От Адама к Храму

Когда Яаков получил повеление матери похитить предназначенное Эсаву благословение, он искал отговорки, но воля Ривки была непреклонной. Сара добилась изгнания Ишмаэля, Ривка – переадресовки благословений этого мира Яакову. Яаков разрывался между почитанием матери и необходимостью обмануть отца, между желанием получить благословение и страхом заслужить проклятие. Однако он понимал, что предпочтение, которое отдает Ицхак Эсаву, основано на обмане, на краже Эсавом образа праведника Яакова. Поэтому, разыгрывая Эсава, он лишь возвращает себе свой же похищенный образ. Эсав ловил слабости отца, подыгрывал им, изображая себя тем, кем отец хотел его видеть. Он кормил отца вкусной дичью от охоты, подкупая его обманутое сознание. Слепота глаз Ицхака была лишь телесным отражением его духовного ослепления.

“Взятка ослепит глаза мудрых”, – даже если она неявная. Кроме того, каждый из отцов искал наследника в продолжателе своих качеств, своего пути (или их скорлуп), в то время как подлинный наследник творчески разрабатывал ещё нехоженые пути Служения.

Когда экстрасенс лечит наложением рук, он чувствует под ними не только ту или иную проблему, но и “проводник” или “изолятор”, т. е. переходит ли его лечебная энергия к пациенту либо блокируется. Нечто подобное испытывает праведник, передавая аналогичным путем благословение. Ицхак почувствовал полный “приём”, ощутил втягивание его энергии благословляемым. Он понял, несмотря на сомнения, вызванные неподделанным голосом, что благословение ушло по верному адресу. Поэтому после возвращения Эсава с охоты он ответил ему, что получивший благословение действительно будет благословен, несмотря на нехороший способ его получения. А вырвавшееся признание Эсава о продаже первородства только подтвердило справедливость подмены. Ведь невозможно и продать что-то, и в то же время продолжать пользоваться проданным, как ни в чем не бывало!

Однако Эсав вымолил себе похожее благословение, где роса небесная и тук земли поменялись местами. Духовно прозревший Ицхак понял, у кого из сыновей небесное стоит на первом плане, а у кого земное. В качестве компенсации Эсав получает благословение меча (“мечом своим будешь жить”) и шанс успешного бунта против Яакова, против власти морали, если удастся поколебать самого Яакова в этой главной для него основе. Большевистская и нацистская революции дали нам образцы такого перевернутого мира.

Эсав не смирился с похищением и тешился каиновыми планами братоубийства. Ривка отправляет Яакова к своему брату Лавану, чтобы найти там временное убежище от гнева Эсава и жену, которая отличалась бы в лучшую сторону от развратных ханаанских жен старшего брата. По дороге Яаков видит во сне лестницу, соединяющую небо и землю (поэтому ему нужно было и земное благословение). Он приносит обет Б-гу, усматривая в пророческом сне знак продолжения Союза со Вс-вышним.

В Харане Яаков пасет скот Лавана семь лет за его младшую дочь Рахель, однако Лаван обманывает его, подменив избранницу своей старшей дочерью Леей. Он добивается того, чтобы Яаков служил ему ещё семь лет за любимую Рахель, а потом еще столько же за плату. Жадный и хитрый Лаван видит, как умножается его скот под благословенными руками праведника, и он хочет задержать его у себя надолго.

По преданию, когда Яаков утром обнаруживает возле себя Лею вместо Рахель, он говорит ей: обманщица дочь обманщика, зачем ты меня обманула? Лея отвечает ему: а кто сказал своему отцу, что он его первенец Эсав? Эта перепалка может показаться объяснением происшедшего по закону “мера за меру”. Но ведь цель Леи – сохранить семью, над которой нависла угроза развода за обман. Разве логичен для этого довод: “Я – Твое наказание”? Ты обманул своего отца, притворившись первенцем, мой же отец обманул тебя, подсунув тебе первую дочь вместо младшей! Нет, Лея намекает не на неотвратимость наказания, а на реализацию благословения. Она предназначалась старшему сыну Ицхака, но тот, кто обманом приобрел благословение первенца, обманом же получил предназначавшуюся тому старшую дочь Лавана. А жена – это дети, будущее, в котором и должно реализоваться благословение. Это будущее доказало правоту Леи!

8. Соперничество или взаимодополнение?

