Законы высшего общества

Вариантов было немного: сбежать подальше, в глушь, в избушку на Алтае без электричества, водопровода, с туалетом под кустом, либо застрелиться. Как Маяковский. Тогда ее хоть будут помнить молодой и отчаявшейся, сложат о ней легенды и снимут документальное кино. Сценарий, правда, лучше написать прямо сейчас – а то пустят фоном какие-нибудь завывания, и пожилой диктор будет шамкать и бормотать под нос высоким штилем.

Все это – не жизнь. Каторга.

Она ведь мечтала творить. Играть. Дарить радость.

Звучит, конечно, чертовски патетично, но она ведь актриса, а актрисы учат роль, вживаются в нее, а потом исполняют на сцене – под аплодисменты публики. Актрисы спят до часу, снимаются для журналов, дают интервью и принимают восторги поклонников, а она, Настя, как добросовестная крепостная, встает в девять утра, едет в офис и, как все эти менеджеры на грани нервного срыва, психует в пробках.

Сначала было тяжело, а потом Настя привыкла к мысли, что легче уже не будет. И Алик-искуситель был прав – с деньгами она чувствует себя намного увереннее.

Конечно, иногда хочется собрать сразу всех сценаристов, поставить их к стенке и – ба-бах! – потому что сценаристы – это такие люди, которые нарочно переписывают «Унесенные ветром» так, чтобы было неинтересно.

И если еще можно найти инвестора, режиссера, актеров, то сценаристов хороших, видимо, просто не бывает. Может, до сих пор работает стратегия Рейгана по развалу СССР – он же актером был в свое время, вот и решил, что Россия – обалденный плацдарм для экспорта голливудского кино.

Такое ощущение, что всех этих авторов в институтах всему учат наоборот – им ведь даже принципы Аристотеля невдомек: кульминация у них в начале, завязка в конце, а развязки просто не существует – кому надо, тот поймет.

Ну вот, прислал тут доморощенный Тарантино шедевр: начинается все массовой резней, на следующих пяти страницах у героя убивают семью – родителей, детей, жену и даже четвероюродную тетю Мусю из Бобруйска, а оставшиеся сто девяносто три страницы герой на каждом листе пытает до смерти как минимум троих – оптом.

Такое почитаешь – на улицу выходить перестанешь в опасении, что где-то неподалеку шастают кровожадные авторы.

Девочки очень любят писать про секс и нечисть. Одна дамочка каждый месяц присылает очередную версию истории о проститутке-вампирше, которая отчаянно занимается оральным сексом с клиентами. Ключевая фраза: «От острого наслаждения, пронзившего его тело, он готов был умереть».

И, разумеется, не избежать зажигательных историй о новобранцах, напившихся до такого состояния, что на танке доехали до Польши, а там – секс, водка, рок-н-ролл. Причем шутки все, ясное дело, заимствованы из других комедий.

Конечно, работа была – и это уже хорошо, спасибо маме, папе и Господу Богу, но все эти сериалы и фильмы по книгам русских беллетристок давно уже превратились в рутину.

Много чего превратилось в рутину. Иногда Насте даже казалось, что психотерапевт ее закодировала – или загипнотизировала, потому что после того жуткого срыва все было вроде и хорошо, а вроде и никак.

Нет никакой золотой середины. Золотая середина наполовину – это Боря, которого Настя очень старалась полюбить и даже полюбила, но лучше бы он ее удочерил – тогда ее нежная привязанность была бы к месту.

Середина – это все «драмы», которые она выпускает и в которых играет, потому что нет фильмов: все эти истории с фестивалями, премиями, премьерами и рекламами – просто «материализация» от графа Калиостро, трюк и мошенничество.

А правда заключается в том, что ей, Насте, скучно.

Ей тридцать четыре года. Недавно она смотрела «Снимите это немедленно!» и подскочила на кровати, когда узнала, что героиня, замученная женщина на вид лет сорока пяти, с головой, не ведавшей шампуня, – ее ровесница. Ну, не может этого быть! Если поставить их рядом, Настя будет выглядеть, как ее внучка.

Настя хотела праздника.

Но цирк уехал – она осталась в одиночестве.

Подруги-актрисы вышли замуж, прописались на страницах модных журналов и говорить с ними можно лишь о революционной форме каблуков «Луи Вьюиттон» от Марка Джейкобса.

