельствами того, что в эти годы экономическая жизнь региона оставалась местной и была изолирована от контактов и с континентом, и с другими частями острова. Раскопки в Ричборо, например, показывают, что в те годы стекло из Рейнской области больше туда не поступало. Также в Ричборо, Колчестере, Ренденхолле (Норфолк), Джиллингеме (Кент) находки minimissimi предполагают полностью местную экономику.

На западе Британии Каеруент продолжал некое подобие городского существования еще сто лет. На его стенах видны следы ремонта после нападений ирландцев. Наличие языческого храма в соседнем городке Лидни свидетельствует о мирном продолжении жизни. Мы снова находим клады minimissimi, указывающие на местный тип экономики, в Каеруенте, Лидни, Бортон-он-Уотере и Сомерсете. В других частях Британии картина еще более мрачная. На южном берегу несколько разбросанных монетных кладов, датированных первыми годами века, было найдено у Клаузентума (Саутгемптон) и Уэймаут-Бей (Дорсет). Потом исчезают даже minimissimi, показывая, что, когда саксонцы прекратили сообщение с Галлией, последние искры экономической жизни погасли. На севере вокруг Честера, Йорка и Линкольна осталось несколько территорий, на которых экономическая ситуация представляется сомнительной. Там не было найдено монетных кладов, а города всегда были скорее военными, чем торговыми по характеру. Но представляется возможным, что они тоже продолжили существование как городские центры. На это указывает использование старых римских городских планов и римской системы улиц в более поздний англосаксонский период.

Рассмотрев все доступные свидетельства, начинаешь понимать, что экономика Римской Британии после 400 года пришла в упадок, который развивался быстро. Неудивительно, что в Кодексе Феодосия, написанном около 433 года, Британия даже не упоминается. Ограниченная разваливающаяся экономика субримского периода, изоляция острова от континента привели к тому, что Британия и в экономическом, и в политическом отношении перестала быть частью римского мира.

Пока мы говорили о территориях Северной Европы, входивших в Римскую империю. А как насчет земель за ее пределами? В Атлантическом регионе это Ирландия и Шотландия. Что касается Ирландии, свидетельства показывают, что ее примитивная экономическая жизнь ухудшилась. Она поддерживала контакты, как мы уже замечали, с Западной Галлией, Корнуоллом и остальной территорией Западной Британии. Судя по результатам археологических раскопок, из этих районов продолжался ввоз изделий из металла. В Шотландии после 400 года вообще нет указаний на существование продвинутой экономики. Археологи не обнаружили ни монетных кладов, ни ввезенных изделий из металла, датированных этим периодом. Можно только предположить, что общий упадок экономической жизни Британии привел к еще более сильному упадку на землях, расположенных к северу от вала Адриана.

Иначе сложилась ситуация в Скандинавии и Центральной Европе, что за Северным морем, к востоку – в регионах, которые были частью гуннской империи или тесно с ней связанными. Мы уже говорили о том, что в V веке значительный объем грузов пересекал дунайскую границу римского мира. Раскопки в Скандинавии показывают, что из империи везли большое количество золота, найденного в Борнхольме, Готланде, Эланде и материковой Швеции. Это был век золота в Скандинавии. Есть свидетельства римского экономического влияния и в Скандинавии, и в Центральной Европе.

