Альбина оказалась очень недовольной вольностью соседа. Она стала перед ним в коридоре неприступной стеной, не пуская дальше, хотя дверь успела закрыться – к счастью Николая Петровича. Он, зябко кутаясь в халат, стал сумбурно объяснять молодой Альбине происшедшее. У той лицо по-прежнему оставалось очень недовольным, как будто её пытаются начать насиловать.
– Ну что ты, дорогуша? – наконец уяснил проявляемую к себе неприязнь Николай Петрович. – Хочешь, чтобы я замерз под твоей дверью? Случилась неприятность, вот и всё! Жена скоро придёт и освободит от моего присутствия. У самой что ли не бывало подобного?! Сколько раз по телефону звонить прибегала, пока свой не провела – мы же тебя не выгоняли…
Альбине не жалко было для соседа квадратного метра жилья на время, но здесь вмешалось одно обстоятельство, о котором Николай Петрович знать не мог: в туалете однокомнатной квартиры сегодня сидел и ждал развития событий спрятавшийся любовник энергичной Альбины, её начальник Милюков Валентин Иванович, а для неё по-простому – Валечка. Показать Милюкова было невозможно, никто не должен был знать про служебный роман Альбины. Потому что муж у неё к современным нравам относился подозрительно и наверняка мог значительно накостылять Валечке, не взирая, чьим начальником там он был. Как теперь покинуть квартиру, когда настырный глазастый сосед рядом? Головка у бедной Альбины враз заболела от навалившихся проблем. И кроватное мероприятие сорвалось, так тщательно спланированное задолго до Нового года. К тому же обещавшее небольшое, но долгожданное повышение по службе.
Но ситуация диктовала сейчас принятия каких-то срочных мер. Кто вперёд появится: жена Николая Петровича или муж Альбины – никто предугадать не мог, а рисковать ей не хотелось. Поэтому на нижайшую просьбу зайти в туалет, чтобы сходить по маленькой, Альбина протестующее схватила соседа за рукава пушистого халата и потащила его в комнату:
– Нельзя! Там у меня беспорядок! Посидите в кресле у окна.
– Но я же продрог, мне, извини, отлить надо! Пусти, пожалуйста, бог с ним, с беспорядком, я глаза могу закрыть, если хочешь!
Альбина приходила понемногу в себя и старалась держать всё под контролем:
– Сказала, что нельзя – значит, нельзя! Сейчас греться будем. – Она придумывала, как создать условия для Милюкова, чтобы он мог бесшумно смыться. Сейчас не до хорошего, главное сохранить всё в тайне.
А у соседа, как назло, видимо, разрывался мочевой пузырь, потому что он упирался и не шёл в комнату, всё цеплялся за дверь туалета, где беспокойно вздрагивал Валечка, сидящий в кромешной темноте на крышке унитаза и готовящийся драпануть, как только появится возможность. Он знал об особенностях характера мужа Альбины и не желал быть покалеченным.
Альбина решила использовать все возможные методы, чтобы помочь любовнику. Она ласково попросила Николая Петровича:
– Пойдёмте чаю попьем, мы ведь с вами как следует друг друга-то и не знаем! Пользуясь моментом, так сказать. У меня есть чудесный торт. Рождественский! Вы мне его порежете, пойдёмте на кухню. – И она первый раз за эти минуты попыталась кокетливо улыбнуться.
Николай Петрович взвыл и стал рвать неподдающуюся дверь для желанной встречи с унитазом, но не получалось. И когда он мельком заметил, что Альбина, готовая на всё ради своего начальника, у которого была о-о-очень ревнивая жена, расстегнула свой короткий халатик и начала его распахивать, пытаясь всё-таки увлечь соседа из коридора в комнату и на кухню, освободив путь для бегства Милюкова, с рёвом экзотического бизона Николай Петрович распахнул наружную дверь и выскочил на площадку. Он увидел вернувшуюся жену Клаву, возившуюся с замком, и обрадовался, как никогда в жизни. Хотя и досталось ему дома – Клава тоже была живым человеком и не сразу взяла в толк, отчего её муж такой возбуждённый выскочил в одном халате от соседки – но всё обошлось и жизнь как-то сразу наладилась.
