Наследница Дивной усадьбы

– Извиняйте меня, барыня. Я не смотрю! – Он торопливо приблизился к окну, где стояла снаружи нежданная гостья. – Марья Лукинична?! Ты чего здесь?!

– Пусти в дом, Прохор! – взмолилась она. – У тебя дверь на замке!

– Сейчас отопру, – кивнул мужик и проворно вышел прочь, чуть прикрыв дверь.

Приход женщины немного отвлек меня от боли. Я слышала в приоткрытую дверь, как лесник спросил ее, как она очутилась ночью около его жилища.

– За грибами пошла да заблудилась. Едва из чащи вышла. И прямо к твоей избе.

– Это Бог тебя послал! – заявил мужик. – У меня барыня наша! Рожает она, я уж бежать в деревню за бабкой Зинаидой хотел! А ты тут как раз и пришла на удачу.

– Так та девка в спальне – Любовь Лексеевна? – удивилась женщина. – Я подумала, то женка твоя.

– Какая женка, Марья? Мне уж пятый десяток идет! Они с Палашкой тоже заблудились, как и ты, а у нее дитятко надумало выйти. Мучается бедная. Ты давай быстро руки мой, и к ней ступай.

Далее я не услышала, что они говорят, так как очередной приступ боли лишил меня понимания реальности. Я закричала, потом хрипло застонала, кусая до крови губы. Казалось, что все внутренности разрывает на части.

Когда чуть очухалась, увидела, что рядом с кроватью стоят Палаша и та самая черноволосая женщина.

– Барыня, это Марья, она повитуха, в самой дальней деревеньке живет, – объяснила мне горничная.

– Доброго здоровьица вам, барыня, – сказала приветливо женщина, заискивающе улыбаясь. – Я помогу вам разродиться.

Услышав слова женщины, я обмерла от неожиданной радости. Неужели высшие силы в этом мире сжалились надо мной и послали повитуху? Прямо к домику лесника, чтобы помочь мне? Это было какое-то чудо!

Спустя несколько минут Марья вернулась ко мне. Она только вымыла руки и сняла верхнюю одежду и платок. Дала указания Палаше, что приготовить еще для родов, и та ушла.

Женщина быстро осмотрела меня, заявив, что дитя уже совсем низко, недолго осталось. Ее слова немного утешили меня.

– На колени встаньте, сладенькая, – велела ласково Марья, придерживая меня и помогая подняться и принять нужную позу. – Теперь ноги пошире разведите и выдыхайте сильно, всем телом. Так легче же?!

Я судорожно кивнула и правда ощущая, что теперь при каждом новом приступе боль не так сильна. Повитуха, задрав мою рубаху, заглядывала внутрь моей промежности и осторожно давила на живот, помогая младенцу скорее выйти.

– Сильнее тужьтесь. Дитятко уже совсем низко.

Слушая ее, я старалась все делать, как она говорила, снова и снова тужилась из последних сил, сбивчиво дышала. Пот лился по моему лицу. Но в этой позе действительно было лучше, чем лежа. Вес ребенка и само мое нутро давили вниз, выталкивая младенца наружу.

– Умница, умница, еще, еще, – хвалила она, подбадривающе улыбаясь. Проверяла осторожно руками мою промежность и в какой-то момент сказала: – Уже головка выходит, еще немного. Давайте, яхонтовая моя, еще немного надо потерпеть.

Я еще несколько раз потужилась и вдруг ощутила, что что-то тяжелое и жесткое вышло наконец из моей промежности.

Повитуха умело подхватила младенца руками, чтобы он не травмировался. Она чуть подняла ребенка, перевернула его на живот и пару раз похлопала по спинке и ягодицам. Дитя закашлялось, сплевывая околоплодную воду, и громко закричало.

– Здоровенькая девка! – воскликнула умиленно Марья, улыбаясь.

Она быстро перерезала приготовленным чистым ножом пуповину и закрутила ее в узел на животике малышки. По ее умелым действиям я поняла, что это опытная повитуха, наверняка она приняла на своем веку не одну сотню детей. Это порадовало меня, и я облегченно выдохнула, устало присела на кровать.

Обратив на меня взгляд, Марья ожидала реакции. Я же недоуменно и заторможенно смотрела на нее, ощущая, что боль почти стихла. И хрипло дышала, смотря на женщину с ребенком на руках. Она же, видя, что я еще не пришла в себя, начала обтирать дитя влажными тряпками от крови. Я следила за ее действиями, уже упав обессилено на кровать, и только спустя минуту тихо спросила:

– Это девочка?

– Да, доченька ваша, сударыня. Такая пригожая и здоровая. Вон как кричит!

Глава 5

Малышка и правда заходилась громким криком. Плакала, явно чего-то требуя.

Я находилась в каком-то полуобморочном состоянии от усталости и пережитой боли. Но отчетливо осознавала, что родила дочь. Это вызывало у меня радостное ликование в душе.