Здесь, однако, мы должны сделать перерыв и рассмотреть парадокс. В IV веке до Скандинавии доходило мало римского золота, но много изделий из мастерских на Рейне и Дунае. В V веке, хотя римское золото найдено в больших количествах на балтийских островах и шведском материке, мало свидетельств наличия там римских товаров. И это несмотря на активную торговлю через центральноевропейские границы Рима. Вместо этого металлические изделия и ювелирные украшения тех лет в Скандинавии демонстрируют следы сильного центральноазиатского влияния и, судя по всему, были изготовлены исключительно в местных мастерских. Вендельские шлемы раннего периода в Швеции, к примеру, имеют в основном римскую конструкцию, но украшены совершенно иначе[46 - Ростовцев считает, что новый стиль вдохновлен Сасанидами. Другие историки с ним не согласны и считают доминирующим германское или даже местное скандинавское. Все согласны лишь в одном – оно не римское.]. Скандинавия, несмотря на римское золото, похоже, являлась частью более широкой центральноевропейской русской культурной области, протянувшейся до Рейна. В этой области влияние Центральной Азии и Персии Сасанидов было важнее, чем влияние римского мира. Еще сильнее озадачивает то, что, хотя римское золото, датированное рассматриваемым периодом, находили в Скандинавии, его практически не было в Центральной Европе, в первую очередь в Восточной Германии, через которую оно должно было пройти, чтобы очутиться на далеких балтийских берегах. Некоторые историки пытались объяснить этот парадокс, отрицая существование торговли со Скандинавией в те годы. Если верить им, найденное золото добралось до Балтики не посредством торговли, а было привезено возвращающимися северными солдатами и другими лицами, которые привезли его с собой из империи гуннов и римского мира. В некоторых случаях это может быть правдой, но в целом объяснение кажется неправдоподобным. Мне представляется более вероятным следующее: нам известно, что римский мир торговал через границы с варварами Центральной Европы. Но объем этой торговли, ввиду упадка экономической жизни империи и навязанного контроля торговли, был достаточен только для удовлетворения самых насущных потребностей людей, живших за Рейном и Дунаем. Вместо товаров большая часть экспорта, отправленного Римом в Центральную Европу, состояла из золота в виде субсидий. Меха, янтарь и, конечно, рабов везли из Скандинавии в Европу. И когда скандинавские торговцы привозили свои товары с севера в самое сердце владений Аттилы, они получали за свои меха, янтарь и прочие грузы не изготовленные римлянами товары, а римское золото, а также, возможно, какую-то часть товаров, изготовленных на востоке, а не в Риме. Это золото они везли обратно на север. А отсутствие археологических находок монет объясняется просто: как известно, эти регионы до 500 года не были заселены.

Таким образом, любопытный парадокс с золотом при отсутствии римских товаров объясняется просто. Как систематически повторяли гунны в каждом своем договоре с империей, торговля должна вестись свободно. Очевидно, такая ситуация являлась искусственной. Она полностью зависела от римских взяток и субсидий, выплачиваемых ничего не производившим варварам Центральной Европы. А ее последствия оказались далекоидущими и породили поток золота, текущий на север из римского мира в Скандинавию, где их использовали не так для производства, как для изготовления украшений и т. д. Определенно, те, кто говорит о вывозе золота на восток в последние годы империи, не уделил должного внимания археологическим свидетельствам, которые показывают, что больше золотого богатства средиземноморского мира направлялось на север в Скандинавию, чем на восток в Китай и Индию.

Такова была экономическая ситуация в Северной Европе в первые пять или шесть десятилетий V века. Что же произошло в следующее столетие рассматриваемого нами периода? Давайте для начала рассмотрим Галлию. Мы уже отмечали, что после 450 года там имели место быстрые перемены. Бритты высадились с моря и начали колонизовать Арморику, а саксонские пираты, действовавшие у берегов Западной Галлии, делали практически невозможной торговлю. Франки захватили субримскую Галлию к северу от Луары и вскоре после 500 года уничтожили вестготское господство над Аквитанией. К 550 году бургунды завоевали также новую франкскую империю Меровингов, протянувшуюся от Средиземного моря до Германии.

Любопытно, что Южная и Западная Галлия понесли от этих событий не самый большой ущерб в экономическом отношении. Замена вестготского или бургундского правления франкским к югу от Луары поначалу не означала больших перемен. Аристократы – Аполлинарии и иже с ними – легко переметнулись от одного хозяина к другому, который к тому же обладал существенным преимуществом – был ортодоксальным католиком, христианином, а не еретиком. К югу от Луары система вилл продолжала существовать. Города вроде Бордо, Тулузы и Пуатье тоже никуда не делись. Галлоримская аристократия, как и прежде, оставалась доминирующим элементом в сельском обществе и монополизировала ключевые позиции в церкви. Фортунат счел бы для себя приемлемыми многие места, где развивалось общество и культивировался тонкий вкус, к которому он всегда стремился.

