Горький вкус родных рябинок

– Нет, чтобы поберечь деньги. Или на «книжку» положить. Всё целее были бы.

Но Аришке с Андреем такая бережливость не показалась разумной. И они дипломатично промолчали, уставясь в свои кружки, и втайне надеясь, что бабушкина установка не собьёт их весёлую мамку с намеченных целей.

Бабушка махнула рукой и повернулась к своей печке.

В полутёмной комнате огонь казался особенно ярким, и освещённая, просторная, ещё порожняя печная внутренность предстала перед детскими взорами знакомым зрелищем.

Вот бабушка потянулась к ухватам, выбрала самый широкий. И на металлическом цилиндрике в печь поехал самый большой котёл, в самый дальний угол. В нём еда для коровы.

Следующие котлы поменьше – для поросят, для коз, для кур. Их бабушка ставит башенкой один на другой тоже куда подальше.

Иногда ухват дёрнется, и из-под крышки котла прольётся и зашипит сердито вода. Но бабушка живо поправит покосившуюся башенку.

Наконец, пошли небольшие котелочки с едой для людей. То есть для Аришки, для Андрея, для бабушки и всех, кто случайно или целенаправленно заглянет в этот, всегда открытый для гостей, дом. Сегодня будут готовиться щи да картошка тушённая. А для детей ещё и каша пшённая.

Аришка с Андреем имели отличный аппетит, редко от чего отказывались. И позже, конечно, попробуют и горячие щи с золотистыми маслеными кружочками, и рассыпчатую картошку с поджаристой корочкой сверху, и ароматную кашу, которая так, как в русской печи никогда нигде не получится.

Заглянут они и в большие котлы, попробуют и коровью, и поросячью еду. Нормально, вкусно. Особенно приятен запах пара, когда мнёшь мелкую картошку, сваренную в мундире. Она мягкая, легко поддаётся широкой толкушке с длинной ручкой.

А потом, уже перед сном, бабушка вновь будет заполнять котлы и котелочки новой порцией продуктов, чтобы утром осталось только поставить их в печь.

А Андрей с Аришкой будут сидеть рядышком на невысокой скамейке, и наблюдать, как бабушкин острый нож с тонким лезвием ловко отделяет спиральную кожуру от картошки. Кожура попадает в большой котёл для коровы, а картошина летит и весело плёскается в маленький, где уже собралась целая компания таких же беленьких кругляшей. Андрей выберет себе картофелину и грызёт сырую. Аришка тоже пробовала, но никак не получалось вызвать гастрономический интерес к этому блюду. Не лежала душа есть сырую картошку и всё тут.

Так и появилась первая неразделённая любовь. Неразделённая между братом и сестрой, а пока всё остальное они дружно и поровну поделили.

3

Днём дети запросили у бабушки:

– Можно к мамке пойдём?

– Идите, она как раз с Маковского должна приехать.

– Ух, ты! Давай, Андрей, скорее обувайся.

Аришка поставила перед братом резиновые сапоги. И свои натянула. Недолго полюбовалась их блестящей, ещё новой поверхностью. Красные. Сбоку уточка изображена.

Вскоре дети шагали по дороге, топча весеннюю грязь и испытывая самые значительные лужи.

– Во, Ариш, море целое. Перейдём?

Аришка скользнула взглядом по стальной поверхности, скрывающей непредсказуемый рельеф дна, попыталась оценить неизвестность.

– Пошли.

Взявшись за руки, дети медленно вошли в лужу. Под ногами чавкало что-то мягкое и засасывающее, сапоги постепенно погружались в глубину, вода стягивала обувь и холодила ноги.

Голенища сапог уже едва торчали над водой, когда Аришка приняла решение:

– Поворачиваем, а то потонем.

Развернувшись, ускорили шаг, стараясь побыстрее выбраться из опасной лужи, начерпали ледяной воды и вскоре были на берегу.

– Ариш, у меня вода в сапогах.

– У меня тоже. Давай разуемся и выльем.

Нашли более-менее чистый пригорок с рыжей прошлогодней травой, разулись, потрясли сапогами, из которых вылилось немного воды, и побежали к мамке.

4

Маму звали Алла. Была она молодая, красивая, весёлая, любила шумные компании и застолья.

Недавно она с детьми переселилась в новый дом. Это было не первое их место жительства.

