Наедине со временем

Более 80 лет назад, в январе 1936 г., в статье, посвященной памяти Ленина, тогдашний любимец партии Н. Бухарин назвал русский народ «нацией Обломовых». Неужели такая оценка правомерна? Похоже, что да.

Истоки размывания большевизма

В широко известном советском кинофильме «Парень из нашего города» командир танковой школы спрашивает у водителя танка, не сумевшего преодолеть водную преграду на маневрах: «Так почему же танк провалился?» Участники преодоления распада СССР также вправе спросить у истории и у себя о причине этого распада.

Возвращаясь к многократно цитируемому выше Карпову, взгляды и выводы которого опровергаются множеством материалов, есть смысл упомянуть отдельные мысли из работы известного советского философа марксистского толка В. Роговина[25 - В. Роговин. Была ли альтернатива?], показывающие, что на руле систематического шельмования и интриг, возникших в компартии еще в период становления советской власти, ведущих к возникновению деформаций и полному разрушению марксистко-ленинских идей строительства социализма, лежит руководящая рука Сталина, умело воздействовавшего на низменные черты человеческой натуры при помощи инструментов, состоящих из фальсификаций, подлогов, раздачи постов и привилегий, борьбы за власть. Сталин обладал способностями наделять и разлагать нужных ему людей привилегиями, свойственными капитализму, транспонируя их в социалистическое общество.

Ленин вместе с Троцким вел борьбу со Сталиным и его кликой по всем главным направлениям: против однопартийности и ущемления прав инакомыслящих, за сохранение фракций и группировок в рядах партии, против привилегий руководства партии и государства, против автономизации республик, входящих в СССР.

Эта борьба сводилась к непрерывному каскаду конфронтаций с интригами нарождающейся в стране бюрократии, насаждаемыми кадровой политикой Сталина. Конечно, трудно ассоциироваться с политикой Ленина и Троцкого, принимая их борьбу против сталинских интриг как единственно верное продолжение идей великих гуманистов прошлого. Можно с твердостью быть уверенным, что Сталин был идеологическим наследником Ленина, ненавидевшего интеллигенцию и крестьянство. Он жаждал власти и упивался ею. Ленин был сторонником террора. Чего стоили с его позволения и прямого указания проводимые Красиным и Сталиным дореволюционные акции по экспроприации, его пароход с интеллигенцией, депортированной за границу, отнятие церковного имущества у духовенства. Но Ленину было свойственно и нечто человеческое. Он вязал корзиночки, собирал грибы, уважал Плеханова и любил Мартова.

Но, оглядываясь на ту жестокость, проявленную Лениным и Троцким (вспомним кронштадтский лед) в период гражданской войны в борьбе за власть и ее становление в России, следует помнить, что в данном случае речь шла не только о результатах их идеологических устремлений, но и об их непосредственной жизни и смерти. История последних лет подтвердила намерения обладателей власти: чтобы избежать уничтожения или гаагского трибунала, необходимо идти на самые жестокие меры борьбы за ее сохранение. Расстрел Ельциным Белого дома является характерным примером такой жестокости, которую следует так же отвергать, как и насильственную расправу Ленина и Троцкого с контрреволюционными силами, представляющими угрозу как существованию государства, так и их собственной жизни.

Здесь возникает вопрос о самом понятии контрреволюционных сил и контрреволюционной деятельности, используемом с успехом и Лениным, и Троцким, и Сталиным по своей идеологической широте в одинаковой мере. Например, известны нападки Троцкого на К.И. Чуковского, нашедшие свое отражение еще в статье, датированной февралем 1914 г. и впоследствии вошедшие в его книгу «Литература и революция» (М., 1923). Троцкий называет Чуковского «теоретически невменяемым», утверждая, что он «ведет в методологическом смысле чисто паразитическое существование». 01.10.1922 г. в «Правде» была напечатана статья Л. Троцкого «Внеоктябрьская литература», где он так характеризует книгу Чуковского о Блоке: «…этакая душевная опустошенность, болтология дешевая, дрянная, постыдная!» Что писал Троцкий о Чуковском в 1924 г., установить не удалось, но в архиве Чуковского сохранился сатирический отклик С. Маршака на это выступление Троцкого. В рукопись «Чукоккалы» на стр. 384 вклеен листок с типографски набранными стихами с записью рукой К. И.: «С. Маршак (для „Русского современника“), запрещено. Троцкий». Вот отрывок из стихотворения С. Маршака:

Расправившись с бело-зелеными,
Прогнав и забрав их в плен,
Критическими фельетонами
Занялся Наркомвоен.
Палит из Кремля Московского
На тысячи верст кругом.
Недавно Корнея Чуковского
Убило одним ядром.

