(с) Екатерина Яшникова, «Вернуться»
Я не знаю, как к человеку приходит осознание, что он – Человек. Что он – вот эта большая буква. У меня было так: сначала стена над рабочим столом обросла маленькими бумажками с записками, тексты которых – на полях этой книги; потом июньским вечером 2016 года я начала вести дневник, как в детстве. У этого дневника была задача – исследовательская задача! – поиск Истины. Мне требовалось узнать, как это – понимать, кто ты, зачем ты и что вокруг тебя происходит.
К концу первого блокнота (на него у меня ушло чуть больше двух месяцев) я с досадой резюмировала, что Истина не была найдена, необходимо продолжать поиски. Прошло четыре года. Я не вела дневник последние пару лет до того, как села за эту книгу, но когда ради неё подняла всё, что писала тогда, снова стали получаться записки похожего рода. Того, что искала, я так и не нашла.
В шестнадцать я отчаянно искала себе Учителей. Мне казалось невозможным познание исключительно на собственном опыте. В разговорах со взрослыми, в книгах я искала одного – новых мыслей, которые колыхали бы моё внутреннее море, не давая случиться штилю.
«И мне сейчас так нужно во что-то верить. Хоть чуточку слышать некое кармическое и счастье несущее. Абстрактное. Как Джа, в которого даже не веришь, но поёшь о нём, ибо так легче, чем не петь».
Я давно заметила, что моя память не может объять всю жизнь. У окружающих есть воспоминания из детства, кто-то даже помнит детство в деталях. Мне кажется, что моя «сознательная жизнь» началась тогда, когда я стала её записывать. Вот только даже первые эпохи записей давно стёрлись, возродить их можно, только перечитывая свои детские дневники. Подробная память тянется до начала 2016.
Вот и получается, что в 2016 я будто бы родилась: ещё-не-взрослым пятнадцатилетним человеком без прошлого, которому сразу пришлось осмыслять себя и окружающий мир и искать веру. В окружающем мире и в стихах Толи Царёва, которые наложились друг на друга, совпали во времени, я нашла апрель, весну, вечную юность и безусловную любовь.
Так у меня появилась моя Истина, ещё скомканная внутри, нерасказанная, непонятая, но уже существующая. Она заключалась в том, чтобы никогда не становиться взрослой.
К рваным джинсам
И рваной куртке
Добавь
Своё
Рваное
Сердце,
Считая минуты,
С носками порвавшимися
Выброси
Правду –
Она неудавшаяся,
Как всё, что ты делаешь
И всё, что ты думаешь…
Слышишь, босыми ногами
По луже
Бежит твоё
Счастье?
А ты остаёшься,
Прощаешься с солнцем:
Оно не вернётся.
Пора бы…
Взрослей!
15 октября 2016
23 июля 2016
У меня картонные стены, и, лёжа в кровати, я слышу целый мир.
Я слышу, как рычат моторы проезжающих мотоциклов; слышу, как где-то поблизости разбивается стакан; слышу, как соседи звенят ключами, видимо, пытаясь найти замочную скважину в темноте; слышу чей-то разговор на непонятном мне языке.
Я слышу, как медленно движется к горизонту солнце, зевая и глотая горький кофе; слышу, как чьё-то сердце наполняется любовью; слышу, как к людям приходят приятные сны, чтобы они успели выспаться до того, как прозвенит будильник.
Я лежу, закрыв глаза, и смотрю интересное кино про то, как Ты включаешь тусклый свет, выходишь на балкон и достаёшь гитару, чтобы сыграть гимн рассвету; про то, как шуршит бумажками ночной зверь Штиль; про то, как один светловолосый Чёрт, включив панк-рок, замешивает шоколадный крем, а один светловолосый Ангел рисует чёрным маркером руны под симфоник-металл.
Я лежу и вдыхаю запахи, до которых мне несколько тысяч километров: манящий аромат орехового латте, свежескошенной травы, любимого шампуня с привкусом абрикоса, молочного улуна с Твоей кухни, старых, зачитанных приключенческих книг, и самое главное – запах мегаполиса после ливня. Так пахнет моя Жизнь.
Я лежу и чувствую, как меня, словно обёрточной бумагой, окутывает разными цветами: фиолетовым цветом Счастья, шоколадным цветом Тепла, оранжевым цветом Ритма и зелёным цветом Свежести. Словно фейерверк сияют цветные звёздочки перед моим внутренним взором – на чёрном экране закрытых глаз.
Я лежу и растворяюсь в том, как мне не хватает Вас и в том, как я Вас люблю.
Феномен сердечного расстояния
Я буду с тобой, ты просто закрой глаза, просто помни имя моё…
(с) Alai Oli, «Я буду с тобой»
Через сутки ровно (минута в минуту) в этом часовом поясе кончится странная весна 2020 года – весна одиночек. Встречи с друзьями, походы за энергетиками в Охотный между парами, фотосессии и даже разговоры на кухне с родителями прекратились два с половиной месяца назад. С тех пор я видела папу три раза, маму и Нину два раза, Варю один раз, Юлю один раз.
И всё же, когда я перечитываю записи 2016 года (тогда мне очень тяжело давалось собственное отсутствие в Москве, где друзья и парень), я понимаю, что скучания в них гораздо больше. Закрывая глаза ночью, я видела перед ними тех, до кого тысячи километров. Как и сейчас, я скучала не столько по лицам, сколько по состояниям и совместным занятиям: как Марго прячет от меня крем для «Праги», Женя заваривает чай, Амур будит по утрам.