И не знал он, что некий Валентин Иванович Милюков, раздосадованный происшествием, не мешкая ни минуты также быстро выскочил из девятой квартиры, покинув уютный уголок, где иногда предавался плотским утехам. Альбина не получила желанного повышения. Но зато всё осталось в бо-о-ольшой тайне!
Ревность
– рассказ —
В парикмахерскую зашёл сутулый, чуть прихрамывающий мужичонка, весь заросший, будто он не стригся полгода. Женщина у кассового аппарата, вынужденная взглянуть на него, оторвавшись от пёстрой книжонки, слегка вздрогнула, но виду не подала и кивнула в сторону мужского зала:
– Проходите!
Посетитель снял куртку и тихонько прохромал в светлый, просторный зал, где было несколько кресел с клиентами, над головами которых трудились мастера парикмахерского искусства, превращая их в художественные произведения. Ну, в общем, обычная российская цирюльня, не отличающаяся от таковой же старого советского образца.
Заняв единственное свободное место, новичок успел бросить взгляд вокруг и оценить труд здешних работниц. Они были разного возраста, по-разному одеты и стригли таких же разных клиентов. Подошедшая розовощекая девица – как говорится: кровь с молоком! – спросила, начав заворачивать его шею лентой и накидкой:
– Как желаете?..
Нужно отметить, что голос у неё был не очень радостный. Понятно: предстояло тяжёлая работа по освобождению этой головы от большой массы волос. Поэтому следующий вопрос показался хромому несколько вызывающим:
– Может, только чуть подравнять?
– Нет-нет! Молодёжную, какую-нибудь. Ирокез, например, или как там называется…
Парикмахерша Евдокия от этих слов в обморок не упала, жизнь закалила её, и не такие встряски бывали! Она начала манипулировать ножницами, электробритвой, расчёской. Подруги с любопытством поглядывали на происходящее, продолжая колдовать над своими клиентами. Им было искренне жаль Дусю, сейчас Дусе явно не повезло, вокруг неё на полу слой за слоем накапливались полуседые волосы.
Пожалуй, в середине операции по приведению хромого в порядок все обратили внимание, что Дусин клиент мало того, что очень оброс, он ещё и страшен, как дьявол: длинные уши, крючковатый нос, белесые глаза на выкате… Под копной нечёсаных волос этого не было заметно, зато теперь появлялось наружу. Хотя костюм, да и вообще весь прикид был в целом приличен.
Дуся спешила завершить стрижку, прибраться и пожевать в сторонке банан, но в самый разгар работы загудел вызов мобильного телефона и длинноухий, отстранив от машинки голову, вытащил его из кармана:
– Да! Где? Нет, я не шляюсь, – здесь все прекратили работу, прислушиваясь, – нет, родимая, я – в парикмахерской… Стригусь… Почему тихо? А должно быть громко? – Он посмотрел на притихший зал.
Дуся нервно засмеялась. Клиент дико посмотрел на неё и стал быстро говорить в телефон:
– Машуля! Ты меня зря ругаешь, я не у шлюх! Сейчас постригусь и… Как где? В нашей парикмахерской. Здесь вокруг одни парикмахерши, приличные девочки! Зря ты их… Я сейчас попрошу кого-нибудь подтвердить, да, подожди…
Мужичонка посмотрел на ближайшую девочку Дусю и жалобно попросил, протянув мобильник:
– Подтвердите, что я у вас в парикмахерской!
Дуся почему-то испуганно отшатнулась.
– Сотню дам! – взвизгнул клиент и посмотрел на других. Никто не подходил. Из телефона явственно неслось:
– Кобель! Приличные девочки!!! Опять по бабам! Через десять минут не появишься – не пущу домой!!! Слезай быстрее с этой сучки или я ей самой такую стрижку сделаю! Хихикает там…
Дуся быстро отодвинулась ещё дальше от опасного клиента.