К этим идеологическим нападкам следует отнести и статью Н.К. Крупской в «Правде» от 01.02.1928 г. «О „Крокодиле“ К. Чуковского», утверждающую, что эта сказка является «буржуазной мутью». Крупская резко осудила и работы К. Чуковского о Н.А. Некрасове, заявив, что «Чуковский ненавидит Некрасова», результатом чего явился полный запрет на издание всех детских книг Чуковского, поскольку Крупская тогда возглавляла комиссию по детской книге ГУСа[26 - ГУС – Государственный ученый совет.]. В напечатанном в «Правде» 14.03.1928 г. «Письме в редакцию» М. Горький возражал Крупской по поводу «Крокодила», утверждая, что помнит отзыв В.И. Ленина о некрасоведческих исследованиях Чуковского. По словам Горького, Ленин назвал работу Чуковского «хорошей и толковой». Письмо Горького приостановило начавшуюся травлю книг и статей Чуковского о Некрасове. Однако «борьба за сказку» продолжалась еще несколько лет.

Однопартийность никогда не рассматривалась в марксизме как необходимый фактор политического строя, возникшего после победы Октября. Но, согласно Роговину, вскоре после нее большевики оказались единственной легальной и правящей политической партией с навязанной ей враждебными политическими силами однопартийностью, не свойственной большевизму. Тем не менее большевики прилагали немалые усилия, чтобы и далее удерживать так называемые «советские» партии, т. е. партии, входившие до октября 1917 г. в Советы, в рамках советской легальности[27 - Э. Карр. История Советской России. Книга 1: Большевистская революция. 1917–1923. М., 1990. С. 146–152.]. Даже в годы гражданской войны эсеры, меньшевики и другие левые партии допускались в Советы в случае отказа от вооруженной борьбы против них.

Другой опасностью, грозившей поразить завоевания революции, было ограничение внутрипартийной демократии, вызванное тяжелыми условиями становления советской власти, хотя марксисты всегда считали закономерным наличие и развитие в рабочей партии борьбы внутрипартийных идейных течений и взглядов даже по самым острым политическим вопросам, что в дальнейшем было исковеркано Сталиным, считавшим, что борьба должна вестись на полное устранение инакомыслящего меньшинства.

Еще Энгельс, подчеркивая недопустимость ограничения дискуссий и применения санкций к оппозиционному меньшинству, в письме к Ф. Зорге писал: «Самая большая в империи партия не может существовать без проявления в ней в изобилии всякого рода оттенков, избегая даже видимости диктатуры…»[28 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 373, 374.].

Ленин многократно подчеркивал, что партийная дисциплина должна быть единой для всех ее членов, сочетаясь в единстве действий со свободой обсуждения и широкой критикой до принятия решения, подлежащего единому выполнению[29 - Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 64, 65.]. Понимая, что партия власти особенно нуждается в единстве, Ленин направлял постоянные усилия на предотвращение внутрипартийных расколов и рассасывание фракций по мере решения споров и на смягчение и нейтрализацию личных и групповых конфликтов ее членов, особенно в рядах руководства.

На VIII съезде партии Зиновьев заявлял: «Оппозиция – вещь законная. Никто против этого ничего не имеет. Съезд для того и созывается, чтобы каждая группа нашей партии сказала свое мнение»[30 - VIII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Протоколы. М., 1959. С. 325.]. На IX партконференции была принята резолюция «Об очередных задачах партийного строительства» с предупреждением против применения партийных санкций по отношению к коммунистам, чьи взгляды отвергнуты внутрипартийной борьбой: «Какие бы то ни было репрессии против товарищей за то, что они являются инакомыслящими по тем или иным вопросам, решенным партией, недопустимы»[31 - КПСС в резолюциях и решениях… Т. 2. С. 300.], не подпуская к власти новую «номенклатуру». Предполагалось принятым еще VIII съездом партии решением систематически откомандировывать к станку и плугу работников, застрявших на советской и партийной работе[32 - Знамя. 1989. № 9. С. 21.].