Атлантическая торговля, которая до 450 года доходила до берегов Западной Галлии, теперь пребывала в застое. Однако это компенсировалось другим событием – возрождением средиземноморской торговли с берегами Галлии. В конце V века, когда пиратство вандалов пошло на убыль, и в начале VI века, когда восстановленная Юстинианом Романия стимулировала коммерческое развитие, возродилась торговля между Галлией и Востоком. Сирийцы, евреи и другие жители Востока снова привозили свои товары в Марсель, Нарбонну и города внутри страны. Золото, редкое в VI веке, опять стало относительно обычным. Южная и Центральная Галлия, которые в IV веке были экономически отделены от Средиземноморья, легко интегрировались в средиземноморский мир. На исторической сцене появился экономический ренессанс Меровингов – западный аналог Юстинианова возрождения на Средиземноморье.

Если такова была ситуация на юге и в отдельных частях центра Галлии, совершенно иначе обстояли дела до 550 года в остальной провинции и тех регионах Рейнской области, которые выходили к Северной Европе и Атлантике, а не к Средиземному морю. В Рейнской области городская жизнь в таких крупных центрах, как Кёльн, Тонгерен, Бонн, Вормс, Майнц, Шпейер и Страсбург, пришла в упадок. Дальше на юг и восток, в таких центрах, как Трир, Верден, Турне и Камбре, почти не осталось римской экономики.

Причины краха городских центров понять нетрудно. Их корни вовсе не в деструктивном характере франкских завоеваний, а скорее в природе римской экономической жизни в этой части Европы. Как уже говорилось ранее, промышленность этого региона, сконцентрированная в этих городах, – фабрики по производству оружия, тканей и т. д., была полностью под государственным контролем. То же самое можно сказать о мерах по транспортировке продовольствия, которыми занималась контролируемая государством коллегия речных перевозчиков. Конец римской правительственной системы в этих регионах и ее замена управлением франков почти сразу же положила конец такому положению дел. Система, направленная на обеспечение снабжения пограничных армий, не имела никакого смысла, если эти армии прекратили свое существование, и Рейн больше не служил границей между двумя мирами. Франки поддерживали римскую систему общественных перевозок, которую они сочли полезной, но все остальное – gynecеe, фабрики по производству оружия, общественные продовольственные склады и корпорации nautae на реках – исчезло почти сразу после прихода власти франков. Одновременно исчезла вся модель жизни поздней Римской империи в регионе.

Также интересно отметить, что в большинстве северных и восточных владений франков система вилл тоже вскоре исчезла. Как и государственные gynecеe, система вилл в этих регионах зависела от сильной государственной организации, которая поддерживала власть крупных землевладельцев над колонами – по сути, рабами, в то время как последние были ответственны за обработку земли и уплату большей части своего урожая империи в виде налогов. Там и в то время, когда правительство оказывалось слабым и дезорганизованным, для системы вилл наступали трудные времена. Колоны бунтовали и объявляли о своей независимости в восстаниях багаудов. Именно такое восстание вкупе с вторжениями и параличом правительства уничтожило систему вилл на большей части Британии в конце IV века. Аналогичная слабость вызвала бунты в регионе Луары и в Арморике в начале V века. Вероятно, такое же отсутствие правительственного контроля привело к исчезновению вилл в Бельгии в этот же период. Идентичное состояние дел сложилось на большей части Галлии к северу от Луары и в Рейнской области. Без поддержки сильного организованного государства система вилл терпела крах повсеместно, как это было, например, с виллой Неннинг в Люксембурге, история которой хорошо изучена. Некоторые из них, как, например, укрепленная вилла епископа Никиты возле Трира, уцелели, но они были лишь исключениями, которые подтверждают правило. К северу от регионов, таких как Виваре, долина Гаронны и Пуатье, где сохранилась старая система, к 550 году римская система вилл исчезла полностью. Точно так же в нашем современном мире мы видели, как система плантаций, зависящая от власти симпатизирующего ей правительства, исчезла в Мексике, Голландской Ост-Индии и Бирме. Новые поселения германских колонистов, которых было много в Рейнской области, Бельгии и Эльзасе и немного меньше по мере приближения к Сене, заставили местное население галло-римлян двигаться к новой системе – деревень, – которая была характерна для Средних веков.

