Молчи, Россия, молчи! Полиция не дремлет

Однажды депутат не пошел в Думу, а остался дома и сидел в кабинете злой, угрюмый, раздражительный.

– Что с тобой? – спросила жена.

– Речь бы мне нужно сказать в Думе. А речи нету.

– Так ты придумай, – посоветовала жена.

– Да как же – придумай! Вот сижу уже третий час, стараюсь, как ломовая лошадь, а голова все не думает!

– Удивительно! Как же это человеческая голова может не думать?

– Да так вот. Вот сижу и твержу сам себе: ну, думай же, черт тебя возьми… Придумывай речь. Ну! И тут же глядишь на обои – думаешь: какие красивые красные цветочки! Или на стол посмотришь: хороший, мол, стол. Дубовый… Двести рублей за него плачено. Тут же сам себя и поворачиваешь: да ты о речи лучше думай!

– А самой речи не выходит?

Депутат скорбно заморгал глазами:

– Не выходит. Не думается.

– А голова-то у тебя большая, – сказала задумчиво жена, смотря на мужа. – Тяжелая. С чего бы?

– Да черт ли в ней, что большая! Чего не надо – то она думает: о цветочках там, о столе. А как к речи обернешься – стоп, анафемская. Молчит.

– А ты поболтай ею так! Пошибче… Может, мозги застоялись.

Депутат покорно поболтал головой.

– Ну?

– Ничего. Молчит. Вот в окно сейчас посмотрелось и подумалось: что, если у того дома крышу снять – смешно будет или не смешно? Должно, смешно и странно.

Жена вздохнула и вышла из комнаты.

– Тише! – крикнула она детям. – Не мешайте папе. Ему нехорошо.

– А что с ним? – спросили дети.

– Голова молчит.

А в кабинете сидел отец опечаленных малюток, тряс тяжелой головой и бешено шипел:

– Да думай же, анафемская! Думай, проклятая.

К обеду вышел еще более злой, с растрепанными волосами и мутными остановившимися глазами.

Проходя в дверь, злобно стукнул головой о косяк и заревел:

– Будешь ты думать? Вот тебе! Думай, думай!..

Дети испугались. Заплакали.

– Что это он, мама?

– Не бойтесь. Это он голову разбудить хочет. Голова у него заснула.

«Выборы в Государственную Думу»

После обеда несчастный депутат снова перешел в кабинет. Повернулся спиной к столу, к обоям, закрыл глаза.

Жена подходила, прислушивалась. Все безмолвствовало.

Около семи часов из кабинета послышался легкий стук и потом шорох, будто кто-нибудь перебирал камушки.

– Славу Богу! – перекрестилась жена. – Кажется, задумал.

Из кабинета доносилось легкое потрескивание, шорох и скрип.

– Что это скрипит, мама? – спрашивали дети, цепляясь за юбку матери.

– Ничего, милые. Не бойтесь. Это папа думает.

– Тяжело, небось? – в ужасе, широко открыв глаза, спросил малютка Ваня.

– А ты как полагаешь!.. Никогда в роду у нас этого не было. Чтобы думать.

* * *

Депутат стоял на трибуне.

– Говорите же! – попросил председатель. – Чего ж вы молчите?

– Сейчас, сейчас, – тяжело дыша, прошептал депутат. – Дайте начать… О чем бишь я хотел…

На лбу надулись черные жилы. Теплый пот струился по лицу, скатываясь за воротник.

– Ну же! Скорее.

– Сейчас, сейчас…

Глаза вылезли из орбит. Голова качнулась на шее, вздрогнула… послышался явственный треск, лязг и потом шорох, будто бы где-то осыпалась земля или рукой перебирали камушки. Что-то затрещало, охнуло… депутат открыл рот и с усилием проревел:

– Я не говорю, что нужно бить инородцев, вообще. Поляков, литовцев и татар можно и не бить… Но евреев бить можно и нужно – я удивляюсь, как этого не понимают!

Вот откуда взялась эта речь.

Скандал

Неожиданно среди общего сна и скуки, как удар грома, грянул небывалый скандал в Думе.