Но провозглашенный X съездом новый политический курс последовательно не был реализован, чему существенной помехой стала принятая X съездом резолюция «О единстве партии», запрещающая фракции, что обосновывалось Лениным наличием чрезвычайной обстановки в стране на фоне кронштадтского мятежа, вспыхнувшего в дни съезда. Ленин прямо говорил, что эта резолюция, предусматривающая исключение пленумом ЦК кого-либо из его членов в случае допущения им фракционности, противоречит Уставу партии и принципу демократического централизма.

Другим решением съезда, ограничивающим права меньшинства, явилась резолюция, признающая несовместимость с пребыванием в партии пропаганды взглядов, противоречащих ее программе, не означая, однако, по мысли Ленина, конец спорам вокруг толкования программы и запрет на дальнейшие теоретические изыскания вокруг идей, ведущих к предложениям изменить программу.

Генеральная чистка партии, намеченная X съездом в качестве первой меры по ее оздоровлению, была проведена в 1921 г. В письме ЦК «Об очистке партии» указывалось, что она направлена против «плохих сановников», включая бывших рабочих, «успевших потерять все хорошие черты пролетариев и приобрести все плохие черты бюрократов»[33 - КПСС в резолюциях и решениях… Т. 2. С. 440–442.]. В письме отмечалось, что в ходе чистки «ни в коем случае не допустимы репрессии по отношению к инакомыслящим внутри партии»[34 - Там же.].

Ленин подчеркивал, что большевистская партия – это «единственная правительственная партия в мире, заботящаяся не об увеличении числа членов, а о повышении их качества, об очистке партии от „примазавшихся“…»[35 - Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 224.], считая партию еще незрелым политическим организмом, которому пока рано в целом, и даже в своей лучшей части, осуществлять функции единственной правящей партии, ибо «достаточно небольшой внутренней борьбы» в нем, чтобы авторитет его был «если не подорван, то во всяком случае ослаблен»[36 - Там же.].

Он считал, что причиной раскола партии может стать наличие чрезмерной концентрации власти в руках узкого круга партийных функционеров, что связано с риском возникновения внутренних разногласий и расколов, достигая предельной остроты в рядах старой гвардии, физически истребленной в дальнейшем Сталиным. Действительно, политические решения уже с конца 20-х гг. осуществлялись не этим слоем партийной гвардии, а единоличной волей Сталина.

Разногласия между оппозицией и членами ЦК и Политбюро, начавшиеся при жизни вождя, приобретали невиданную остроту. Интересны сообщенные в 1989 г. ветераном немецкой компартии И. Штейнбергером факты, пересказанные ему в конце 30-х гг. старыми большевиками, находившимися с ним в сталинских тюрьмах. Например, Н.А. Скрыпник сообщил ему, что Сталин в 1921 г. старался внушить Ленину мысль о мнимой опасности, грозящей партии вследствие отсутствия ленинского большинства в ЦК, и лишь Сталин способен обеспечить Ленину твердое большинство. Подобное сообщил и В.И. Невский, считавший, что введение поста генсека и назначение Сталина объяснялось тем, что в ходе дискуссии он перехитрил Ленина, убедив его в существовании угрозы расщепления партии на фракции, о чем Невский сам высказывал Ленину свои сомнения, считая это сталинскими интригами. Но Ленин отвечал, что решения об ограничении дискуссий в партии временны и он внимательно наблюдает за деятельностью Секретариата, позднее сожалея об этом, стремясь исправить свою ошибку в «Завещании»[37 - См.: Вопросы истории. 1989. № 9. С. 175, 176.].

Мой тесть Абрам Ефимович Эйзлер, обладатель тонкого политического чутья, вспоминая коллизии первого десятилетия советской власти, втолковывал мне, что непротивление Ленина назначению Сталина генсеком было вызвано непрекращающимися спорами внутри партии между соратниками, рассчитывая на железную дисциплину, введенную Сталиным, способную положить конец внутрипартийным разногласиям, на устранение которых у Ленина уже не хватало сил. Сам Троцкий вспоминал, что после X съезда у Ленина некоторое время существовало опасение о создании Троцким своей фракции. «Когда я это почувствовал, – говорил Троцкий, – я явился к нему специально, чтобы сказать, что ничего подобного нет. У нас был с ним длинный разговор, и мне кажется, что я его убедил, что никаких группировок и фракций я не создаю и что у меня этого и в мыслях нет»[38 - Вопросы истории КПСС. 1990. № 5. С. 37.].