Неожиданно тот сорвал с себя накидку с обрезанными волосами и опрометью кинулся меж кресел к выходу. Голова его, наполовину остриженная, действительно напоминала сказочного ирокеза былых времен. Таким он и остался в памяти присутствующих навсегда.
Искусство наоборот
– рассказ —
В проулке было очень неуютно, темно и холодно, ветер пронизывал до костей. Андрей кутался в полушубок, ему казалось, что от холода зубы выбивают барабанную дробь на целый квартал. Он выглянул из-за угла и сразу же дёрнулся обратно. Клиент был почти рядом, может быть, он даже заметил Андрея, а это уже плохо, могло не получиться неожиданности, он мог успеть окликнуть своих охранников, шедших в трёх-четырёх метрах сзади, тогда было бы проблемой убежать и замести следы.
Андрей быстро подтянулся на руках и забросил своё сильное тело на чердак сарая, достал пистолет и снял его с предохранителя. Освещение на улице было достаточным для того, чтобы хорошо прицелиться и поразить близкую цель. Как только фигура Лысого показалась в просвете, Андрей нажал на курок. Звук выстрела на мгновение оглушил Андрея, но, недолго думая, он выпрыгнул с другой стороны сарая и пробежал задворками на параллельную улицу, быстро сел в «шестёрку» и поехал через центр на Большое шоссе. Где-то далеко сзади прогремело несколько выстрелов. Редкие прохожие испуганно озирались.
* * *
Ирина Андреевна сидела на подоконнике в свободной позе, лёгкая улыбка освещала её аккуратное кукольное личико, светлая блузка подчеркивала приятные для глаз Филиппа формы. Хотя у главаря димитровской группировки дел было невпроворот – работа с заказчиками отрывала много времени, к тому же он давно решил вкладывать средства в легальный бизнес и уже начал это делать с помощью двух расторопных мальцов, недавно закончивших в Москве юрфак, – Филипп Матвеевич Неварко не мог жить без этой пухленькой особы, она так его заводила, что он мог часами продолжать с ней встречу, не откликаясь на звонки мобильного телефона. Охранники в «предбаннике» подолгу томились без дел и уже изучили огромное количество картёжных игр из потрёпанной книжонки, позаимствованной в свое время у Валька-драного, убитого ими же на одной из стрелок.
Вот и сейчас они с тупыми, редко светлевшими от азарта лицами махали картами, бросали их на прозрачный журнальный столик, выражаясь не вполне цензурными словами. Неварко в это время млел от счастья близкого общения с Ириной, ему хотелось доставить ей какое-то неземное удовольствие, чтобы она чувствовала постоянную благодарность к своему покровителю.
– Что задумалась, малышка? – спросил Филипп, с нежностью глядя на свою пассию.
Ирина Андреевна подняла на него огромные печальные глаза, почему-то полные слёз, и промолчала. Это сразу подтолкнуло хозяина к активным действиям. Он подскочил к любовнице, обнял и стал утешать, поглаживая по волосам и приговаривая:
– Ну, что с тобой? Успокойся! Расскажи, что случилось, всё для тебя сделаю, сама знаешь!
Задумчиво глядя на лопоухого Филиппа, Ирина твёрдо сказала, смахнув с ресниц слёзы:
– Даже тебе, мой дорогой, не сделать того, что мне хочется!
Для Неварко это показалось странным. Он удивленно молчал, переваривая сказанное Ириной. Как это может быть, чтобы ему, Филиппу Неварко – первому человеку в Димитровске – не выполнить то, что захотелось этой крохотной лапулечке! С его-то возможностями! Что-то здесь не так.
– Ну, говори, не томи! – Филипп разом взмок от волнения. – Хочешь, в Америку съездим? Или – к япошкам? Может, купить тебе Мерс накрученный? И права в придачу?