В тех регионах, где и система вилл, и регламентированная государством промышленность не пережили завоевания варваров, в силу сложившихся обстоятельств утвердилось местничество. Общество, основанное на системе деревень, не могло появиться в одночасье, уже будучи экономически развитым. Как и в субримской Британии, местничество отразилось в монетах. В этой части Галлии в конце V и начале VI века чеканились монеты, очень похожие на minimi и minimissimi Британии. Эти маленькие, можно сказать, крошечные кусочки серебра были найдены в долине Мааса, недалеко от Намюра, на Марне и даже в районе Шаранты[47 - Там находили еще и бронзовые или медные монеты. Редкие маленькие серебряные монеты Меровингов V и VI вв. были обнаружены на севере – на Сене, Марне и Уазе, на северо-востоке – возле Намюра, и на западе – в районе Шаранты. Похожие монеты чеканили бургундские правители в тот же период.]. В то же самое время не следует считать, что вся промышленность исчезла. Это не так. К югу от Трира и Турне осталось население, которое трудилось на ушедших в небытие gynecеe. Но оно направило свой промышленный опыт в новое русло, связав его с прежними занятиями. Эти люди стали чеканщиками и ювелирами и изготовителями оружия для воинственных франков, под властью которых теперь жили. Но пока они продолжали трудиться в тех же регионах, где раньше работали на Римское государство, произошла странная вещь. Их техника и художественные мотивы изменились. К VI веку в Восточной Галлии и в Рейнской области появилась новая модель организации производства мечей, превосходящая ту, что существовала здесь в римские времена, и сильно отличающаяся от нее – вероятнее всего, она имеет центральноазиатское происхождение. Система выплавки железа тоже изменилась в сравнении с той, что существовала в Римской империи, став примитивнее. Ювелирные украшения, производимые в этой части Галлии, также изменились и стали похожи по стилю и дизайну на те, что изготавливали на юге Руси, в Скандинавии, Германии и Кенте. В общем, в рассматриваемых регионах Галлии и Германии появились новые неримские промышленность, искусство и сельское хозяйство.

Аналогичное положение сложилось в Британии в период после саксонского вторжения на остров, но в еще большей, более выраженной степени. В Западной Британии регион, где жило местное романзированное население, продолжал неуклонно уменьшаться, и, в конце концов, осталось только два места, Бортон-он-Уотер и Лидни, где можно было найти minimissimi – символы продолжения римских экономических традиций. Гильда в середине VI века мог называть себя римлянином, но его выдавала варварская латынь. Западная Британия стала полностью кельтской, и даже церковь, как в Ирландии, пришла к организации на племенной основе. Это не значит, что в Ирландском море и, возможно, до самой Коруньи не продолжалась морская торговля. Она существовала. Медь и олово оставались востребованными, и рудники Корнуолла активно работали. Ирландия особенно в экономике достигла некоторых успехов, что показали раскопки в Лагоре. Ирландские святые посещали Корнуолл и Уэльс для религиозного обучения. Но подобные контакты, коммерческие и прочие, в рамках кельтской талассократии – морского могущества – в те годы не были достаточно важными, чтобы или оживить старые римские городские центры в Западной Британии, или создать новые в других кельтских регионах.

Многое из сказанного справедливо и для востока Британии, где после 450 года также начался продолжительный экономический упадок. Только в Ричборо были найдены minimissimi VI века, продемонстрировавшие преемственность с римским прошлым на строго местной основе. В других местах – Кентербери, Лондоне, Йорке – продолжалось слабое подобие сельской жизни, только оно было очень слабым. Юто-саксонские жители Кентербери, к примеру, жили за пределами стен старого римского города, а изменение городского плана Лондона, когда он снова приобрел важность, показывает, что его население к 500 году, вероятно, практически исчезло. Правда, определенные мотивы в кентских и восточно-английских ювелирных украшениях подразумевают, что британские традиции ремесла сохранились вокруг фортов Саксонского берега. Сохранение ранних стилей домов и деления полей указывает на то же. Однако, как и в случае с Северной Галлией, такие остатки прошлого не слишком впечатляют.