С середины 1921 г. наблюдается все более доверительное сближение Ленина с Троцким. Ни в одном ленинском документе после X съезда не встречается хотя бы малейшее выражение недоверия, недружелюбия или отчужденности по отношению к Троцкому, наоборот, они постоянно дружественны и полны высоких оценок его деятельности.

Возникшие расхождения между Лениным и Троцким о роли Госплана были решены и в письме XII съезду, Ленин писал: «Эта мысль выдвигалась тов. Троцким, кажется, уже давно. Я выступил противником ее… Но при внимательном рассмотрении дела я нахожу, что, в сущности, тут есть здоровая мысль… В этом отношении, я думаю, можно и должно пойти навстречу тов. Троцкому…»[39 - Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 349, 350.].

Но слухи о разногласиях Ленина с Троцким продолжали искусно раздуваться, муссироваться, и становилось все яснее, что дело идет о преднамеренной интриге, идущей из верхов партии. Горький в первом варианте очерка «В. И. Ленин» писал: «…Даже о тех, кто, по слухам, будто бы не пользовался его личными симпатиями, Ленин умел говорить, воздавая должное их энергии. Удивленный его лестной оценкой одного из таких товарищей, я заметил, что для многих эта оценка показалась бы неожиданной. „Да, да – я знаю! Там что-то врут о моих отношениях к нему. Врут много и, кажется, особенно много обо мне и Троцком“. Ударив рукой по столу, он сказал: „А вот указали бы другого человека, способного в год организовать почти образцовую армию, да еще завоевать уважение военных специалистов. У нас такой человек есть. У нас все есть! И чудеса будут!“»[40 - Комсомольская правда. 1990. 21 января.]

Этот текст сохранялся в многочисленных изданиях воспоминаний Горького о Ленине вплоть до 1931 г., когда в очередном издании очерка «В. И. Ленин» появился текст, обратный по смыслу. Вышеприведенный абзац был изъят и заменен новым со словами, приписываемыми Ленину о Троцком: «А все-таки не наш! С нами, а – не наш», в чем был заложен еще и другой смысл, о нерусском происхождении Троцкого.

С 1921 г. Сталин интригует и против Ленина, не боясь даже острых конфликтов. Сохранилась запись М.И. Ульяновой, анализирующая отношения между Лениным и Сталиным в последние годы жизни Ильича, отмечающая, что еще до лета 1922 г. слышала о недовольстве Сталиным со стороны Ленина. «Мне рассказывали, – писала Ульянова, – что, узнав о болезни Мартова, В.И. просил Сталина послать ему денег. „Чтобы я стал тратить деньги на врага рабочего дела! Ищите себе для этого другого секретаря “, – заявил ему Сталин. В.И. был очень расстроен этим, очень рассержен на Сталина»[41 - Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 197.].

Ульянова писала, что у Ленина были и другие поводы для недовольства Сталиным, ссылаясь на рассказ старого большевика Шкловского о письме к нему Ленина, подтверждающем, «что под Ленина, так сказать, подкапываются. Кто и как – это остается тайной»[42 - Там же.].

В письме, написанном 04.06.1921 г. и впервые полностью опубликованном лишь в 1989 г., говорилось: «Вы вполне правы, что обвинять меня в „протекционизме“ в этом случае – верх дикости и гнусности. Повторяю, тут интрига сложная. Используют, что умерли Свердлов, Загорский и др. …Есть и предубеждение, и упорная оппозиция, и сугубое недоверие ко мне в этом вопросе. Это мне крайне больно. Но это – факт… Я видел еще такие примеры в нашей партии теперь. „Новые“ пришли, стариков не знают. Рекомендуешь – не доверяют. Повторяешь рекомендацию – усугубляется недоверие, рождается упорство. „А мы не хотим“!!!»[43 - Там же. С. 201.]