Именно Рахель принято считать главной праматерью еврейского народа. Так ли это? Не усвоили ли мы оптический обман своего праотца? Что у нас осталось от потомков Рахели? Сравнительно небольшое число семейств Биньямина, которые присоединились к колену Егуды в период возвращения из Вавилонского плена! Основа народа сегодня – это потомки Леи, колена Егуды и Леви и два бессмертных рода, порожденных этими коленами: дом Давида, династия царей и законодателей, устремленная к Машиаху, и дом Аарона, каста избранных священнослужителей Храма.

Именно эти две прочные нити связывают наш земной быт неразрывными узами с небом. Именно Лея родила шесть из двенадцати колен Израиля, именно с ней умолял Яаков Йосефа (сына Рахели!) похоронить его в пещере Махпела. Лишь к концу жизни понял Яаков, кто самый главный его сын: “не отойдет скипетр от Егуды и законодатель от чресел его”.

Два серьезнейших и взаимосвязанных вопроса возникают в этой связи. Почему именно Рахель была изначально (и до конца!) любимой и чуть ли не единственно признанной женой Яакова (и не таким же ли было и его отношение к её детям, Йосефу и Биньямину)? И почему вся история его отношений с Леей вырисовывается как некая побочная трансформация похищенного у Эсава благословения (и не видел ли сам Яаков почти до конца жизни в её детях некое отражение Эсава)? Да и вражда между Йосефом и его братьями воспринимается не только как продолжение соперничества между матерями, но и ещё глубже, как продолжение вражды Яакова и Эсава в следующем поколении! Ведь и тут дело чуть не дошло до убийства! И даже сны Иосефа по поводу братьев выглядят как пророчество о реализации похищенного у Эсава благословения по отношению к нему же!

Нам это соперничество кажется таким анахронизмом: ведь все равно в их поколении все избраны (пусть и в разной мере), никто не отброшен, все сыны Израиля, отцы одного великого народа!

Однако насколько это ясно нам, настолько же это не было очевидно для них. Наоборот, весь опыт прошлого доказывал, что в каждом поколении избирается только один человек, прочие же отбрасываются, и в их поколении на такую роль явно напрашивался любимый сын от любимой жены – Йосеф, только он один. Все земные и небесные знаки свидетельствовали об этом однозначно, да и сам Йосеф не держал руки в карманах, а всеми путями старался реализовать это свое предназначение. Все земные и инфернальные силы объединились против этого баловня судьбы, испытывали его праведность тяжелейшей проверкой, враждовали против него и сбрасывали в яму за ямой. Казалось, сам Б-г и сатана ведут поединок за жизнь и судьбу этого человека, ставшего пупом земли, центром мироздания. А тем временем в безвестном и бесславном мраке рождается от Егуды и Тамар Перец, от которого через десять закулисных поколений прорывается на арену Давид, первый Машиах и праотец последнего. Это напоминает ложную шахматную атаку, которая на самом деле только прикрывает мат, внезапно падающий на голову соперника с совершенно забытого угла доски.… Недаром говорят, что шахматы – это игра богов…

Яаков был средней линией, совершенным сочетанием правого и левого фланга (представленных его дедом и отцом), и ему требовался такой же совершенный партнер в браке. Однако среди тогдашних женщин такой кандидатуры не нашлось. Б-г попросту расщепил её на Лею и Рахель, чтобы запутать злые силы (а заодно, по необходимости, и самого Яакова), направить их по ложному следу и ошарашить внезапным матом с неожиданной стороны.

У Леи были нежные глаза, зеркало души, потаенной внутренней сути человека. Рахель же была прекрасна во всем остальном, и именно она пленила взгляд и сердце мужа. Рахель обладала бросающимися в глаза благородными качествами в отношениях с ближним. Она могла выдать свою сестру, свою подмену, но предпочла подавить в себе такую естественную ревность к сопернице, чтобы не опозорить её. За это и Вс-вышний подавил Свою ревность к евреям за их идолопоклонство в период Первого Храма, и не погубил Свой народ. Лея же пряма с Б-гом и предана Ему, что менее заметно в земном быту. С её стороны немыслимо связывать какую-то проблему ни с человеком, ни с мандрагорами, ни с идолами отца-Лавана (как бывало у Рахели), а только со Вс-вышним, которому она так благодарна в своей непростой участи, в своей теневой роли, которая лишь в далеком будущем получит надлежащую славу.

Две жены – как две скрижали. Одна несет в себе заповеди между человеком и Б-гом, другая – между человеком и ближним. Обе, не ведая того, дополняют друг друга и лишь вместе являются совершенством, неразделимым целым. Таковы же и их дети, дом Леи и дом Рахели.