Контраст Британии составлял скандинавский мир, куда до 550 года тек поток золота с юга. Здесь можно найти многочисленные признаки экономического роста – на примитивном уровне, конечно. Процветала выплавка железа, особенно в Норвегии, а находки на островах Готланд, Борнхольм и Эланд предполагают наличие морского судоходства[48 - Судя по находкам золотых и других монет, острова Готланд, Эланд и Борнхольм были торговыми центрами Скандинавии в этот период, так же как и шведская Уппландия.]. Возможно, римские монеты и brachteates служили скорее украшениями, чем деньгами, как и красивые массивные украшения того периода, такие как торлсундские воротники, кольца для мечей, упомянутые в «Беовульфе», и массивные золотые чаши, обнаруженные в Дании. Но если так, они представляли собой вещи, пригодные для обмена, как и кольцевые монеты, которые часто находили на раскопках. Трудно поверить, что в конце V и начале VI века здесь не было чего-то близкого примитивной торговой цивилизации.

Коммерция на юге пережила падение империи Аттилы, поскольку даже при Юстиниане золото прибывало в этот регион через Центральную Европу. Но успехи аваров и славян перерезали торговые пути, и в конце концов при Теодорихе перед 550 годом остался только один торговый путь, связывающий со Средиземноморьем. Этот путь, открытый благодаря дипломатическим отношениям Теодориха с королем Норвегии, герулами, эстами Восточной Балтики и королями варинов и тюрингов, следовал на запад от Балтики до Эльбы, потом по Рейну в Италию через альпийские проходы. Должно быть, именно по этому пути эсты привезли янтарные подарки ко двору великого остготского монарха. Затем имел место финальный рывок славян через Северную Германию к Атлантике. Скандинавия оказалась отрезанной от юга. Остался только морской путь вдоль Фризии, через Финский залив и по русским рекам[49 - Лучшее доказательство этой изоляции – отсутствие находок янтаря, датированного VI в. при раскопках на Рейне и в Венгрии. В V в. таких находок было много.]. Как и кельтская талассократия, скандинавская Балтика стала изолированным регионом, экономически отделенным от мира на юге, с которым он когда-то был связан торговлей.

Экономическая судьба Центральной Европы к середине XVI века оказалась еще мрачнее. Туда, где появлялись славянские племена, они приносили с собой примитивную сельскохозяйственную систему и больше почти ничего. Авары, в отличие от гуннов, были мало заинтересованы в торговле. Их набеги и господство над более слабыми славянскими соседями, обрекли эту часть Европы на очень низкий уровень экономической жизни на века. Археология ясно показывает, что в этот ранний исторический период славянских поселений почти не было контактов, торговли и промышленности. Ситуация изменилась к лучшему только спустя много лет[50 - Поражает контраст между V и VI в. Раньше, примерно до 500 г., влияние Центральной Азии и некоторые произведенные там товары свободно попадали в Северную Францию через Центральную Европу. Но с VI в. здесь не прослеживаются ни предметы аварского производства, ни аварское влияние.].

Есть только одно исключение, помимо Южной Галлии, из общей мрачной экономической картины, которую являла собой Северная Европа к 550 году. Это исключение – Альпийский регион Норика и Реции. Возможно, так случилось потому, что после того, как Теодорих и его остготы взяли Италию, они установили контроль над всеми римскими провинциями в верховьях Дуная, и поддерживали старую римскую экономическую систему. Какова бы ни была причина, интересно заметить, что до середины VI века и римская система вилл, и некоторые старые римские техники и промышленные производства продолжали существовать вокруг таких центров, как Аугсбург и Регенсбург. Более того, через альпийские проходы поддерживалась связь с Италией, на что указывают находки остготских и византийских siliquae и demi-siliquae в Южной Германии до самого Майнца. Некоторая часть торговли была той, что, как уже говорилось, к 550 году достигала Балтики через Эльбу. Но большая ее часть, возможно, следовала другим путем, по Рейну к Фризии, на что указывают золотые монеты, чеканенные в Италии и найденные в Нидерландах[51 - Во Фризии были найдены следующие золотые монеты этого периода: 1 – Аркадия (миланский монетный двор), 1 – Феодосия II, 2 – Валентиниана III (Равеннский двор), 2 – Маркиана, 10 – Льва I, 1 – Анастасия и 9 имитаций, 2 – Юстина (Константинопольский монетный двор) и 4 имитации, 8 – Юстиниана (7 – Константинопольский монетный двор и 1 – итальянский) и 18 имитаций. Эти монеты показывают, что контакты между Галлией Меровингов и Фризией снова начались около 500 г., но до 550 г. пути, ведущие в Италию, были важнее.]. Новый путь с севера на юг к Средиземному морю, единственный все еще функционировавший к 550 году, несомненно, объясняет экспедицию Хигелака в эти годы к устью Рейна. Он искал не только добычу, но и путь на юг. Он же объясняет, почему автор «Беовульфа» говорил о фризах как врагах, живущих по другую сторону от гаутов. В географическом отношении эта ремарка не имеет смысла. Зато с точки зрения экономики она наглядна и интересна. Гаутский путь к южному богатству теперь лежал через Фризию и Рейн в Италию. С развитием этого маршрута Рейн стал играть новую важную роль. Он перестал быть барьером между двумя враждующими системами, экономической и политической. Наоборот, он стал магистралью, соединявшей Средиземноморье с Северной Европой. Именно эту роль ему предстояло играть много лет.

