Наедине со временем

Управляемая массовая истерия переходит от обожествления вождя к затмевающему разум проклятию его. Смесь трезвого и меткого наблюдательного взгляда с испуганными попытками объяснить необъяснимое и принять неприемлемое, запечатленная в записях 30-х годов, характерна для восприятия эпохи многими писателями той давней поры.

Стране не надо учиться врать ни у кого, кроме как у собственной истории. Мифы о Ползунове, Лодыгине и Попове проходят через все учебники отечественной истории, с самозабвением раздувая «национальное лидерство». Несмотря на обилие информационных потоков, страна безмятежно врет как самой себе, так и всей округе, создавая мифические приоритеты даже там, где не надо.

В СССР на протяжении 70 лет замалчивалось истинное происхождение основателя государства – Ленина, хотя его старшая сестра А. Ульянова еще в 1932 г. в письме Сталину упомянула, что ее дедушка по материнской линии был украинским евреем, перешедшим в христианство, чтобы получить доступ к получению высшего образования: «Он вышел из бедной еврейской семьи и был, если верить свидетельству о крещении, сыном Моисея Бланка, рожденного в западноукраинском городе Житомире. Владимир Ильич всегда был высокого мнения о евреях. Мне очень жаль, что обстоятельства нашего происхождения, предполагаемые мною давно, еще не были известны при его жизни». Ульянова просила Сталина сделать достоянием общества еврейское происхождение Ленина, чтобы остановить растущий антисемитизм.

То, что зомбированные многотысячные трудовые коллективы поддерживали установки и мнения ЦК, было заметно по «энтузиазму» масс, сгоняемых на митинги и выборы. Рабочие, колхозники и представители трудовой интеллигенции, поднимаясь на трибуны различных съездов и собраний, начинали свои выступления со слов, подобных этим: «Я книгу Пастернака не читал, но…», и далее следовал поток брани. Но все чаще возникал вопрос – верила ли высшая сталинская номенклатура и примкнувшая к ней часть общества в то, что делала, или была лицемерной? Словенский философ С. Жижек однозначно отвечает на вопрос о сталинской элите: «Мне кажется, они на самом деле верили, и это ужасно».

Эта вера сохранилась у многих и до сих пор, если всмотреться в кадры фильма «Сталин Live», где отец народов представлен эдаким грузинским красавцем, жгучим брюнетом, в состоянии постоянного раздумья, выпаливающим цитаты из Талмуда, Ветхого завета или Библии. Он выглядит почти пророком в окружении безликих зажравшихся «держиморд» с лицами на весь экран, словно в балагане скотного двора из романа Оруэлла. Здесь и не пахнет демократией, хотя именно о ней и ее принципах идет речь. Нам навязывают подмену понятий и стереотипов, в том числе и пронесенного через века гуманизма. Свобода в цитадели социализма под названием СССР была всегда, но не было возможности ею воспользоваться. Мы имели свободу выбора, но только в том случае, если он совпадал с тем, о котором, опять же, пеклись власти.

В условиях запретов, контроля, цензуры правда стала роскошью. Неосторожное слово, действие, поступок, фраза расценивались как покушение на монолитность советской власти.

Продолжаем разбираться

Неимоверно возросшие бедствия народных масс даже в самых передовых странах капитализма умножали число сторонников свержения капиталистической системы. Однако революционное движение, обладавшее могучим потенциалом, оказалось подорванным изнутри – политикой сталинизированного Коминтерна, подчинившего всю деятельность компартий государственным интересам СССР, уделяя борьбе с внутренним врагом намного больше внимания, чем антиимпериалистическому и антифашистскому противостоянию. Перманентные чистки компартий и отход от коммунистического движения многих тысяч людей, разочаровавшихся в «советском эксперименте», скомпрометированном сталинизмом, ослабили революционные силы как раз в тот исторический момент, когда возникли объективные возможности для их мощного подъема и консолидации во всем мире.

