Туда, где небо чистое

– Еще как, – отрезала она с явным разочарованием в голосе, вызванным скорым прерыванием их беседы.

– Тогда обещайте мне вернуться в залу и с прежним весельем провести остаток вечера!

– Обещаю, – кротко, не глядя ему в глаза, почти шепотом, произнесла она.

– И, прошу, мисс Кренингтон, забудем об этом нелепом инциденте! Не могу найти себе оправдания…

– О, прекратите! – повелительным, но шутливым тоном воскликнула Эв. – Я уже все забыла. Не нужно лишний раз заботиться об этом. И спасибо вам… – Она не докончила фразы, а лишь опустила голову. – Спасибо, что были честны со мной. Я это ценю. – Теперь она смотрела ему прямо в глаза.

Дэвидсон улыбнулся и пожал ее руку. Когда Эвелин поблагодарила его, он заглянул в изумрудную бездну ее глаз и тотчас забыл, о чем шла речь. Оба какое-то время находились в плену испытующего взгляда своего визави.

– До встречи, мисс Кренингтон. – Очнувшись, Дэвидсон поклонился и удалился в мгновение ока.

Эвелин проводила его глазами, и, вспомнив о своем обещании, через несколько минут раздумий направилась в залу. Небо становилось мрачнее: одеяло, сотканное из сверкающих бриллиантов, уже покрывало его голые просторы, выползала из заточения холодная луна. Веселье продолжалось, и Эви, вернувшись к гостям, постаралась примкнуть к нему.

Глава XI

Несмотря на довольно позднее время суток, шум, звуки музыки и несмолкаемый смех не утихали ни на секунду. Молодые люди, которые не танцевали, толковали о каких-то важных делах. С присущим им достоинством, они разглагольствовали о политике, науке, породистых скакунах и дамах. Юные леди в свою очередь обменивались новостями, узнавали друг у друга адреса портных и бутиков, кокетливо обращая взоры на окружающих. Кто-то потягивал шампанское, кто-то курил не переставая, остальные же плясали и обменивались мнениями.

– Ах, я так восхищена этим вечером! – охала белокурая дама в пурпурно-розовом платье, жадно обмахиваясь веером с перьями.

– Charmant[2 - Charmant – очаровательно (фр.).], это и впрямь великолепное торжество! – ответила дама с высокой прической и впалыми щеками, говорящая с явным французским акцентом.

– Я просто диву даюсь, как можно было за два дня так все организовать! Какая роскошь! – подхватила третья особа в белом одеянии с гривой русых волос.

– А эти каллы! – добавила первая. – Чудно! И как вписались…

– Ох уж этот Торндайк… Какой мужчина! – вставила третья, закрывшись веером, украшенным тонким кружевом. – Уж как странно, что он еще не взял в жены какую-нибудь молодую особу, не правда ли?

– О да, tout ? fait[3 - Tout ? fait – точно (фр.).]! Совершенно согласна, – воскликнула француженка и перешла на шепот. – Но ведь ходил слушок о том, что он обручен с мадмуазель де Криё, она до безумия хороша. Представительница знатного старинного рода, весьма талантлива и умна. Она играет абсолютно все произведения на своем рояле, который отец привез ей из Брюсселя. Он ни в чем не отказывает ни ей, ни ее сестре. Лучшей партии для него не сыскать.

– Ох, дамы, все это вздор, – спокойным и ровным тоном заявила мисс Стилман, которая присоединилась к беседующим и с минуту слушала их восторженные отзывы. – Мистер Торндайк ни с кем не помолвлен, это как пить дать. Он заядлый холостяк, как и его лучший друг, мистер Дэвидсон… – разочаровано промолвила она и повернулась в его сторону.

Тот стоял неподалеку от дам и беседовал с каким-то джентльменом.

– А вы знакомы с этим приятным молодым человеком? – изумилась француженка.

– Приходилось. Более благородного мужчину я не встречала никогда. Но, увы, сердце его никогда никому не будет принадлежать.

– Возможно, вам просто не удалось его покорить, – язвительно отозвалась блондинка, не смотря на мисс Стилман, и рассеяно поклонившись, отплыла к другой компании.

Следом за ней ускользнули и две другие дамы. Они ехидно улыбались, и в глазах их резвились странные искорки – спутницы зависти или простой неприязни.