Давайте кратко подведем итоги, обобщим грандиозные перемены, которые принесли эти годы. В IV веке развитые в промышленном отношении отдельные регионы североевропейской части римских владений столкнулись с развивающимся неримским севером, разделенным на Атлантический регион и Центральноевропейский – Скандинавский регион. К 550 году все изменилось. Нам известно, что в большинстве из того, что было римскими северными провинциями, города, промышленность и виллы, составлявшие ее цивилизацию, исчезли, а с ними и коммерческие контакты, которые они стимулировали. Ни большой Атлантический торговый регион, ни Центральноевропейский – Скандинавский торговый регион не сохранились. Вместо этого появилась серия изолированных регионов на Ирландском, Балтийском и Северном морях и в Центральной Европе. Только в двух из них, тесно связанных со Средиземным морем, – Норике-Ретии и Южной Галлии, – наблюдалось продолжение римской экономической жизни. В других местах на руинах старого мира медленно поднимался и обретал силу новый экономический порядок.

В истории, как и в жизни, конец и начало, рождение и смерть, новое и старое зачастую соседствуют. И к 550 году мы видим очертания нового экономического порядка, возникающего на руинах старого. Мы видим новые торговые пути, соединяющие воедино отдельные экономические системы, в которые превратилась Северная Европа. О некоторых из них мы уже говорили. Это рейнский путь, соединяющий Италию с Северным морем, путь вдоль побережья Фризии, соединяющий Балтику с регионами, которые прилегают к Северному морю. Также были сделаны дополнительные шаги по формированию варяжского пути – из Финского залива, через территорию Руси, к Черному и Каспийскому морям.

Из другого региона, Кента, тоже началось движение грузов, но важность оно приобрело позже. Географическое положение Кента в месте слияния Рейна, Английского канала и Северного моря являлось идеальным для торговли. Мы располагаем свидетельствами, что к середине VI века возникли новые торговые контакты. Найденные в кентских захоронениях ювелирные украшения и другие предметы показывают, что жители этого региона поддерживали тесную связь с Рейнской областью, а судя по раскопкам в Фризии, содержащим кентские броши, эти контакты протянулись даже сюда. Не исключено, что были также прямые контакты со Скандинавией или через Фризию, или через Восточную Англию, поскольку brachteates, определенно имевшие скандинавское происхождение, также обнаруживались в кентских захоронениях[52 - Янтаря, который прибыл скорее из Норфолка, чем из Скандинавии, много в кентских захоронениях VI в., но в более ранних он встречается редко.]. Контакты не ограничивались севером. Ирландские подвесные чаши в Кенте указывают на связь, возможно, через ирландскую колонию в Гэмпшире, с кельтским миром на западе и, вероятно, с Руаном, единственным уцелевшим римским городом на Канале[53 - Кентский король Этельберт вскоре после 550 г. женился на Берте, дочери парижского короля Хариберта, который в это время контролировал Руан.]. Но это не все. Есть свидетельства – монеты и ювелирные украшения – того, что контакт поддерживался даже с далекой саксонской колонией в районе Шаранты, на западном побережье Галлии. Таким образом, Кент, поддерживая контакт с Галлией, кельтским западом, Рейнской областью, Фризией и Скандинавией, стал глашатаем новой эры, уже находившейся в стадии формирования.