Деревня Рябинки делилась на две части – старинная, где жила бабушка, там были частные дома, и новая, поселковая, где построили советские жилища одно, двух- и, даже, один дом трёхквартирный, которые принадлежали колхозу и местному ПМК. И колхоз, и ПМК щедро делились этими квартирами и домами со своими работниками. И одни работники, выбрав дом, в нём и проживали, другие же, как их мама, всё никак не могли определиться и переезжали с места на место, благо было много свободного жилья.

С отцом мама как раз находилась в процессе развода. Ссорились, ругались, иногда дрались. Однажды Аришка поучаствовала в такой драке.

Мамка с отцом сцепились, а она, желая заступиться за слабую мамку, ударила отца кулаком по спине. Ударила и обожгла кулак. Но не физической болью, а стыдом. Больше в драках не участвовала. А, впрочем, больше драк на её глазах и не было. О них она иногда узнавала из весёлых рассказов матери, когда та делилась деталями с Инкой Талалаевой или тёть Таней Окуневой. И в них ничего страшного уже не было.

Процесс распада семьи был недолгим, но неприятным, как ему и полагалось быть. Дети чувствовали его неизбежность. Мама была категорична. Но отец не сразу сдался, он любил свою красавицу жену, хотя уже безответно. Его качества – ум, доброту, порядочность, мама оценила гораздо позже, когда жизнь стала клониться к закату, когда многое из того, что казалось смешным и забавным, оказалось пустым и глупым.

И теперь он ещё раз попытался вернуть отношения. Но мама тут чётко обозначила границы и понастроила преграды.

Со смехом рассказывала своей подруге Инке:

– Стучится, а я двери закрыла. Уходи, говорю, а он «не уйду». Видела, у меня возле двери в веранде стекла нет в маленькой форточке? Я кулаком в эту форточку: уходи! Уходи! Он плюнул и ушёл.

И ушёл. Уехал к родителям на свою родину. Поставил точку.

5

Дома детей ждали сюрпризы и приятности.

Во-первых, мамка привезла им целую картонную упаковку мороженого. Оно было подтаявшее и расплывалось в сладкие белые лужицы. А вафельные стаканчики местами были совсем раскисшими, в них густые белые горки были уже не холодные, мягкие и очень приятные на вкус. Словом, ещё неизвестно, какое мороженое лучше – замороженное или подтаявшее.

Во-вторых, в комнате стоял прозрачный целлофановый мешок с кукурузными палочками. Не пакетик и не пакет, а самый настоящий мешок. Размером он был с Аришку, ну, не с Аришку, а с Андрея, ну, может быть немного поменьше.

После мороженого кукурузные палочки елись с большим трудом. Но тут их развесёлая мамка ввела в дом целую стайку Аришкиных и Андреевых подружек. Выглянув на улицу, она их увидела на дороге. Те играли в «Кашу-малашу».

Игра заключалась в том, что нужно стоять в подходящей грязи, которая должна быть мокрая в нужной мере, и топтаться в ней, поочерёдно поднимая и опуская ноги. Важно ноги не слишком приподнимать, а лишь слегка оттягивать вверх, приговаривая при этом: «Каша – малаша, каша – малаша». И ноги будут всё глубже и глубже проваливаться в весеннюю дорожную грязь. А потом в подходящий момент, а какой момент подходящий, каждый решает сам, нужно вылезти из того, во что засосало. И это непросто. Иногда приходилось вылезать по частям, то есть, сначала ноги, а потом уже пустые сапоги.

Так вот, мама прервала их игру и пригласила всех в гости. И вскоре куча грязных сапог стояла у двери, а вся эта компания грызла кукурузные палочки. Все, более-менее глубокие тарелки были в этом задействованы. А тут ещё и кстати сказка по телевизору началась. Чёрно-белая девочка в ней пела весёлые песни, размахивая корзиной с пирожками. И если у любого и каждого из жующей компании спросить, какого цвета шапочка была у этой девочки, все с уверенностью сказали бы, что красная. Это чётко и ясно было видно даже по чёрно-белому телевизору.

Аришке было и хорошо, и, всё же, неприятное чувство просачивалось в сердце. Ей было жалко, что мамка такая весёлая и щедрая для всех, а не только для них с Андреем. Но, впрочем, это чувство было не настолько сильным, чтобы испортить такой чудесный день.

6