Из письма ясно, что Ленину приходилось уже тогда сталкиваться с резким противодействием его предложениям и даже со «сложными интригами» против него, прежде всего в кадровых вопросах, находящихся в ведении Оргбюро ЦК, руководимого Сталиным, чему способствовали частые отключения Ленина по болезни в 1921–1922 гг. от участия в работе центральных органов партии и государства. В начале декабря 1921 г. Ленин по решению врачей уезжает в Горки, где в мае 1922 г. его поразил первый удар, отключив на два месяца от жизни. Троцкий, тоже болевший, об этом узнает лишь на третий день от посетившего его Бухарина. «„И вы в постели!“ – воскликнул он в ужасе. „А кто еще кроме меня?“ – спросил я. „С Ильичом плохо: удар – не ходит, не говорит. Врачи теряются в догадках“»[44 - Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. М., 1991. С. 446–449.]. Для Сталина с его сторонниками каждый день отсутствия Ленина давал возможность осуществить подготовку и выработать приемы борьбы за власть. Очевидно, в это время и возникла идея «тройки» (Сталин – Зиновьев – Каменев) с целью противоборства не только с Троцким, но и с Лениным[45 - Там же.].

С июля, с момента своего начавшегося выздоровления, Ленин ощутил на себе стремление «тройки» отколоть Троцкого от руководства, получив соответствующее предложение Каменева. Ленин ответил крайне нервозно, увидев в этом предложении грязную интригу, направленную не только против Троцкого, но и против себя. «Я думаю, преувеличения удастся избегнуть, – гласила записка. – „Выкидывает (ЦК) или готов выкинуть здоровую пушку за борт“, – Вы пишете. Разве это не безмерное преувеличение? Выкидывать за борт Троцкого – ведь на это вы намекаете. Иначе нельзя толковать – верх нелепости. Если вы не считаете меня оглупевшим до безнадежности, то как вы можете это думать!!! Мальчики кровавые в глазах…»[46 - Цит. по: Наумов В. 1923 год: судьба ленинской альтернативы // Коммунист. 1991. № 5. С. 36.] Автор публикации В. Наумов считает, что она была написана еще в Горках, являясь интригой тройки в ответ на внесенное Лениным предложение в сентябре в Политбюро утвердить Троцкого первым зампредом Совнаркома, доверив ему высший государственный пост в случае затягивания своей болезни.

Троцкий сам отказался от этого предложения. Разъясняя мотивы отказа на октябрьском пленуме ЦК 1923 г., он ссылался на «один личный момент, не играющий никакой роли в моей личной жизни, так сказать, в быту, имеющий большое политическое значение. Это – мое еврейское происхождение»[47 - Вопросы истории КПСС. 1990. № 5. С. 36.]. Троцкий напоминал, что по этим мотивам он возражал уже 25.10.1917 г. против предложения Ленина назначить его наркомом внутренних дел, считая, что «нельзя давать такого козыря в руки нашим врагам… будет гораздо лучше, если в первом революционном советском правительстве не будет ни одного еврея»[48 - Там же.], ибо в противном случае контрреволюционные силы смогут играть на самых темных предрассудках масс, изображая Октябрьскую революцию «еврейской революцией».

Так же категорически Троцкий возражал с теми же аргументами и при назначении его на посты наркома иностранных дел и наркома по военным и морским делам. Оглядываясь назад, оценивая эту свою позицию, он говорил: «…После всей работы, проделанной мною в этой области, я с полной уверенностью могу сказать, что я был прав… быть может, я мог бы сделать гораздо больше, если бы этот момент не вклинивался в мою работу и не мешал бы. Вспомните, как сильно мешало в острые моменты, во время наступлений Юденича, Колчака, Врангеля, как пользовались в своей агитации наши враги тем, что во главе Красной армии стоит еврей… Я никогда этого не забывал. Владимир Ильич считал это моим пунктиком и не раз так и говорил в беседах со мной и с другими товарищами как о моем пунктике. И в тот момент, когда он предложил мне быть единоличным зампредсовнаркома, я решительно отказывался из тех же соображений, чтобы не подать нашим врагам повода утверждать, что страной правит еврей»[49 - Там же.].