Поражение революционных сил в Европе – в Польше, Германии, Франции и Испании – во многом явилось результатом ошибочной политики Коминтерна, обусловленной страхом Сталина перед возможностью спонтанного возникновения социалистических революций в других странах. Победа таких революций в Европе могла перенести центр коммунистического движения из СССР в более развитые страны, вызвать подъем антисталинских коммунистических и социалистических сил, произошедший, например, в гражданской войне в Испании, и в конечном счете вырвать из рук Сталина господство над зарубежными компартиями, обязанными соответствовать только его геополитическим расчетам, находясь под его властью. Вторая мировая война стала не только следствием жестоких межимпериалистических противоречий, но и расплатой за предательство сталинизмом международной социалистической революции. Поражение фашизма в этой войне было достигнуто, по словам А. Жида, «благодаря антинацистскому тоталитаризму», явившегося после войны, по признанию П. Тольятти, «подобием смирительной рубашки, не позволившей коммунистическому движению в момент окончания войны, завоевав множество новых позиций, продемонстрировать всю свою силу…».

Проблемы, возникшие при сталинском режиме, не являлись характерными только для него. Они были присущи и другим политическим структурам, но история знает только одну аналогию исторического пути России 30—40-х гг. прошлого столетия, а именно довоенную и послевоенную Германию. При сталинском или нацистском режимах действовал симбиоз паранойи личности, стоящей во главе власти, и безукоризненной лояльности и поддержки существующего режима единомышленниками с человеческими чертами, постепенно вытесняемыми необузданным стремлением выжить, солидарностью в борьбе против любого нарушения status quo.

Например, в дневниках Геббельса – только верноподданичество и почти интимное и низкопробное холуйство перед фюрером и его идеями и одновременно уличная фамильярность, переходящая в дремучую животную ненависть к Герингу как перерожденцу, опошлившему учение Гитлера в конце авантюры. Одновременно можно увидеть в этом «нечеловеке» и сентиментальные элементы по отношению к семье, считавшем, что все личное – досадно и второстепенно и мешает основной цели его существования – борьбе. В СССР, как и при нацизме, власти взялись и попытались изменить сущность человека, что оказалось несостоятельным. Под сомнение встали не только сами идеи, но и политические системы, породившие их, вместе с господствующими в них патриотизмом и национализмом.

Еще Б. Паскаль сказал, что человек – это куча грязи. Но уже Кант знал, что, осознав это, человек тем самым возвышает себя над животным. Коммунистическая и нацистская пропаганды не могли с кем-либо, например, с церковью, делить монопольное влияние на формирование человеческой личности. Известно об эквивалентном отношении коммунизма и фашизма к религии. Однако процесс душевной перлюстрации, начиная с Нюрнбергского процесса на внешнем уровне с глубоким и далеко идущим добровольным и принудительным очищением от нацизма, не мог привести к тому, чтобы под своды немецких храмов к молитвам стекались эсэсовцы вместе с их жертвами.

Но именно такое нравственное приобщение к религии палачей и их жертв произошло в России. Как первые, так и последние произносили одни и те же слова молитвы, обращенные к Богу. Трудно искать смысл, непрерывно вкладываемый в общие песнопения, ибо остается все то же лицемерие коммунистических постулатов, уставов и программ, запросивших передышку, а может быть, и без нее, в поиске новых врагов на образах идеологической мифологии в ожидании новой революционной ситуации.

В своем обращении к народу на Рождественских чтениях почивший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II говорил о «попечении всего, что затрагивает душу человека». К сожалению, эта забота обо всем и, самое главное, обо всех не получается. Защищая высокую культуру и нравственность, власть обращается прежде всего к обеспеченным россиянам. Бедные слои населения выпадают из поля зрения властных структур, отвечающих за «культпросветработу».

Медведев, будучи первым вице-премьером, заявлял: «Гражданское общество эффективно только в том случае, если оно состоит из зрелых и подготовленных к демократии личностей». Оценивать количество таковых он не стал, выразив надежду, что их станет больше, надеясь на нацпроекты с прицельно выбранными сферами, оказывающими влияние на человека, на его развитие как личности. До того на протяжении последних десятилетий никаких серьезных разговоров о развитии личности в России было невозможно вести – «мы были к этому не готовы, денег не было, сумбур был в головах».