9. Между молотом и наковальней

С помощью Б-га и своего тяжелого труда Яаков добивается всего. Чужбина не только не ломает его дух, но он еще и становится богатым человеком, хотя начинал с нуля. Двенадцать детей венчают его достижения. Но, как нередко бывало в нашей истории, все это и сама жизнь висит на волоске. Лаван видит в нем (как и во всем вообще) лишь орудие собственного обогащения. И когда все мошеннические трюки не помогают, он готов на прямой грабеж и даже на убийство. Богатство превыше всего. Яаков решается бежать, но Лаван гонится за ним вместе со своим кланом. Не так-то легко избавиться от этого деляги! В бурном споре между Яаковом и Лаваном праведник открыто излагает причины своего бегства. У Яакова стопроцентное алиби: особый цвет его скота неопровержимо доказывает его честность. Эта плата оговорена заранее, и её нельзя перепутать ни с чем.

Б-г решил умножить его награду, распространив в приплоде именно эту масть. Правда, Рахель украла божков Лавана, но Яаков ничего об этом не знает, а Лаван не может найти. Лавану нечем доказать перед общими родственниками вину Яакова, а Б-г предостерег его накануне во сне от каких-либо действий против праведника.

Но не случайно имя Лавана Арамейца в перестановке еврейских букв дает его истинное значение: обманщик и негодяй. Лаван заключает с Яаковом договор о дружбе и ненападении, но сразу же после этого посылает, по преданию, своего сына к Эсаву, подстрекая его напасть на возвращающегося в Страну праведника и истребить его вместе с дочерьми и внуками самого Лавана! Именно поэтому гонцы Яакова застают Эсава с огромной бандой в четыреста головорезов, и все они уже выходят на перехват праведника…

Труден переход из чужбины на Родину, нелегко удостоиться её лона, и угроза гибели висела над головой возвращающихся испокон веков… Яаков молится Б-гу, открывшемуся ему в Бейт-Эле. Он делит свой стан, оставляя большие промежутки между семействами, чтобы в случае беды хоть кто-то уцелел. Он шлет щедрые дары Эсаву, намекая ему на то, что это и есть плата, компенсация за похищенное благословение, явную причину раздора. Яаков верен своей линии – поступиться частью материальных благ во имя духовных достижений, избегая ненужной тотальной конфронтации, погубившей Авеля. Однако ещё до встречи с физическим Эсавом предстоит Яакову длящаяся всю ночь (символ изгнания!) борьба с ангелом брата-врага. Ангел не может найти брешь в праведности единоборца, однако он повреждает бедро праотца. Близится рассвет, и глава ангелов требует отпустить его, поскольку он обязан руководить хором ангелов, воспевающих Б-га при восходе солнца над Страной.

Яаков соглашается только при условии, что тот благословит его. И он получает великое благословение, в котором подразумевается утверждение свыше и договора о покупке первородства, и благословения отца, полученного путем похищения. Более того, праведник получает весть о предстоящем изменении его имени. Яаков, имя с оттенком хитрости, превратится в Израиль, в прямоту с Б-гом, в прямой путь к Б-гу. Поскольку первенство и в высших сферах переходит к Яакову, глава ангелов также становится покровителем не Эсава, а рождающегося здесь народа Израиля. Однако проступки перед ближним не прощаются наверху, пока они не прощены внизу. При всех смягчающих и вынуждающих обстоятельствах Яаков должен ещё получить прощение у Эсава из плоти и крови. Стада-дары, стада выкупа и искупления уже в пути, а вслед за ними и сам Яаков выходит навстречу Эсаву добиваться умиротворения брата. Праведник не хочет стать ни Каином, ни Авелем, он ищет другой путь. И он достигает своей цели. Эсав примиряется с ним, по крайней мере, внешне, и даже пытается отказаться от даров. Однако Яаков убеждает его принять их: ”Прими моё благословение”– говорит он, намекая на плату, компенсацию за некогда похищенное. Эсав понимает и принимает, после чего Яаков должен предстать перед Б-гом в Бейт-Эле для окончательного утверждения своей великой миссии – построения народа Авраама и Ицхака, народа Б-жьего.