Ничего не поменялось – я всё так же зависима от любимых людей. Мне не хватает того, как мы с Борей вместе учимся в кафе, как Варя наклоняется, прикуривая сигарету, а Орлуша, наоборот, закурив, резко вскидывает голову и смотрит вдаль, как Катя во сне сжимает мою руку, Аня выводит рисунок на капучино. Мне не хватает дрёмы в обнимку на задних партах 202-й аудитории, Сониных танцев на широких подоконниках, с Кремлём за спиной, и даже того, как мы с Машей, Кристиной и Лизой, взвинченные сессией, понемногу ссоримся (и с максимально злобным видом подсовываем друг другу ответы), а Лука спокоен и напевает БГ. Мне всегда казалось, что я жутко невнимательная, не могу составить портреты своих друзей, но на самом деле я просто почему-то плохо запоминаю лица, даже самые любимые. Зато я могу написать про каждого своего друга «инструкцию к применению»: что значит тот или иной взгляд, какие жесты говорят о напряжении и расслаблении, каким маленьким сюрпризом можно поднять настроение.
Пока я пишу это, кончики губ (под горным солнцем они перестали болеть от недостатка витаминов) тянутся к ушам, а внутри горячо и нежно, как от чая с мёдом. У меня на компьютере есть папка, в которой по файлу на каждого друга. Это не сталкерское досье, а перепись приятных общих моментов и моих любимых черт и чёрточек этих людей. Первый текст я написала про Егора, когда, придя домой после празднования его рождения, в очередной раз удивлялась, что три года назад я робко подошла к нему предложить написать его биографию (говорила на «Вы» и жутко удивлялась, что он так просто и даже заинтересованно согласился).
Мне не хватает моих друзей и наших моментов, но на самом деле я не скучаю так, как тогда, в 2016 году. И вот что я подумала: все те, по кому мы скучаем, – это один человек. У него брови одного, улыбка другого и глаза третьего. Он пахнет как все они: определённым шампунем, дымом конкретных сигарет, тем самым постельным бельём и настроением, которое имеет запах только в минуты особого счастья. Поэтому, уезжая с разрывающимся сердцем от одного, начинаешь отчаянно скучать по ним по всем. Поэтому, живя даже в такие смутные времена с кем-то из них, о других чувствуешь тепло и нежную тоску, но не боль.
И когда по ночам закрываешь глаза перед сном, представляешь того, кого держишь за руку в этой темноте, а не тех, кто сейчас далеко-далеко. Так я представляла Варю в Париже и Вильнюсе, Катю в Изборске, Виктора в Минске – а последние два с половиной месяца Кирилла и Кирилла, снова и снова, раз за разом, со знанием, что мне никогда не надоест.
Может быть, в детстве мы потому всюду таскаем за собой плюшевые игрушки, что одушевляем их и любим как настоящих друзей – и пока их крошечные мягкие тельца можно прижать к груди, расстояния свербят с меньшей силой?
Что-то из школьной физики
Слышишь! Это песня злости, что есть во мне: пускай же прогремит гимн скомканных обид!
(с) Тени Свободы, «Песня злости»
Для многих людей подростковый период – это период ненависти. Время, когда всех и всё подвергаешь сомнению, и даже тёплые чувства испытываешь с каким-то вызовом, выкрученной на полную громкостью. Я – не исключение.
Под конец 2016 года, сама того не осознавая, я сделала важный шаг в Познании, к которому стремилась: я открыла в себе любовь. Прошло ещё несколько месяцев, прежде чем я научилась использовать её как линзу, через которую смотрю на мир. Но уже того, что она у меня появилась, пока неприменимая, было достаточно, чтобы отложить линзу ненависти.
В 2017 протестные песни для меня зазвучали тише, зато родители из смертельных врагов на полставки превратились в лучших друзей. Я чувствовала то же, что Левин, когда Кити согласилась выйти за него замуж: все люди вокруг вдруг стали добрыми, казалось, каждый прохожий желает мне счастья, а я того же желала ему.
Оказалось, что видеть через призму любви – гораздо лучше, чем через призму ненависти. Потому что встречаются иногда мутные, бесцветные какие-то люди, и только от вас зависит, в какой цвет их покрасить, какими они будут с вами. А теперь представьте, что мутного человека из раза в раз каждый новый знакомый красит в яркие, благородные и добрые цвета: краска перестаёт перебиваться. Человек таким и остаётся.
Иногда мы с Полиной пересматриваем свои старые записи, в которых восхищались общими знакомыми. И в душе щемит от того, что на поверку многие из этих знакомых оказались совсем не такими хорошими, как мы тогда думали. Некоторые – беспросветно, злобно глупыми, некоторые – даже подлыми. Когда я спрашиваю себя, отчего так, мне кажется, что секрет – в линзах. Эти люди уже тогда, когда мы восхищались ими, смотрели на мир сквозь ненависть. Может быть, просто не вылечились от этого с подросткового возраста.
Наверное, именно потому так больно было включать «Голодным и злым» и тем более «Рейв» после «Волны», «Эйфории», «Маяка»[2 - Названия альбомов Операции Пластилин.]… Не потому, что на новых альбомах плохие песни – я иногда заслушиваюсь ими – но потому, что это песни ненависти, тогда как раньше пелись гимны любви.
Всё это – что-то из курса школьной физики: у нас была прекрасная учительница, но единственная тема, которой я заинтересовалась и которую усвоила – это оптика. Сидя в кабинете на пятом этаже школы, я фотографировала небо, отражённое линзой на белый листок бумаги.
24 августа 2016
Когда я по утрам открываю глаза (не всегда в хорошем настроении и почти никогда не выспавшись), вокруг меня всегда светло. Даже если это утро – учебной зимой в полседьмого.