Итак, для того, чтобы запустить процесс формирования новой личности, поддерживающей процесс демократизации общества, нужны деньги, обеспечивающие понимание и истолкование самих понятий демократии и сопровождающих ее морали и этики именно так, как хотят власть имущие. И для этого с целью наведения мостов между государством и обществом преимущественно для расширения культурно-социального самосознания запускаются так называемые национальные проекты, ибо просто на все социальные нужды не хватает средств, а почти вся «социалка», культура, образование, медицина в стране – в катастрофическом положении. И выбирается несколько направлений с выделением на них средств, подверженных контролю, чтобы абсолютно все не разворовали, гордо называя эти несколько направлений «нацпроектами».

С целью возрождения культурных ценностей руководство более двадцати лет исправно посещает коровники и больницы, свинофермы и школы. На очереди бани, общественные туалеты и другие разного рода богоугодные заведения. Но многие обозреватели и аналитики называют эти нацпроекты очередным очковтирательством, ибо финансовые потребности страны по ним во много раз выше предусмотренных. Однако и их достаточно, чтобы фирмы-однодневки, присосавшись к этим финансовым потокам, растащили и эти скудные средства. И посему не случайно в эти проекты верит только 40–50 % населения страны.

Обозреватель «АиФ» В. Костиков говорит: «Народу выделяется особая культурная и нравственная резервация: с рекламной пивоводочной культурой, дешевой телепопсой, с псевдоголосами и пошлым весельем. Внешне вроде бы все благополучно. Капиталистическая Москва напоминает постоянно действующий фестиваль, непрерывную демонстрацию „культурного мэйнстрима“. В Россию с удовольствием приезжают действительно великие музыканты и исполнители современного мира, которых раньше из-за наличия „железного занавеса“ можно было услышать только на „Би-Би-Си“ („ВВС“) или по „Голосу Америки“. Столица все больше превращается в торгово-развлекательный центр для богатых. А что перепадает с барского стола народу? Лишь жалкие крохи. Денег не хватает даже на скромный культурный поиск. Некогда общедоступная книга становится дорогим „деликатесом“. Даже на разрекламированный „народный“ каток на Красной площади билеты продают по 500 руб.». Далее обозреватель восклицает: «Что, если так дальше пойдет? Единственной народной забавой останется сходить бесплатно в Мавзолей на дедушку Ленина». Еще доступны музеи и цирк. Но билеты в кино уже «кусаются». Семейный поход в кино обходится в 1200–1500 руб., хотя воспоминания еще свежи, когда билет в кино стоил от 20 копеек, а «докторская» колбаса – 2,8 руб., а водка – 2,87 руб. Все труднее позволить себе билет в театр. За последние годы цены на билеты возросли в десятки раз.

Лозунг социализма «Искусство принадлежит народу», несмотря на существовавшую тогда цензуру и скабрезную народность, давал свои плоды и приносил преимущества всем слоям общества в равной мере. Была своеобразная уравниловка, подтверждаемая даже всеобщим любимцем Лещенко, вспоминающим, что в ушедшем в предания советском строе он не видел на столе Брежнева черной икры, как у современных олигархов, а лишь сосиски с капустой. А сейчас звезды российской эстрады, выступающие на ресторанных юбилеях и корпоративных вечеринках «высших мира сего», запрашивают гонорары до $50—100 тыс. за вечер. Кто посещает такие мероприятия?

Возможности воспользоваться конституционным правом на участие в культурной жизни, пользование учреждениями культуры и доступ к культурным ценностям тают на глазах. Трудно представить, что, по мнению Грефа, Россия догонит Францию по комплексу социальных услуг через 20–25 лет, но, несмотря на долгий путь, все чаще и тревожнее звучат темы той же нравственности и культуры. Принимая искаженность, асимметричность по отношению к различным слоям общества, страна долгое время шла на установление мировых рекордов по числу казино и «одноруких бандитов», кичась своим богатством, имея в виду нефтегазовые запасы и стабилизационный фонд, особенно в пересчете на рублевый и золотой эквиваленты. Как хочется быть похожими на Запад. Вдоль улиц выстроились отели, рестораны, бутики, бары, вместо прежних гостиниц, булочных, закусочных, магазинов готового платья и т. п.