И тут начинаются странные задержки. Яаков строит в Сукот не шатер, не шалаш, а дом! Дом не строят на полустанке…

Но у Яакова есть извинительные обстоятельства: он хромает после борьбы с ангелом. Покой и лечение – естественное желание в такой ситуации. После долгого перерыва следующая остановка – Шхем. Тора подчеркивает, что туда Яаков прибыл целым, излеченным. И там он приобретает поле. Это тоже более чем странная покупка для полустанка! Яаков явно не спешит к Отцу небесному, ждущему исполнения обета в Бейт-Эле, и к земным родителям в Хевроне, в продолжении пути на юг. Почему?

Трудно решиться на окончательный переход Рубикона, на безвозвратное взятие на себя нелегкой еврейской судьбы, еврейской ответственности. Ведь и Лот, и Ишмаэль, и Эсав добровольно оставили Страну, отказавшись от трудного выбора. Ничто человеческое не чуждо и Яакову, поэтому он колеблется перед принятием рокового решения. Тогда и происходит несчастье с Диной, война со Шхемом и прямое повеление Б-га оставить колебания, встать и идти в Бей-Эль для выполнения обета, для принятия на себя вечной миссии. Только в Бейт-Эле окончательно утверждает Вс-вышний новое имя и новую суть Израиля, предсказанные ангелом.

10. Последнее соперничество

Яаков решается, после всех колебаний, перейти Рубикон, взять на себя тяжесть еврейской судьбы. Его изгнание и возвращение завершены, и, казалось бы, настал час заслуженного отдыха. Но у евреев в этом мире такая логика не работает. Испытания, конфликты и развитие, мыслительные и событийные, являются нашим уделом до конца.

По пути из Бейт-Эля в Хеврон, от Отца к отцу, умирает его любимая жена Рахель. Лея и её сыновья надеются, что теперь несправедливость будет исправлена, и Израиль утвердит свое местопребывание в шатре своей первой жены Леи. Но тот верен своей любви.

Если не Рахель, то её тень, её служанка Била и её шатер становятся прибежищем Яакова. Можно представить себе гнев и возмущение той решающей части семьи, которая связана с Леей. Кроме самой Билы и любимчика отца, Йосефа, первенца Рахель, только пока еще несмышленый младенец Биньямин не потрясен деянием Израиля. Первенец Леи Реувен совершает нехороший поступок по отношению к ложу отца, установленному у служанки, а не у первой жены. О содержании этого поступка расходятся комментарии, но ясно одно: Яаков никогда не простил Реувена, даже на своем смертном одре лишая его всех преимуществ первенца: Реувен не будет ни главным среди братьев, ни священником, ни двойным наследником. Следующие два сына Леи, Шимон и Леви, также впали в немилость за жестокую месть Шхему после надругательства над Диной.

Кто же счастливый наследник Авраама, Ицхака и Израиля? Всем ясно: Йосеф, живое продолжение Рахель. И тут разгорается конфликт между Йосефом и десятью братьями, который по остроте, пожалуй, превзошел вражду между их отцом и Эсавом, но оказался не только краткосрочным (в историческом масштабе), но и ложным в своей основе. Острота, непримиримость конфликта основывается на том, что связь с Б-гом для братьев, для всех братьев, не только самое главное в жизни, но и дороже жизни. От них не откупишься, как от Эсава. Но в этой же основе кроется и ложность конфликта: Б-г выбирает как раз всех тех, кто предпочитает Его всему остальному, поэтому отсев закончен. Этот факт сокрыт глубоко в недрах грядущего, а пока что все видят конфликт через призму прошлого, где в каждом поколении избирался только один человек. А Йосеф ещё и подливает масла в огонь. Мало того, что он любимчик отца, которому тот дает особую, царскую одежду, ограждая его от повседневных работ и обучая тайной мудрости. Йосеф ещё и отдаляет отца от десяти сыновей, распространяя перед ним дурные слухи о своих братьях. Не за это ли он наказан потом клеветой жены Потифара? А он ещё и подзадоривает, распаляет их ревность, хвастаясь своими царскими снами. Все, в том числе темные силы, убеждены в избранничестве Йосефа, и в его сторону устремляются стрелы не только братьев, но и судьбы. Кажется, что именно вокруг его фигуры разворачивается война миров, а в это время в благодатной тени появляется на первый взгляд бесперспективная линия Переца, из которой на десятом витке вдруг прорывается Давид, династия Давида.

