Царская дочь

Брат Женя, как это ни странно, оказался местным, а не заезжим. Он родился в Балашихе, а жил у жены в соседнем Ванино. У котельной он свернул налево.

А дома Екатерину и впрямь ждало обильное благословение – Родион. Он поругался со своей сожительницей Кариной и решил заночевать у них.

Оба были пьяны. Максим вёл себя дурачком, и Катя умоляла не шуметь, не выставлять их идиотами перед украинскими оккупантами!

– Как же вы боитесь своих квартирантов! – издевался Родион. – Слушай, а познакомь меня с Оксанкой!

– У неё уже сожитель есть.

Оксана работала в соседнем Королькове, и возвращалась в начале десятого вечера. Перед этим она всегда вызывала Серёгу встречать её с электрички.

В двери заскрипел ключ.

– Ну-ка, дай-ка я с Оксанкой поздороваюсь! – сказал Максим и встал.

– Не ходи! Не позорь меня!

– Это у вас каждый день такое? – с издёвкой спросил Родион. – Эх, Кать, не завидую я тебе!

– Так ты же сам наполняешь его водкой, чтобы над ним смеяться! – сказала Михайлова.

– Да я его просто угостить хочу, а он напивается.

И тут из Катиных глаз сами собой потекли слёзы. Как там, в учебнике природоведения: капельки воды медленно копятся в атмосфере. А по химии: для взрыва нужна какая-то провокация, например, искра. По физике: для ядерного взрыва необходимо нарастание критической массы. Господи, плакать перед этим молдавским уродом, который этого добивается!

– Смотри, Макс, – перевёл разговор Родион, – Катька-то у тебя в самом соку. Как бы ни увёл кто…

Ночь выдалась ужасной, – спать пришлось втроём в одной комнате. Максим всегда забирал себе лучшие «лежанки», подушки и одеяла. Сейчас, когда все комнаты были заняты под коммерческий найм, муж спал на диване, а Екатерина – на разваливающемся спальном кресле, и Максим не спешил его чинить. Для себя он всегда всё хорошо оборудовал.

А в этот раз в кресло уложили Родиона, а Кате пришлось делить узкое ложе с мужем. Диван раздвигался, но Максим уже давно выкинул отслуживший своё поролоновый матрац. Муж не давал ей спать, Катя ругалась, кричала, а Родион смеялся:

– Я думал, это Макс пьяный орёт, а это Катька, оказывается, кричит!

Он убрался к себе в Камволино лишь в обед. Жизнь в это время стала серой и невыносимой, как эта оттепель…

***

В воскресенье зажгли вторую свечу – вифлеемскую, символизирующую возвращение Иосифа и Марии с переписи:

Адвент приходит в гости к нам -

Вторая вот свеча.

Друг друга мы прощать должны,

Христос нам завещал!

Из Иркутска вернулся пастор и рассказал о посещении родственников:

– Есть ещё у нас и третья группа родственников. Они живут в частном секторе. К ним никто не ходит, и они ни к кому не ходят. Звонок не работает, собаке было лень на меня лаять! Мне они были не рады: чего ты пришёл! И только лишь одна маленькая девочка заинтересовалась вестью о Боге!

Катя развеселилась. Ну, просто про неё!

И снова хлебопреломление. Алексей предложил каждому помолиться с возложением рук за соседа, у которого что-то болит.

К ней подошла стройная белокурая девушка и любезно предложила помолиться за неё. Звали её Эрика.

– Вы немка?

– Нет, русская.

Вадим или Дима, маленький сопастор в синем пиджаке, пригласил:

– Выйдите все те, у кого был день рождения в октябре и ноябре.

Им подарили по календарю.

У Михайловой всегда было отличное настроение, когда она уходила из церкви. (После детей Божьих становилось как-то тошно). А здесь она просто окуналась в прошлое, которое всегда кажется слаще. (Хотя изначально и была какая-то тоска по «старому коллективу» в силу привычки).

С Оксаной Катя не общалась, она её побаивалась, хотя квартирантка вела себя с нею подчёркнуто почтительно. А вот Никой они много разговаривали. Бертяева, как и она, любила читать. (Да и Оксана – тоже: она забрала себе фантастику Максима, и очень удивлялась, что книги сейчас выбрасываются!)

– Мне от дяди досталась хорошая библиотека, – задумчиво вспоминала Ника. – А читать я полюбила после того, как прочла «Белую ворону», это про девчонку…

– Я тоже часто её читала! – обрадовалась Катя. – У меня есть друг, он работал депутатом. Мы с ним тоже меняемся книгами. Каждый всегда выбирает то, что для него важно.

Но сегодня жиличка агрессивно рассказывала, что у неё на Западной Украине несколько квартир с евроремонтом, кое-что родственники по бедности продали, но всё равно ещё осталось.

– Я, вообще-то, предприниматель, и без дела долго сидеть не могу, – с вызовом говорила Бертяева. – У меня была химчистка…

Все они оставили в своём СНГ большой бизнес, особняки, и приехали сюда в ужасной обуви! «Блеф СНГ», была такая рубрика в газете «Завтра». Но Михайлова её уже давно в руках не держала.

– А ещё я – юрист, правда, без образования. Ко мне все обращаются за консультациями… Помню, как я здесь болела, а полиса нет! Отец вызвал «скорую», а она не везёт! А у меня – температура сорок! Но мне сказали: мы вызовем вам завтра врача из поликлиники. В больницу меня взяли, вылечили…

В этот же вечер намечалась воскресная школа. Ника тоже была верующая, но Катя не стала её приглашать.

На Украине у неё остались друзья-адвентисты, но сама Бертяева была православного вероисповедания. Предки же – старообрядцы, прыгуны. Михайловой это было странно: она считала, что все хохлы – какие-нибудь язычники, поклоняющиеся салу.

Но адвентистов Бертяева костерила за большие поборы с прихожан:

– Представляешь, идут по рядам с мешком и собирают деньги кому-нибудь на лечение!!!

– Это же хорошо, если в коллективе о тебе заботятся.

У самой же Ники дети на Украине болели.

– У Насти сейчас тромбоцитопения. Они всё золото заложили. У неё это хроническое. Помню, в детстве принесли её с качелей, а она вся синяя. А врачи – дураки, не могут диагноз правильный поставить!

На воскресной школе было две бабушки и женщина помоложе, Катерина Ивановна. Та работала страховщиком, и при случае выпендривалась, что все на работе смеются над её «Хундай-Солярисом»: «Что же ты ездишь на такой машине, купи новую!»