Мне вспоминается мой приезд в Москву в середине 90-х годов. В аэропорту Шереметьево транзитные туалеты по щиколотку полны мочой. А в зале выдачи багажа пассажиров приветствовал робот голосом Ф. Синатры, напевающего «Нью-Йорк, Нью-Йорк» – на московской земле!

А перед глазами еще свежи воспоминания очевидцев неглубокой старины, связанные с раскулачиванием, когда банды завистливых «красных» люмпенов грабили всех «зажиточных» с хозяйством в одну лошадь или корову. Уносили все, включая кухонную утварь и одежду, срывая с плеч, обрекая на голодную смерть всех, кто мог и любил хорошо трудиться. А ведь Россия тогда состояла в основном из крестьян, и пострадало в большей или меньшей степени почти все нормальное население!

Не говоря о заводах, дворцах, пароходах – в части только культурных достояний народ лишился более 30 000 творческих коллективов – театральных, хоровых, танцевальных, работавших под крылом профсоюзов, хотя можно было долго брюзжать относительно их балалаечного уровня[21 - Аргументы и факты. 2007. № 6. С. 8.].

Но именно здесь, в этом резервуаре ковался огромный ресурс и потенциал юных дарований, спешивших заменить стареющих исполнителей, представляющих целые школы и династии. Это был шанс, даваемый советской властью всем слоям общества, – прикоснуться к великой культуре страны и стать равноправными участниками ее создания. Это был неиссякаемый поток молодежи, направляемый в российскую интеллигенцию, что сегодня практически невозможно. Сегодняшняя культура в России перестает выполнять важнейшую социальную и политическую функцию – объединять народ в единое целое или, по крайней мере, создавать иллюзию единства. Вместе с обществом, распадающимся на две несоприкасающиеся части – богатых и бедных, распадается и общекультурное пространство страны. Народ заталкивается в культурное гетто.

А ведь распад общества на аристократию и быдло – «низкое» сословие – чреват семенами классовой ненависти и элементами социальной нестабильности. Вымывание культуры из народных пластов и замена ее вставками «а-ля Петросян» или эстрадно-танцевальными зрелищами типа «Аншлага» ведет не только к отрицанию демократических ценностей и заменой их на дешевые остроты и провинциальные анекдоты, но и к опошлению нравственных стандартов бытового поведения. Социологи бьют тревогу. Сегодня только 25 % населения признают демократию полезной для общества.

Вытеснение и выталкивание широких масс народа из приобщения к высоким культурным ценностям, лишение их способностей выделять действительные завоевания культуры и высокие нравственные традиции приводит к негативным последствиям: растут агрессия, алкоголизм, наркомания, насилие, национальная нетерпимость. Культурный вакуум заполняет идеология дремучести, против которой выступал еще Ф. Достоевский: «Раз нет Бога, все дозволено».

Не дай бог получить «культурную революцию» китайского образца. Да и у самого государства и его экономических устоев изменилось отношение к компонентам культуры и ее основам: образованию и квалификации, не являющимися больше гарантиями успеха.

За четверть века, прошедшего со дня потери власти коммунистической партией с ее более чем 70-летним гнетом и одурманиванием населения, только 10 % считают, что Октябрьская революция была благом для России, СССР и всего прогрессивного человечества, включая и негров преклонных и менее преклонных годов, проживающих уже в изобилии на всех континентах планеты, в том числе и на лесных и степных просторах России.

38 % видят в ней неоправданные потрясения и жертвы, а 42 % воспринимают революцию как историческую катастрофу, спровоцированную тяжелым положением народных масс тогдашней России. И хотя все яснее, что никакого особого предназначения для страны не существует, по-прежнему хочется верить в свою исключительность, свой особый путь.