Дамы так часто испытывают что-то сродни гнева по отношению друг к другу. Возможно, гнев – это слишком громкое слово, слишком сильное чувство; возможно не весьма подходящее, но в этом мире сему явлению поистине сложно даровать иное определение. Некоторые дамы просто терпеть не могут друг друга, в то время как им полагается заискивать и любезничать. Многие, впрочем, сносят это с непоколебимой сдержанностью и хладнокровием, другие не способны улыбаться врагу и просто-напросто избегают с ним рандеву. В светском окружении трудно оставаться любимчиком, практически невозможно. Кто-то непременно тебя не жалует. Каждый придерживается определенной позиции касательно друг друга. Как бы то ни было, большинство представительниц нежного пола не переносили друг друга и утайкой, в кулуарах, шушукались о предмете своей откровенной неприязни.

Мисс Стилман стояла в гордом одиночестве, пока в поле ее зрения не появился мистер Джеймс. Он в обыкновении своем хохотал, что было мочи, поднимал тосты за дам и целовал молоденьким институткам их беленькие ручки.

– Нэнси! – воскликнул он, как только заметил мисс Стилман и подбежал к ней, протягивая руки. – Ты так прелестна! – Взяв ее руки в свои, он принялся ее разглядывать. – Ну, чудо как прелестна!

– Полно, Уолт. Отчего я тебя не видела? – и, не дожидаясь ответа, добавила: – Проспал весь день от изнурительной работы? Ах, бедный, бедный!

– Брось потешаться, Нэнси! Загулять может каждый, но вот выйти из загула, определенно, единицы! Как тебе вечер? Торндайк сотворил шедевр! Ему нет равных.

– Безусловно. Поражена до глубины души. – Не без иронии, со скукой в голосе произнесла она.

– Ты не выглядишь веселой. Что-то тебя беспокоит?

– Всего-навсего усталость и компания этих гусынь, нацепивших на себя все, что нашлось в французском бутике.

– А-а! Где-то я уже слышал подобные язвительные высказывания. – Он обвел глазами залу. – Опять потерял Торндайка! Что же это за наваждение!

– Потерял? По-моему, он не появлялся здесь последние пару часов. Смею надеяться, ему хватит совести явиться на банкет…

– Непременно, непременно, милейшая Нэнси! – Он улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой и, раскланявшись, отошел, дав слово сесть с ней на банкете.

Мисс Стилман еще долго бродила, не зная, как себя развлечь. Танцевать ей не хотелось, разговоры с пустомелями опостыли. Нэнси Стилман была из тех образованных дам, которые скучают в обществе богемы и солидных пижонов, так как считает себя выше них. Она понимала, что всенепременно должна быть частью этого общества, и ей даже это нравилось. Но вот загвоздка – она достаточно быстро затухает. Она была умна и смышлена, оттого не многословна, но шутлива, ее язвительные замечания повергали порой в полнейшее оцепенение. Эви она сразу показалась немного дерзкой и нахальной, но ее кошачьи глаза цвета ореха источали такое хладнокровие и уверенность в себе, что Эвелин приняла мисс Стилман за прямолинейную особу, которая никогда не будет говорить о человеке за его спиной. Мисс Стилман в свою очередь, как ей казалось, раскусила Эвелин. Когда Торндайк проявил к ней такое ярое любопытство, в ней забурлило не что иное, как ревность: та самая ревность, которая сидит в каждой женщине, невзирая на то, принадлежит ли ей мужчина или нет.

Сразу после этой встречи на все восторженные отзывы об Эвелин, исходящие от Лизи Футчер, она отвечала: «Возможно, она и хороша собой. Но полагаю, что хитрости ей не занимать. Знаем мы таких скромных недотрог, как только подвернется возможность, всадит нож тебе в спину! Вот увидите, все ее воодушевляющие речи, ей-богу провокация на мужское к ней снисхождение. Однако же я ее раскусила. А вот ее сестра показалась мне очень приятным созданием. Ее чтение Шиллера принесло мне огромное удовольствие». Она понимала, что Эвелин вовсе не такая, какой она сама ее слепила в своей голове, однако же разделять всеобщий восторг, вызванный появлением этой юной леди, не собиралась. И вот теперь человек, который был подле нее несколько секунд назад, улизнул от нее, и кто бы мог подумать, ангажировал мисс Эвелин на танец. Нэнси Стилман в свою очередь с чувством собственного превосходства удалилась в соседнюю комнату и отдала предпочтение двум офицерам и пирожным со взбитыми сливками.