Осталась одна финальная проблема: какие суда использовались на северных морях в период миграций? И снова мы располагаем не столь полной информацией, как хотелось бы. Однако ясно, что на побережье Западной Галлии продолжали использоваться суда того же типа, что мы упоминали в первой главе. Нам ничего не известно о военных кораблях, составлявших вестготский флот на Гаронне, так же как и о тех, что использовали римляне на Канале. Это могли быть галеры, navis longae и быстроходные пиктские суда, с которыми мы уже сталкивались раньше. Мы упоминали о флоте Гаронны в 475 году. Можно предположить, что после этого военные корабли больше не строились.

Относительно торгового флота мы информированы несколько лучше. Есть упоминания о двух типах судов, которые в последние годы VI века использовали галльские мореплаватели. Один из них – scapha – скафа. Такие суда, как утверждает Григорий Турский, использовались в торговле с Испанией до самой Галисии. Другой – barca – барка. Скафа – плоскодонное судно с квадратной кормой и большим парусом – использовалось для речных перевозок и для морских перевозок вдоль побережья. Это судно, судя по всему, было аналогично по конструкции люггеру. Барка – более крупное прочное судно, похожее на римское судно IV века, найденное в Лондоне. Оно было крупнее скафы и, возможно, взяло что-то от ponto венетов и римских транспортных судов, таких как hippago и corbito. Определенно оно было обшито вгладь. Возможно, именно барка перевезла святого Патрика из Ирландии в Восточную Галлию.

Не так легко идентифицировать суда, которые использовались мореплавателями Западной Британии для плавания в Арморику и Корунью в Испании. Только одно представляется очевидным: это были не океанские кораклы, которые раньше ходили у берегов Корнуолла. Суда, на которых Коротикус совершал набеги на Ирландию, вероятнее всего, были крупнее и имели некоторое сходство с римскими военным кораблями. Также, возможно, именно такие суда помогли Куннеде изгнать ирландцев из Корнуолла и Уэльса. К временам Гильды ситуация проясняется. Он описывает суда бриттов, отправлявшихся в Бретань, как navis longae – военные корабли римского типа. Кораклы, скорее всего, использовались для местных целей. Но были ли еще и другие типы судов? Возможно, здесь использовались те же скафы и барки, что на галльских берегах.

Относительно ирландского судоходства в эти годы сомнений меньше. До 550 года «национальным» ирландским судном par excellence был коракл. Сидоний, к примеру, упоминает ирландских пиратов, бороздящих моря в «сшитых скифах». Очевидно, это curragh – куррах. Легенды Ирландского моря более позднего периода сообщают нам больше информации об этом типе плавсредств. Некоторые куррахи имели большие размеры, были обшиты тремя слоями шкур, могли перевозить двадцать человек и нести мачту[54 - Дикуил, писавший в начале IX в., рассказал о кораклах, которые доходили до Исландии. Они же упоминаются в конце VI в. Адамнаном в Vita Columbae.]. Суда такого типа, вероятно, использовал Ниалл Девяти Заложников в своих рейдах. Веком позже они все еще использовались вдоль ирландского побережья.

Информация, которой мы располагаем о судах в Атлантике, скудна, однако о судах, использовавшихся в те годы в Северном море, нам известно еще меньше. Мы точно не знаем, на каких судах саксонцы, юты и герулы совершали свои экспедиции. Можно только утверждать, что они обладали хорошими мореходными качествами, в отличие от Нидамского корабля, и, если верить Сидонию, имели паруса. Предположительно они были обшиты вгладь и внакрой и сконструированы по образу и подобию пиктских судов, о которых упоминал Вегеций. Вероятно, они были довольно большими, потому что, согласно одному источнику, для нападения герулов на Испанию в 459 году использовалось семь судов, перевозивших 400 человек. Если верить этой статистике, каждое судно перевозило 60 человек, примерно столько же, сколько средние лодки викингов в начале IX века. Кстати, тот факт, что Кент к 550 году вел морскую торговлю с такими удаленными от него регионами, как Скандинавия, Фризия и Рейнская область (устье Рейна), кельтским Западом и саксонской колонией на Шаранте, указывает на наличие у жителей Кента надежных судов, способных выдержать длительные морские переходы.