Законы демократии отработаны всем развитием свободного общества. Их нельзя приспосабливать под себя, выбирая из них то, что подходит под сиюминутность момента. Демократия должна восприниматься обществом во всем многообразии своих законов, действующих согласно уже многократно проверенным историческим коллизиям.

Потуги выставить демократию и ее носителей для себя в качестве примера, непрерывно зловредно огрызаясь, стараясь увидеть, найти в ней нечто неприсущее, неспецифическое для нее, являются тщетными и вредными. Выставить ее в постоянном и непреходящем образе врага, инспирируя свою собственную демократию, заменяя ее постоянной игрой в слова, понятия и образы, далеко от нее стоящие и ничего общего с ней не имеющие, становились постоянным уделом привилегированных верхов. Рассталась ли страна со своим прошлым или только отгородилась от него временно идеологическими перепевами, игрою слов, игрой улыбок? Лозунги искажаются и деформируются в зависимости от того, кто их насаждает и реализует, ведя к диктатурам Ленина и Гитлера.

Мало того, несмотря на то, что прошло более четверти века со дня гибели этого до зубов вооруженного монстра – СССР, представляющего огромную угрозу для мирового сообщества, 56 % россиян считают, что противостояние между белыми и красными закончилось. Тем не менее почти 25 % населения России верит, что борьба продолжается, и среди них 34 % сторонников компартии России. Приходят на память слова аналитика общественного мнения Ю. Левады: «Спасать Россию надо от собственного прошлого»[22 - В. Костиков. В постели с тов. Лениным // Аргументы и факты. 2007. № 4.].

Для людей со слабым социальным и политическим самосознанием психологически легче принимать на веру упрощенные догмы и мифы, преподносимые непогрешимым вождем, чем разбираться в сложном спектре аргументов и доказательств оппозиционных сил. Торжество бюрократического абсолютизма стало трагедией не только большевизма и советского народа, но и всего мирового коммунистического движения – самого массового политического движения в истории человечества.

Широко используя, например, концепцию заговоров с идеологическим противником, представляя оппозиционные структуры как врагов существующих общественных формаций, применяя к ним средства диктата и насилия, представители национал-социалистического расового подхода к личности, например в Германии, смогли даже повернуть ход истории и вернуть ее к разнузданному средневековому варианту геноцида и поголовного истребления «неполноценных» и неизлечимо больных, в том числе и пациентов психиатрических лечебниц, а также сексуальных и религиозных меньшинств, евреев и цыган.

А в СССР коммунистическая идеология довела верность утопической идее равенства и братства абстрактного будущего до обычных доносительств и предательств. Пример Павлика Морозова, еще в пионерском возрасте пославшего на расстрел собственного отца, являлся хрестоматийным примером подражания для многомиллионной армии советской детворы, распевающей над бескрайними просторами Советского Союза бодрую песенку композитора Блантера «Мы на планете самая веселая страна».

Конечно, всех можно простить, включая несовершеннолетнего Павлика. Но забыть нельзя, ни с точки зрения морали, ни с точки зрения истории. Да и процесс прощения не является чем-то само собой разумеющимся. Для его реализации необходимо наличие двух сторон: одной, пересмотревшей свое поведение, осознавшей тот масштаб зла и страданий, принесенных другой стороне, и попросившей прощения за все содеянное. Другая, потерпевшая сторона вправе реагировать на это по-разному. Простить безусловно или на условиях. Простить безусловно, оглядываясь на уровень ущерба и страданий, – было бы идиотизмом. А вот простить на условиях, не допускающих в будущем ни малейших шансов поползновений или попыток реставрации гнусных извращений режима, пусть даже с церковным покаянием, – все это и есть принципы любой демократии – управляемой или направляемой. Демократия – это достижение общества, это уровень его успехов, это ориентиры движения общества, его цели.

