Наследница Дивной усадьбы

– Да обычный мужик, – вздохнула Палаша. – Счастья хочет. Ну, полюбил другую женщину. На вас-то по расчету женился. Все понятно. Но вообще про чудовище вы правы, госпожа.

– Ты тоже так думаешь, Палаша?

– Да. Он ведь задумал убить вас, чтобы быстрее все разрешилось. Не хотел ждать суда, чтобы вас развели, это ведь на годы может растянуться. Вот и задумал черное дело. А я подслушала это тайком, когда он с полюбовницей это обсуждал. И сразу же вам доложила о том. Вы разозлись и испугались. Решили немедля покинуть усадьбу. На рассвете мы к тетке вашей троюродной поехали, пока все в особняке спали.

– Но как мы в лесу-то очутились? – спросила я недоуменно.

– Карета сломалась, колесо слетело. Извозчик ушел в ближайшую деревню за подмогой, да и пропал где-то. Мы его до вечера в карете ждали, почитай, почти двенадцать часов. А он так и не вернулся. Замерзли. А у вас еще и схватки начались. Наверняка из-за переживаний. Вот мы и решили к леснику идти. Он недалече от того места живет, где карета наша сломанная стояла. Чтобы хоть обогреться и переночевать. В карете-то холодно оставаться.

– Да, я что-то такое припоминаю, Палаша. Что дождь начался и как живот у меня крутило с утра.

– Так и было. Мы же только пару часов как от усадьбы отъехали. Утро едва занималось, никто и не видел, как мы уезжаем. У вас еще схватки эти. Думали, что до тетки вашей доехать успеем, а вон как вышло.

Она замолчала. А я напряженно переварила всю новую информацию. И все это мне очень и очень не нравилось.

– Палаша, скажи еще одно. А я сама-то мужа любила?

– А мне почем знать это, барыня? – недоуменно ответила она. – Да и не моего это ума дело, барские любови смотреть.

– И все же, как тебе кажется?

– Думаю, что нет. Вы постоянно с Григорием Александровичам ссорились, ругались сильно. Бывало и по месяцу не разговаривали с ним. Разве при любови такое бывает? Нет. Дак оно и понятно. Вы же не хотели замуж за него идти. Всегда твердили, что он безродный плебей, недостойный даже ноги ваши целовать.

– Так прямо и говорила? – переспросила я, поморщившись и понимая, что, скорее всего, такие высказывания настоящая Любовь позволяла себе оттого, что у ее мужа не было титула.

Что-то подсказывало мне, что не зря Шереметьев завел любовницу. Если я действительно так высокомерно и пренебрежительно относилась к мужу и унижала его, наверняка мужчина искал отдушину на стороне. И хотел женщину, которая бы поняла его и полюбила. Вот и нашел свою любовницу. Закономерно. Да… прежняя хозяйка тела изрядно запутала свою жизнь, так, что сразу и не распутаешь.

– Но тем не менее это не мешало мне принимать мужа в своей спальне и рожать от него детей, – сделала я логичный вывод.

– И что такого? Так почти все дворяне живут. Муж он для рождения детей нужен, а жена для продолжения рода и наследников. А любовь-то она такая… может и не случиться.

Видимо, это самое «не случиться» произошло и в моем браке, точнее, в браке той, в чьем теле я теперь находилась.

После последних слов Палаши мне стало совсем грустно. Какая-то безысходность и безрадостность захватили меня. Муж не любил, и я его тоже.

Вдруг заплакала малышка. Я обратила на нее взор и подумала о том, что теперь у меня есть нечто более ценное, чем муж и его любовь. Моя малышка. И если моему супругу ни я, ни мой ребенок не нужны, пусть так и будет. Я постараюсь выжить и без него и вырастить дочь сама. Не такое видали. Главное, что моя дочь здорова, а я молода и полна сил. И все у меня получится!

Наверное, сейчас надо было добраться как можно быстрее до моей троюродной тетки. А потом и решить, что делать дальше.

Глава 7

Проснулась я от хныканья малышки, которая лежала у меня под боком. Взглянула в окно, уже смеркалось. Снова был вечер.

Я прислушалась к себе. Слава Богу, болей не было, а я довольно хорошо отдохнула, пока спала вместе с дочкой пару часов.

Спустив просторную рубашку с плеча, я обнажила упругую грудь. Склонилась над девочкой и приложила дитя к соску. Она жадно зачмокала, а я, довольная, улыбнулась.

Сегодня я кормила ее четвертый раз. Молоко у меня все прибывало, и я была этому рада. Ведь не знала, как в этом мире кормить дите без молока. Здесь наверняка не было искусственных смесей. Первого своего сына я кормила до года сама, а со вторым переболела маститом, оттого молока у меня не было. И кормила я его смесями, отчего очень переживала. Он и вырос более хилым и болезненным, чем первый. Потому сейчас я очень хотела, чтобы у моей малютки молока было вдоволь.