С причиной отказа Троцкий, по-видимому, решил расстаться, когда Ленин в конце ноября – в начале декабря 1922 г. сообщил, что чувствует ограниченность сил, необходимых для руководящей работы, вновь предложив ему пост зампреда Совнаркома. Принципиальное согласие Троцкого на это предложение, вероятно, было обусловлено событиями, развернувшимися после избрания Сталина генсеком, произошедшего после XI съезда (март – апрель 1922 г.), в работе которого Ленин по состоянию здоровья принимал лишь эпизодическое участие, присутствовав лишь на четырех из двенадцати заседаний съезда. Троцкий вспоминал: «Когда на XI съезде… Зиновьев и его ближайшие друзья проводили кандидатуру Сталина в генсеки, с задней мыслью использовать его враждебное отношение ко мне, Ленин, в тесном кругу возражая против назначения Сталина генсеком, произнес свою знаменитую фразу: „Не советую, этот повар будет готовить только острые блюда“… Своему предупреждению Ленин не хотел придавать преувеличенного значения: пока оставалось у власти старое Политбюро, генсек мог быть только подчиненной фигурой»[50 - Троцкий Л.Д. Сталин. М., 1990. Т. II. С. 189.].

И далее: «Ленин чуял, что, в связи с его болезнью, за его и за моей спиною плетутся пока еще почти неуловимые нити заговора. Но он готовился дать „тройке“ отпор и начал его давать по отдельным вопросам»[51 - Троцкий Л.Д. Моя жизнь. С. 452.].

Таким был вопрос о монополии внешней торговли, когда в ноябре 1922 г. в отсутствие Ленина и Троцкого ЦК единогласно принял решение ослабить ее. Узнав, что Троцкий не согласен с принятым решением, Ленин написал ему ряд писем, пять из которых были в СССР опубликованы только в 1965 г. Согласованные действия Ленина и Троцкого привели ЦК к последующей единогласной отмене своего решения. Удовлетворенный Ленин отправил письмо Троцкому: «Как будто удалось взять позицию без единого выстрела простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление…»[52 - Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С 327, 328.].

В конце ноября 1922 г. Троцкий в разговоре с Лениным упомянул о росте партийного и государственного бюрократизма, их слиянии и взаимном укрывательстве влиятельных групп, собирающихся вокруг руководства. «Да, бюрократизм у нас чудовищный, – подхватил Ленин, – я ужаснулся после возвращения к работе…» Ленин поставил вопрос ребром: «Вы, значит, предлагаете открыть борьбу не только против государственного бюрократизма, но и против Оргбюро ЦК?» Троцкий ответил: «Пожалуй, выходит так». «Ну, что ж, – продолжал Ленин, явно довольный тем, что мы назвали по имени существо вопроса, – я предлагаю вам блок: против бюрократизма вообще, против Оргбюро в частности»[53 - Троцкий Л.Д. Моя жизнь. С. 455.].

Это проливает более ясный свет на последние восемь работ, продиктованных Лениным с 23.12.1922 г. по 02.03.1923 г. Первые три из них («Письмо к съезду», «О придании законодательных функций Госплану», «К вопросу о национальностях, или Об „автономизации“») были опубликованы в СССР только после ХХ съезда партии, имея чрезвычайно драматическую судьбу. Пять остальных статей Ленин сразу же после диктовки направил для опубликования в «Правде» в качестве материалов предсъездовской дискуссии, ставших достоянием советского читателя в 1923 г.

Интересна судьба, постигшая «Письмо к съезду» – работу, называвшуюся в партии «Завещанием» Ленина. С одной стороны, письмо развивало мысли об опасности разрушения единства в рядах старой партийной гвардии, а с другой – включало предложения о создании гарантий, направленных на предотвращение раскола партии и ее ЦК, предполагая снятие Сталина с поста генсека, нанося удар по бюрократизму – государственному и партийному, резко изменяя внутрипартийный режим в сторону его демократизации. Негативная нравственная характеристика в письме давалась только Сталину, в отношении которого съезду была дана и единственная персональная рекомендация.

Логика рассуждений Ленина о взаимоотношениях Сталина и Троцкого, представляющая «большую половину опасности раскола», вырисовывается в «Завещании» вполне отчетливо. Ленин отмечал чрезмерную самоуверенность и увлеченность Троцкого административной стороной дела, одновременно называя его «самым способным человеком в современном ЦК». Перечисляя многочисленные отрицательные качества Сталина, Ильич отмечал, что они способны приобрести «решающее значение» вследствие «сосредоточения в своих руках необъятной власти». Учитывая это, а также отношения между Сталиным и Троцким, Ленин предлагал съезду в целях предупреждения раскола ЦК и партии лишить Сталина поста генсека.