А пока все прожектора сконцентрированы на вроде бы главном герое. Там безграничная любовь отца, и с ним во всем даже сам Б-г. Братья решают удалить непреодолимую преграду между собой и Вс-вышним, связь с которым, как и с отцом, узурпирует любимчик Йосеф. Узурпатор забрасывается в бездну забвения, в рабство египетское, но и там фортуна поворачивается к нему лицом, и он становится главным в доме своего сановного господина. Темные силы не могут смириться с его новым взлетом и натравливают на него жену Потифара, её запретную любовь, при любой реакции на которую падение обеспечено.

Понятно, что ничего не происходит, в конечном счете, без воли Б-га, и Йосеф делает правильный выбор. Он устоял перед великим искушением, не совершил тяжкий грех перед Создателем и не заплатил черной неблагодарностью своему египетскому хозяину. Йосеф предпочитает оказаться в тюрьме без греха, чем впасть и в грех, и в неотвратимое и заслуженное наказание. Страдая безвинно, он заслуживает себе возвышенную судьбу, великую плату в будущем.

А пока и у начальника тюрьмы становится он правой рукой, некоронованным правителем мрачного заведения, и тот греется в лучах Йосефова благословения свыше. Йосеф предназначен на царство, и в дополнение к ограниченным намекам на таковое посылает ему Б-г двух опальных и арестованных министров фараона, невольных учителей непростой близости к царю, придворного этикета, ментальности правителей. Йосеф же воспринимает это по-человечески, как возможность замолвить словечко перед фараоном через освобождаемого по разгаданному сну министра. Ничего плохого нет в том, что человек не полагается на чудо, а действует принятыми на земле методами. Проблема лишь во времени: Йосеф знает, что вельможа освободится только на третий день, поэтому нет смысла просить у него что-то сегодня же. Может быть, за два промежуточных дня сам Г-сподь извлечет тебя из ямы, почему же не полагаться на Него? Только на третий день логично обратиться к освобождаемому министру, ведь так и память о просьбе будет свежее…

Но Йосеф, как и первые люди, проявляет нетерпение, которое и наказывается двумя лишними годами заключения за два дня излишней поспешности. Впоследствии принцип “год за день” работает прямым текстом за грех разведчиков и завуалированным – в случае Моше, постившегося 120 дней (40 – за первые скрижали, 40 – за прощение евреев после золотого тельца, и ещё 40 – за вторые скрижали) и жившего 120 лет. “И дать им жизнь через голод”, по слову Псалмов (23:19).

Кто же такой Йосеф? И неизменный баловень судьбы, и мишень её отравленных стрел, ненавидимый братьями, оторванный с юности от семьи, брошенный дважды в яму, которая должна была стать его могилой… Какая еврейская двойная доля, одновременно и подымающая тебя до небес, и заставляющая окружающих бунтовать против каждого взлета… Что за загадка в нём: Эдипова неотвратимость Судьбы – или же уникальный шанс её поворота?

11. Поединок

Две силы внутри эмбриона еврейского народа поднимаются навстречу друг другу: Йосеф и Егуда. Каждый из них проходит свой долгий путь к своей вершине, пока они не оказываются противостоящими в неравном поединке: один – правитель полумира, скрывающий от соперника свою подлинную идентификацию, другой – некоронованный руководитель братьев, ядра души человечества.

Йосеф изначально предназначался на роль главы, однако братья видели в нем узурпатора связи с Б-гом и отцом, и он сам приложил руку к формированию такого образа. Поэтому его потенциал оказался выплеснутым из семьи, но из всех ям подымало его к величию как по мановению волшебной палочки.

Егуда сумел спасти жизнь Йосефа, подкупая враждебный инстинкт братьев выгодой, в результате действия которой смертный приговор был заменен рабством. Братья, принявшие его предложение, потом его же и обвинили в происшедшем. Так Егуда на своей шкуре испытал ответственность даже неформального руководителя, которому не дано скрыться за спины и стремления других, не дано отделаться полумерами.

Не только Йосеф, но и Егуда оказался отделенным от братьев, обособленным. Как и Йосеф, он тоже испытывался и несчастьями (смерть двух сыновей параллельно двум ямам Йосефа) и женщиной (Тамар).

Реувен, как формальный первенец, пытался руководить делами семьи, но его подход был слишком прямолинейным и плоским, а потому не имел успеха. Только к своевременным, назревшим и глубоким предложениям Егуды прислушиваются и отец, и братья.

Когда они спустились в Египет купить хлеб, то не могли узнать своего брата во всесильном правителе. Йосеф скрылся из их поля зрения безбородым семнадцатилетним юнцом, узнать которого в зрелом бородатом вельможе было невозможно.