Ночь мало-помалу оседала на крышах засыпающего города. Ясное небо приобрело темно-фиолетовый окрас с отблесками серебра. Нависающий туман по-прежнему поглощал голые, неприступные верхушки одиноких скал. Поля тихо дремали, а чуть слышимый ветер разносил повсюду терпкий запах лаванды и полыни. Полевые цветы опустили свои головки, погрузившись в царство снов; светлячки рассыпались по берегу озера и, найдя каждый свое пристанище, служили верную службу, охраняя бережок и прилегающие к нему полянки. Город заснул, оставляя еще один знойный день позади. Только уединенная крепость пестрила огнями и громкими раскатами музыки.

Некоторые экипажи уже отбывали, но происходило это гораздо позднее, чем предполагалось. Графиня Дорфай с супругом и дочерями, ссылаясь на приятную усталость, вынуждены были откланяться и убыть с непомерной благодарностью хозяину за оказанную честь. Мэр города также отбыл в компании своей протеже. Хозяин с признательностью в глазах и улыбкой провожал гостей с вежливыми, но ненавязчивыми уговорами остаться на торжественный банкет.

Близилась полночь, оркестр на мгновение умолк, и мистер Торндайк с присущей ему уверенностью и аристократической манерностью пригласил гостей к праздничным яствам.

Банкетный зал отличался классической изысканностью и бешено дорогой простотой. Стены были выкрашены в теплый тон бежевого, и на них красовались портреты и натюрморты в золотых рамах. Высокие окна обрамляли бордового цвета портьеры, подвязанные золотистыми ламбрекенами. В каждом углу стояли широкие вазы из голубого фарфора, плотно наполненные различными цветами нежных оттенков. Каждый столик на пять персон был накрыт самым изысканным образом, блюда изобиловали роскошью и разнообразием. Слева от камина стоял рояль из бурого дерева, ожидающий своего часа.

Все гости расселись в мгновение ока, так как заранее условились о своем расположении. Мистер Торндайк сидел в центре с мисс Дэвидсон, мистером Джеймсом и мисс Стилман, одно место предполагалось для мистера Дэвидсона, которого еще не наблюдалось. Мистер и миссис Футчер заняли свои места с баронессой Норье и ее дочерью, позднее к ним присоединился мистер Волфорд, который отправил супругу домой, ввиду ее дурного самочувствия. Эвелин шла под руку с мистером Джеймсом, с которым танцевала, и он радушно проводил ее до места около тетушки, сестер и брата.

Пока все занимали свои места, Эвелин вспомнила о том, что забыла веер на одном из пуфов в зале и решила непременно отправиться на его поиски, так как ей было неописуемо душно.

– Милая, полагаю, это не очень вежливо срываться вот так! Заберешь его позднее, когда хозяин произнесет тост, – сдержанно отметила миссис Стенсфорд.

– Но мне он нужен сейчас, иначе я не доживу до тоста, а мне бы очень хотелось его послушать, – твердо ответила Эв и вышла из-за стола.

Миссис Стенсфорд лишь бросила неодобрительный взгляд, вздохнула и принялась улыбаться и учтиво беседовать с генералом, сидевшим за соседним столом. Роуз через какое-то время ринулась вслед за сестрой.

Когда Эви подходила к зале, она увидела картину, которая несколько ее изумила. В одной из комнат, куда она ненароком заглянула, стояло несколько мужчин, которые пытались привести в чувства леди, лежавшую на софе, раскинувши в стороны руки. Эвелин невольно вскрикнула и от неожиданности прикрыла рот рукой. Из темной комнаты вышел мужчина – мистер Дэвидсон. В его глазах застыло приятное удивление, но и легкое беспокойство.

– Мисс Кренингтон, вам не следует находиться здесь и наблюдать эту неприятнейшую картину, – ответил он, отводя ее в сторону.

– Но… эта женщина… Что с ней? – залепетала она.

– О, это пустяки, она немного перебрала. Этот джентльмен, – он указал на мужчину со светлой копной курчавых волос, который сидел у софы, – нашел ее, лежащей недалеко от уборной минут десять назад. К счастью, ее никто не видел. Нужно привести ее в чувства, пока не произошло ничего ужасного.

– Ужасного? Что вы имеете в виду? – испугалась Эвелин.

– Дорогая мисс Кренингтон, прошу, вернитесь на банкет. Ничего ужасного, я уверяю вас, не произойдет, благодаря усилий этих джентльменов и моим, – он пытался вселить ей спокойствие, держа ее за руку, которая похолодела, подобно ледышке, и через перчатку Дэвидсон это почувствовал. – Все будет хорошо, только, прошу вас, вернитесь на праздник.