Отчего-то очень хотелось есть, рада была бы даже корочке хлеба. Хотя с утра съела кашу, а днем постные щи, я ощущала зверский голод. Лесник очень переживал, что не может накормить меня изысканными блюдами, к которым я привыкла, но я успокоила его. Помня все слова Палаши, я старалась поменьше говорить с мужчиной, чтобы он не догадался, что я сбежала из усадьбы и от мужа.

Я планировала уже завтра покинуть дом лесника, если все будет хорошо, и как можно скорее добраться до своей троюродной тетки. Благо Палаша знала, где она живет, и вчера назвала мне ее адрес.

Накормив малышку, я решила сама сходить поискать что-нибудь поесть. Палашу беспокоить не хотелось. Она и так со мной провозилась всю ночь, а днем готовила еду и стирала все вещи лесника, что я испачкала кровью во время родов.

Я встала с кровати, на удивление, довольно легко. Силы вернулись к мне, и это было радостно. Живот и промежность тоже не болели. Я проверила прокладку из тряпицы, которую соорудила мне Палаша, она была чистой, без крови. Всем телом я ощущала, что вполне здорова. Даже живот мой стал плоским и лишь немного висел. Как все же хорошо, когда рожаешь сама. Моего второго сына кесарили, так я неделю лежала в больнице и в первые дни едва передвигалась по стенке после операции.

Видя, что малышка снова заснула, я осторожно переложила ее в корытце и прикрыла лоскутным одеялком.

Сунув ноги в легкие ботиночки, я накинула на плечи длинный цветастый платок в русском стиле. Его дал мне на время лесник, вещица также осталась от его покойной жены.

Тихо, чтобы не разбудить дочку, я вышла из комнатушки. Изба состояла из четырех смежных комнат. Спальня лесника, где я рожала и теперь оставила дите, была самой последней, далее следовали просторная горница, а после кухня с печью и закрытые сени.

В горнице никого не было, стоял полумрак. Едва я приблизилась к приоткрытой двери кухни, как услышала тихий разговор Палаши и лесника.

– Принес же эту Марью нечистый, – в этот момент проворчала Палаша. – Все карты нам спутала. Померла бы барыня родами, и дело с концом.

– Отчего ты так говоришь? – удивился лесник.

Слова горничной показались мне очень странными, потому я решила пока не входить в кухню, а немного тайком послушать. Интуиция подсказывала, что надо поступить именно так.

Они говорили очень тихо, оттого я приникла к косяку двери и навострила уши.

– Я ведь намеренно барыню к тебе привела, чтобы все дельце по-тихому обстряпать, – продолжала заговорщически Палаша. – И извозчика подкупила, чтобы он сделал так, что у него якобы колесо сломалось. Он ведь так и не вернулся. Потому и повод нашелся, сюда к тебе в сторожку идти, дождь нам только на руку был.

– Зачем?

– Ты че, дурной?! Я ж мальчишку к тебе послала вчера, он разве не передал мои слова?

– Прибегал поутру малец, только я ничего не понял из того, что он сказал, – ответил лесник.

– Чего непонято-то тебе?! – вспылила горничная громким шепотом и уже дальше говорила громче. – Я намеренно привела барыню сюда, чтобы уморить. Всем скажем, что умерла при родах она, не разродилась, да и ребеночек мертвый родился. Правда, придется Марье денег дать, чтобы молчала. Потому и сказала, что, как назло, вчера к тебе повитуха притащилась.

Оторопев от слов служанки, я даже перестала дышать.

– Ты что, Палаша, дурное дело задумала? – нахмурился лесник.

– Дошло наконец-то! Ты должен мне помочь!

– Нет, я на такое черное дело не подписывался, – замотал головой мужик.

– Сам же говорил, что готов господину услужить!

– Готов, но не душегубством же!

– Зачем же я тогда тебе барыню привела, окаянный тетерев! Я и сама бы ее отравила, но отчего-то моя ядовитая настойка ее не берет! Даже вон ребеночка она выродила живого!

Я похолодела всем телом. Меня пронзила мысль о том, что та настойка от болей, которой меня поила Палаша, не зря была такой горькой! Это была отрава! Но отчего яд не навредил мне? Или же… я задумалась, и меня осенило. Может, все же этот яд и убил бывшую владелицу моего тела, настоящую барыню? И она умерла, а ангелы вселили мою душу в ее тело после этого и дали мне второй шанс? А молодая графиня Шереметьева должна была умереть в лесу под деревом промозглой ночью?