Друзья-актеры втягивают животы и подсчитывают калории.

Новые друзья из коммерсантов очень, конечно, милые ребята, но нет в них искры божьей.

Единственная радость: приехать на дачу, оседлать гидроцикл и рассекать по водным просторам – от Клязьмы до Пироговского водохранилища, навстречу горизонту. А лучше всего – мчаться на закат или на рассвет, когда впереди только солнце, и ветер дует, и в брызгах играет радуга, и тебя несет по волнам, и ты понимаешь, что счастье – это очень просто. Но стоит выйти на сушу – и мираж развеивается.

Раньше, в детстве, Настя думала, что счастье – величина постоянная: стоит прославиться, заработать немного денег, утвердиться в этой жизни – и все, нирвана. Но оказалось, что ощущение это крайне зыбкое, а хрупкая гармония не надежна, как прогноз погоды, – ждешь одного, а получаешь такую абракадабру, что проклинаешь мгновение, когда папа встретил маму.

Настю в очередной раз тряхануло на колее, и, наконец, она остановилась перед воротами. Ворота распахнулись, и она заехала во двор.

Уф-ф! Наконец-то можно расслабиться. Это ее тайный сад, место ее силы. Здесь не существовало Москвы, инвесторов, сценаристов и прочих упырей, здесь ей в голову приходили только увлекательные мысли и всякие смешные фантазии. Это ее царство-государство, ее цитадель – никаких на фиг родственников, детей и деловых переговоров.

Сейчас полвторого, она пойдет на пляж, накупается, пока ноги не сведет, купит куриный шашлык в палатке у Валеры – пожилого армянина, и салат у Нины – усатой татарки, поваляется на пляже, а вечером устроится в шезлонге под липой, вытащит из багажника мешок книг и будет их все читать по очереди, через страницу – чтобы потом одна из них превратилась в фильм.

Настя загнала машину в гараж и переоделась в один из своих белых купальников – всего их было десять штук, и все одинаковые: Настя купила их на всю жизнь, так как мода на подобный фасон последний раз была в 1962 году после появления в таком Урсулы Андерс, девушки Джеймса Бонда в легендарной сцене на берегу острова Доктора Но.

Настя же случайно увидела купальник в витрине спортивного магазина и поняла, что надо брать, пока дают. Больше ничего подобного она не встречала.

Полотенце, крем, минеральную воду и кучу всякой ерунды она запихнула в красивую голубую сумку и отправилась на озеро.

Пляжная жизнь была в разгаре. Народ подтянулся из московского смога, расположился, выпил пива и вкусил большую часть радостей лета. Настя оставила вещи рядом с какой-то мамашей, разбежалась и нырнула прямо в кучу того, что нагнали волнами яхтсмены. К середине дня к берегу сгоняет ветки, листву, всякие гнусные водоросли, зато от катеров по водохранилищу ходит настоящая морская волна.

Поплескавшись минут двадцать, Настя устроилась на полотенце, закурила и ни с того ни с сего вспомнила Алика.

Последний раз она видела его в обществе странных малолеток, в белом костюме – настолько белом, что Алика можно было снимать для рекламы каких-нибудь порошков или отбеливателей, с сигарой и конским хвостиком. Они сумбурно пообщались, а через год Насте сказали, что у Алика неприятности, он пропал, но, по слухам, живет в Коста-Брава и снимает там порно.

Все это было как-то нелепо, но в его стиле. Соня была совершенно права – он аферист, и куда его нелегкая вынесла, даже сам Господь Бог, наверное, не хочет задумываться.

Так странно. Алик был важной частью ее жизни – он сделал для нее больше, чем кто бы то ни было, но вот его нет – и ей наплевать. Он превратился в располневшего, полысевшего мужчину, который, что самое ужасное, скрывает плешь с помощью длинных волос. Он потерял класс. А возможно, никогда и не имел его – просто Насте тогда казалось, что Алик – это весь мир: рестораны, магазины, парикмахерские и сколько угодно колготок, которые могут рваться в любой момент – купим новые, а она – песчинка, у которой нет ничего, кроме амбиций и болезненного желания работать на публику.

А сейчас с Настиных высот можно обозреть и Бразилию, и Антарктиду, и даже заглянуть в гостиную Моники Белуччи, с которой Настя подружилась в Каннах, а бедный Алик, который, как она надеялась, все-таки снимает в своем Коста-Брава порнушку, а не удобряет подмосковные земли, из своего окошка видит крошечный уголок – две капли моря и один лучик солнца.