В тексте записей от 23–25.12.1923 г. Ленин ограничился лишь организационным предложением об увеличении членов ЦК до 50—100 человек для сдерживания центробежных тенденций и ослабления роли личных конфликтов в Политбюро. Но уже через десять дней он сделал добавление, полностью посвященное перемещению Сталина с поста генсека.

Опасаясь, по-видимому, что преждевременное ознакомление членов Политбюро с «Завещанием» может вызвать обострение внутренней борьбы в руководстве партией, Ленин в период диктовки этого документа категорически предупредил свое окружение о секретности, особом хранении и обращении с документом. Однако, согласно недавно опубликованным документам и воспоминаниям секретарей Ленина, одна из них – М.А. Володичева, в день диктовки первой части письма, содержащей указания на опасность «конфликтов небольших частей ЦК» и намечающей первый набросок политической реформы, передала его Сталину, предложившему Володичевой сжечь его, не зная о существовании копий.

Спустя несколько дней Фотиева, также извещенная Ильичом о секретном характере письма, не скажет ему о поступке Володичевой, оставив его в уверенности, что письмо остается тайной. Только 29 декабря Фотиева сделала устное заявление Каменеву о разглашении первой части ленинского письма. Каменев попросил ее дать письменное объяснение. Из письма Фотиевой по этому вопросу и приписок на письме Троцкого и Сталина следует, что эта часть ленинского документа была знакома тогда Каменеву, Сталину, Троцкому, Бухарину и Орджоникидзе. Сталин и Троцкий подтвердили, что больше никому они об этом документе не рассказывали.

В переписке лидеров правящей фракции, относящейся к июлю – августу 1923 г., можно найти ответ, кому было известно «Письмо к съезду». В письме Каменеву от 23 июля Зиновьев, возмущенный единоличными решениями Сталина, писал, что «Ильич был тысячу раз прав»[54 - Известия ЦК КПСС. 1991. № 4. С. 198.], относительно характеристики Ленина, данной Сталину в «Завещании». Очевидно, узнав об этом от Каменева, Сталин выразил недовольство ссылками «на неизвестное мне письмо Ильича о секретаре»[55 - Там же. С. 203, 205.]. В ответ на это Зиновьев и Бухарин сообщили, что «существует письмо В.И., в котором он советует XII съезду не выбирать Вас секретарем». Далее в письме пояснялось, что Бухарин, Каменев и Зиновьев «решили пока Вам о нем не говорить. По понятной причине: Вы и так воспринимали разногласия с В.И. слишком субъективно, и мы не хотели Вас нервировать»[56 - Там же.].

Из сказанного следует два вывода. Первый: в июле 1923 г. по крайней мере трое – Зиновьев, Каменев и Бухарин – либо были знакомы с полным текстом «Письма к съезду», либо знали, вероятно от Крупской, о содержавшемся в нем совете снять Сталина с поста генсека. Второй: Сталину, во всяком случае, по сведениям, имевшимся у этих трех лиц, содержание «Письма к съезду» (за исключением первой записи от 23.12. 1922 г.) в июле – августе 1923 г. еще не было известно.

Позднее, в 1926 г., Зиновьев зачитал на пленуме приведенную выше цитату из письма, отправленного им совместно с Бухариным Сталину. Однако Сталин в письменном заявлении пленуму утверждал, что «никакого письма Бухарина и Зиновьева из Кисловодска от 10 августа 1923 г. я не получал, – мнимая цитата из мнимого письма есть вымысел, сплетня»[57 - Там же. С. 192.], что является заведомой ложью Сталина, ибо само письмо хранится в архиве ЦК КПСС.

Огромное значение в борьбе с ограничением власти Сталина Ленин придавал и реорганизации ЦКК, объединив ее с Рабкрином. В 1925 г. Крупская в письме К. Цеткин подчеркивала, что в лице ЦКК Ленин намеревался создать лабораторию, разрабатывающую новые методы контроля со стороны масс, желая, «чтобы ЦКК состояла только из рабочих, взятых прямо с фабрик, обладающих сильным природным классовым инстинктом, и только из таких интеллигентов, которые продумали этот вопрос»[58 - Известия ЦК КПСС. 1989. № 2. С. 205.].