Современному российскому человеку больше не свойственны раболепие перед властью, исчезли искусственная активность и страх, но на смену плакатному «советскому человеку» ни новый человек, ни новое общество не пришли. А вместо страха появились апатия, пассивность и недоверие к власти, к политикам, к бизнесу. Если советскому человеку была свойственна наивная вера, что «сказку можно сделать былью», то для нынешнего поколения россиян характерен социальный пессимизм. Хуже всего то, что пессимизм затронул и молодежь, все больше замыкающуюся в частной жизни, не отставая в этом не только от молодежи США и Европы, но и афро-азиатских стран.

Молодежный романтизм 90-х годов, вера в политическое и духовное возрождение обернулись горьким разочарованием. Подтверждением нарастающей гражданской пассивности является отток активного населения из профсоюзов. Только за 2013–2016 гг. число членов ФНПР[23 - Федерация независимых профсоюзов России.] уменьшилось более чем на 1,3 млн человек. Пожалуй, самое большое разочарование связано с судьбой среднего класса. Семена нового предпринимательского поколения всходят крайне медленно. Более того, то, что успело взойти, сознательно вытаптывается бюрократией. Налицо всероссийский застой. Подобное состояние, хорошо охарактеризованное еще Некрасовым в стихотворении «Рыцарь на час», Россия уже переживала более полутора столетий назад:

Вы еще не в могиле, вы живы,
Но для дела вы мертвы давно,
Суждены вам благие порывы,
Но свершить ничего не дано…

В свое время И.А. Гончаров в романе «Обломов» также показал «общество в состоянии застоя, неподвижной и мертвой жизни», ставя перед собой задачу изобразить сквозь слабое мерцание сознания необходимость труда, настоящего, не рутинного, а живого дела в борьбе с всероссийским застоем, через лень и апатию во всей ее широте и укорененности, как стихийную черту современного ему общества. И еще другое стихотворение И.С. Аксакова характеризует то время, так похожее на современную российскую действительность:

Пусть гибнет все, к чему сурово
Так долго дух готовлен был:
Трудилась мысль, дерзало слово
В запасе было много сил…
Слабейте, силы, вы не нужны!
Засни ты, дух! Давно пора!
Рассейтесь все, кто были дружны
Во имя правды и добра!

Но долгоживущее российское правительство застыло именно потому, что оно связано по рукам и ногам апатией самого общества и его элиты, представители которой иногда пробиваются к телевизионным экранам, освистываемые зомбированной публикой и разделывающие друг друга «под орех». «Великая тайна современной России», – согласно Вл. Пастухову, – «состоит в том, что в ней никому не нужны перемены. У большинства появился синдром боязни врача, боязни узнать от него всю правду о болезни».

Однако застыть на линии перемирия своеобразной 38-й параллели XXI века обе из сторон не могут и не намерены. Власть посредством своих информационных пор непрерывно всасывает в себя атмосферу социального паралича. Отсутствие так называемой цели, попытки заменить ее своеобразным русским путем развития демократии, да и само постоянное деформирование понятия демократии, стремление подчинить ее сиюминутным потребностям власти ведет к расцвету клановой борьбы, жесткой и бескомпромиссной, когда все средства хороши, ничего общего с понятием демократии не имеющие.

В наше время, олицетворяющее новейший период застоя, неясно, на кого хочет опереться власть, проводя свою политику, ибо средний класс не стал двигателем экономики. Более того, численность его сокращается. Наполнение казны за счет притока нефтедолларов не сказалось на увеличении доходов среднего класса – его труд по-прежнему недооценен, но мы вновь бряцаем новым, неизведанным оружием, поглощающим огромные средства. Дальнейшее зависит уже не от среднего класса, а от масштабных инвестиций и структурных изменений экономики. И не случайно, хотя логично, неожиданным оказалось то, что 54 % среднего класса составляют государственные служащие. Тем самым представление о среднем классе как о людях из бизнеса, самодостаточных, финансово независимых от государства, в России стало несколько иным[24 - Кто ты, средний класс? // Аргументы недели. 01.02.2007.].

Власть ищет союзника в буржуа и хочет сделать его своей новой российской элитой, присовокупив сюда всякого рода «инженеров человеческих душ». В общем, жизнь «устаканилась». Застой переиздан малым тиражом, особых поражений, как и достижений, как будто нет.