Наверное, она может собой гордиться. Только вот она действительно перестала понимать – чем именно. Семьи нет. Детей нет. И не хочется пока. То есть ничем не разбавить ни печаль, ни тоску. Был бы у нее ребенок, она бы думала, что живет для него, что должна, не имеет права хандрить и капризничать. А так… Что-то надо менять – и как можно быстрее, потому что еще одного нервного срыва она не переживет.

Тогда она просто слегла. Лежала неделю, пока не поняла, что нет у нее близких, которые за волосы вытащат ее из отчаянного уныния. Пришлось сдаться врачам, которые вскрыли ей душу, препарировали и с интересом рассматривали все, что болит, – как будто Настя не живой человек, а «случай № 54». Она вспомнила все, что хотела забыть. Расковыряла все болячки и засыпала их солью. Аккуратно разложила грязное белье и наклеила ценники.

Страшное время. Два года на грани самоубийства. За эти два года она взяла два кредита, которые почти стоили ей жизни, сняла второй фильм и первый двадцатичетырехсерийный сериал, который годом позже оказался пятидесятисерийным – дело пошло.

Она изменилась так, словно сначала лежала парализованная, а потом вскочила, побежала, накачалась, как Мадонна, и сплясала «Жизель». Настя обнаружила, что запросто сможет торговать оружием и наркотиками – такие у нее стали железные нервы.

Но внутри она бережно хранила себя прежнюю – нежную, робкую, наивную девицу, которая мечтала лишь об одном – выйти на сцену и сыграть Джульетту.

Ее и саму уже измотали эти противоречия, но не могла же она окончательно превратиться в деловую женщину, у которой в голове сплошной реализм и столбики цифр, потому что, то ли к радости, то ли к сожалению, – это не ее амплуа.

Настя затушила сигарету в карманную пепельницу, украшенную эмалью, опустила очки и огляделась по сторонам.

Парад образов.

Слева – две подруги, классика жанра, блондинка и брюнетка. У блондинки – прическа в стиле группы «Виагра», у брюнетки – черные как смоль, прямые волосы ниже лопаток. У обеих проститутские узоры на ногтях – со всей бижутерией: стразы, брелоки, цветы. Ну, и купальники, переливающиеся и каменьями драгоценными, и каким-то особенным материалом, сияющем на солнце, и все в шнурках-завязках. Настоящие женщины. Женщины проводили время весело: грызли семечки и таращились по сторонам. Друг с другом переговаривались изредка. Их интриговал молодой человек брутально-метросексуальной внешности: загорелый атлет, стильные «боксеры», зеленое – модного в этом сезоне оттенка – полотенце и классная сумка от «Гуччи». Атлет все понимал про интерес к себе – соперничать с ним могли только затрапезные молодые люди с теплым пивом и волосатыми подмышками, два подростка в прыщах и трио крутых пацанов в спортивных очках, классических плавках со слегка нависшими над ними животиками и магнитофоном, в котором шумел Серега.

Держался атлет надменно, проявляя незначительное внимание лишь к девушке в черном бикини. Девушка в черном бикини со стразами – куда без них! – в очках с огромной пряжкой «Шанель» и в босоножках на каблуках (!) держалась так, словно в кустах прячется бригада фотографов из «Вога», снимающих рекламу наимоднейших купальников от кутюр, – принимала позы, надувала губы и делала вид, что в радиусе километра никого на пляже нет.

Еще были две молодые мамаши: одна, худенькая, совершенно не обращала внимания на то, что ее беспардонного малыша ненавидит весь пляж – милый ребенок мог подойти и запросто, по-соседски, треснуть отдыхающего лопаткой по голове. Вторая – с белыми, как кефир, рыхлыми ляжками пятидесятого размера, то надевала на детеныша панамку, то меняла ему трусы, то убирала волосы с лица – совсем замучила малышку.

Настя из-под очков косилась на атлета – такой экземпляр не грех затащить в гнездо, но сработало проклятие – пляжный Аполлон не обращал на нее внимания. Отчего-то к Насте никогда не приставали на улице – приличные люди.

В юности, лет в пятнадцать, в метро к ней липли только маньяки, которые все норовили прижаться сзади, либо педофилы, клюнувшие на юный возраст.