Едва попала в новый мир, и уже в первые сутки сбылась моя самая заветная мечта. Я родила дочку! Дочь, о которой грезила всю свою прошлую жизнь. Двух сыновой я тоже любила, но все же всегда мечтала о маленькой девочке. Третий ребенок у нас с мужем не родился. Долго я пыталась забеременеть, не теряя надежды родить дочку, но ничего не получалось. Я не могла зачать долгое время, а потом доктора сказали, что уже поздно и у меня начался климакс. Оттого пришлось смириться.

Но сейчас, в этой новой жизни, судьба преподнесла мне такой дар – долгожданную доченьку. Я ощутила, как мое сердце наполняется материнской радостью и счастьем. Чувствовала себя ребенком, который получил долгожданную заветную игрушку, которую долгое время родители обещали, но не покупали. Только моя милая доченька была во много раз желаннее.

Почти не веря в реальность происходящего, я чуть привстала. Протянула руку к повитухе и с жадным нетерпением попросила:

– Дайте ее мне, Марья. Я хочу ее подержать!

– Сейчас, Любовь Алексеевна, только чуть оботру ее.

Я не спускала жадного взора с рук женщины, пока она осторожно вытирала малышку небольшом влажным рушником. Видя мое нетерпение, она уже спустя минуту протянула мне девочку, которая так и продолжала громко плакать.

Я осторожно взяла крохотную малышку, пытливо осматривая ее любопытным взглядом. На ее головке виднелись короткие темные волосики, личико было красное, а тельце немного синюшное. Я не понимала, нормально это или нет? Почему-то не помнила, как выглядели мои сыновья при родах. Потому заволновалась, боялась, что с ней что-то не то.

В этот момент Марья быстро поправила и подняла мне подушку, чтобы я полусидела. Подсунула мне под локоть еще одну набитую соломой подушку. Теперь мне было удобнее держать малышку. Я же все оглядывала свою прекрасную доченьку, осторожно трогала ее крохотные ручки, лобик, плечики, ласкала ее пальцами.

На моих руках она замолчала. Пару раз сонно зевнув, малышка прикрыла глазки и притихла. Мне подумалось, что начавшиеся роды прервали ее сон в утробе и потому она расплакалась. А сейчас, после того как вышла на свет, можно было снова доглядеть сладкий сон. Малышка, похоже, заснула, и эта картина меня умилила. Я рассматривала ее спящую, каждую черточку личика, прислушивалась к тихому дыханию и пыталась понять, все ли с ней хорошо?

– Какая она маленькая, вся красная и синюшная, – взволнованно сказала я, окидывая ласковым взглядом дочку.

Я чувствовала, что уже полюбила ее. Мое сердце билось трепетной любовью к ней.

– Спадет краснота, не волнуйтесь, барыня, – утешила меня Марья, улыбаясь. – Она же столько часов лезла узким проходом, естественно, что она вся красная.

– Хорошо, – кивнула я, успокоенная, убирая с лобика дочери соринку, прилипшую к ее кожице.

Мои ослабленные тонкие руки тряслись. Из последних сил я прижимала малышку к себе, боялась уронить маленькое спящее сокровище.

– Барыня, давайте я на грудь вам ее положу, так легче держать будет, – предложила повитуха, перекладывая мою дочь. – Я пока ваше чрево почищу, чтобы последа не осталось, а то заражение будет.

Я согласно кивнула и спустилась чуть ниже с подушки, чтобы ей было удобнее. Дочку прижала к своей груди только одной рукой, так и правда было легче ее держать. Раздвинув пошире ноги, я доверилась умелым рукам Марьи. Она очень осторожно снова полезла в мою промежность, убирая все остатки родов. Было неприятно, но совсем не больно. От этой процедуры и неимоверной усталости я провалилась в полудрему.

Очнулась, когда Марья забрала у меня спящую дочку, чтобы переложить ее в небольшое корытце, покрытое тряпицей, что принес лесник. Затем повитуха кликнула Палашу.

– Спроси у Прохора Фомича еще простыней и тряпок каких, – велела Повитуха горничной. – И воды теплой еще нагрей. Надо барыню обмыть от крови и переложить на чистое. Может, еще рубашка какая у него есть? А то ее-то вся грязная.

Чуть позже сквозь дрему я ощущала ласковые руки Марьи. Она быстро обмыла меня, а потом надела что-то чистое. Потом я почувствовала, как сильные руки, скорее всего, мужика-лесника, перекладывают меня снова на жесткую кровать.

Спустя пятнадцать минут я уже лежала на свежей холщовой подстилке в чистой рубашке из грубой льняной ткани. Она осталась от умершей жены лесника. Но выбирать мне не приходилось. Я была благодарна всем им за заботу. Мою нижнюю рубашку Палаша унесла стирать.