Шел период династии Гиксос, когда Египтом правили выходцы из семитских племен Месопотамии. Тем более непонятными были для братьев подозрения в шпионаже (вечный спутник евреев в изгнании) и арест Шимона, особо “отличившегося” в свое время враждой к Йосефу. Требование странного правителя оказалось непререкаемым: только если приведете своего младшего брата, получите обратно заложника и докажете свою честность.

Отец любит и Шимона, но Биньямин, последнее, что осталось у Яакова от любимой Рахель, дорог ему, как зеница ока. Не только слепые чувства руководят отцом. Он убежден, что только Рахель предназначалась ему изначально, поэтому после Йосефа лишь Биньямин – его подлинный наследник, и Израиль никуда не отпускает его от себя, чтобы с ним не повторилась судьба пропавшего (растерзанного?) Йосефа, в котором Яаков не чаял души. Как отпустит он Биньямина к десяти братьям по следам первенца от Рахель, который настолько повторил и развил качества отца, но бесследно исчез?

Однако голод не тетка. Егуда берет Биньямина под свою личную ответственность, и все братья спускаются в Египет. Они полны темных подозрений, но правитель принимает их приветливо и даже устраивает им званный пир, раздает им дары, увеличивая в несколько раз свои подарки Биньямину, что должно пробудить зависть братьев к любимчику отца и белоручке. Хлеб куплен, братья возвращаются домой, и вдруг скачет гонец от правителя, обвиняя их в воровстве, причем не чего-нибудь, а гадальной чаши вельможи! Чарки и чары не случайно происходят от одного корня, недаром евреи избегают вина язычников…

Отрицания бесполезны, гонец устраивает обыск, в конце которого обнаруживает сакральный предмет в мешке Биньямина. Обвиненный в воровстве должен вернуться и стать рабом правителя. Что делать? Проще всего – присоединиться к обвинению: “вор сын воровки, язычник сын язычницы” сам накликал на себя беду! Ошибка отца доказана! Божки Лавана перевоплотились в гадальную чарку египтянина! Непререкаемость этой событийно-эмоциональной логики отвергается Егудой, который на этот раз увлекает за собой братьев по совсем другому пути: пришло время, когда сбывается пророчество Авраама, и мы все должны добровольно разделить Биньяминову участь… Братья возвращаются.

Однако правитель совсем не рад щедрому предложению. Он ничего не имеет ни к кому из них, отправляет всех домой кормить свои семьи, и только “провинившегося” Биньямина хочет оставить у себя. Значит, не реализация Авраамова пророчества происходит тут, и даже не искупление вины за историю с Йосефом через добровольное принятие на себя его беды.

Отец не выдержит повторения той истории… Что делать? Все взгляды невольно устремляются на Егуду. Он выходит вперед. Однако его попытки убедить правителя не удаются, и тогда он выкладывает последний козырь: самого себя, как замену Биньямина на рабскую долю. И вдруг непреклонный вельможа ломается. Он прогоняет своих слуг, он плачет и говорит странные слова: “Я Ваш брат Йосеф”. От потрясения братья не могут осмыслить происходящее. Добровольная жертва, как и раньше, вдруг оказывается ненужной. Что произошло? Каков был замысел Йосефа, и что нарушило его инкогнито?

Йосеф видел в десяти братьях коллективного Эсава своего поколения, воспринимал их вражду как продолжение вражды Эдома к Израилю, отброшенного – к избранному. Да и какие основания были у Йосефа после всего происшедшего с ним усомниться в своем явном избранничестве? Единственный, кто остался ему предан в разлуке, был единоутробный брат Биньямин. Не постигнет ли его такая же участь? И не нужно ли детям Рахель объединиться, чтобы в благодатном инкогнито, без вражды, произрастить из себя народ Израиля? Значит, надо вытащить к себе бережно хранимого дома Биньямина, оставить его у себя под благовидным предлогом, а остальных братьев отправить подальше к своим семьям, чтобы губительная ревность навеки оставила сынов Рахели.

Ни ума, ни хитрости, ни власти Йосефу не занимать, поэтому спектакль был проведен блестяще. И вдруг выходит на авансцену Егуда, и одной своей фразой меняет ход истории, ломает не только великолепный сценарий, но, пожалуй, и саму Судьбу. Далекий, непонятный и горделивый правитель чужой империи вдруг оказывается рыдающим братом.