Новогодняя Проза

Вся женская половина семьи повисла на нём, омывая слезами и причитаниями. Не проронив ни слова, он еле высвободился из их объятий и побежал к дверям, оглядываясь через каждый шаг, стеснительно махая ладошкой.

Чехарда мыслей про всё сразу, ввела организм в полный ступор. Он даже не запомнил, как выдали военный билет, изъяв паспорт. Как затолкали по автобусам и, что говорили военком с сопровождающими. Очнулся сидя у окна от стука по стеклу. Друзья барабанили, стараясь не отстать от автобуса. За их спинами маячили матери, растирая по щекам слёзы.

– Девчонки ждите! Буду вам писать! Скоро вернусь! – Кричал за спиной Краснов в открытую форточку. – Галь, Рит, целую! Не забывайте!

Пашка еле сдерживая напирающую на глаза влагу, всё так же нерешительно помаячил своим и отвернулся. Выехали на проспект, набирая скорость.

– Чё, земляк, твои мурки? – Завел разговор сосед Костика. – Симпатичные.

– Мои, – удовлетворенно протянул Краснов. – Вернусь, на одной женюсь, а другу в любовницы возьму.

– У тебя куда направление?

– В муз взвод морской пехоты. Папаша подсуетился. Ну я там посмотрю по обстоятельствам, что лучше, – он пихнул Павла в плечо. – Что приуныл, Торилин? Осерчал на то, что девки не на тебя пялились и платочками махали другому? Не печалься! Они не по тебе. Ждать твою личность не будут. Тебе по скромнее нужно.

– Убью гниду, – не оборачиваясь прошипел Павел.

***

Вагон дернуло при остановке состава. Небольшая встряска прервала сладостные воспоминания о прошлом, качнув Павла на нижней шконке. Внешняя дверь тамбура лязгнула затворами. Послышались приглушённые голоса, лай собак, недовольные окрики. Через пару минут открыли и внутреннюю дверь. Свежий воздух хлынул в душегубку спец вагона.

– Первый пошёл! Второй пошёл! – Конвой начал принимать очередную порцию этапируемых.

– … Ты сдурел? Куда столько? У меня здесь не консервный завод! – Послышалось под лязг замков и топот ног. – Приму только по изначальному списку. С остальными кукуй до следующего!

– Старший лейтенант, выручай! Другой, только через сутки. А нам назад четыре часа по просёлкам пилить. У тебя через шесть перегонов первый сброс.

– Да пошёл ты… Каждый перегон больше сотни километров. Плюс отстои по два часа. Жара, сам видишь какая, а у меня вентиляции нет. Сдохнет половина до разгрузки.

– Ладно, лейтенант не кипятись. Двери тамбурные откроешь, и всё будит чин-чинарём. В первый раз что ли?

– Сам знаешь, не положено!

– А мы тебе презент подкатим, в накладе не будешь.

– Чем подмазать хочешь, капитан? – Старший конвоя заинтересованно понизил голос.

Обострившийся за последнее время слух Торилина, хорошо улавливал и шепот в соседних клетках купе, и бормотание офицеров.

– Три литра спирта, вяленая медвежатина, икра, плюс законник. И порядок, и развлекуха. Ну, как пойдёт?

– А девочек случайно не подвёз?

– Скоро большая станция, сам выберешь, каких захочешь. Давай, лейтенант, соглашайся скорее. Время уходит.

– Лады. Гони сопроводиловку и грузи остальных.

Забрякали буфера. Поезд тронулся. Хлопнули тамбурные двери. Обсохшие тела, вновь покрылись липким потом. Зеки загалдели, поднимая дебош.

– Я так понял, в Законе это ты, – несколько человек топтались у решётки каземата Павла. – Что нужно для тихой поездки?

– Пузырь, воровской продел, банку воды и провести меня вдоль «купе».

Голос говорившего показался Павлу очень знакомым. Он оторвал голову от импровизированной подушки из кителя, освобождая второе ухо.

– И всё? – Воскликнул лейтенант нарочито насмешливо.

– Тельник у этого вижу новый. Подкатите. Ещё тех двоих узкоглазых со вшами. Минимум на четыре пролёта от меня. И одну дверь на волю приоткрой, пока жмуры не образовались.

– Куда я этих китайцев суну, по-твоему? Мужики уже по камерам стоят!

– Тебе порядок нужен. Ты и думай. Вон у тебя король, какой! Один целую каюту заграбастал.

– Не твоего ума дело!

– Начальник, тебе решать.

В тюрьме на колёсах, поднялся нестерпимый гвалт. Орали и барабанили, швыряли из-за решеток, чем попало, начиная равномерно раскачивать вагон.

– Хорошо, – вынужденно согласился лейтенант. – Будет тебе белка, будет и свисток. Связался на свою голову.

Привычный перестук колес быстро восстановился. Чуть повеял небольшой сквозняк. Вслед за этим лязгнул запор решётки Торилинской камеры.

– Чего желтомордые жмётесь? – Охранник с грузинским акцентом, матерясь засопел, впихивая кого-то.

Павел сидел, не естественно устремив широко открытые глаза в подволок, сосредоточенно вслушиваясь в происходящее. Ему хотелось различить в приглушенных разговорах голос, который недавно показался ему очень знакомым. Постараться вспомнить и определить, кому он мог принадлежать. От напряжения опять загудело в голове. Мелко задрожали пальцы рук и задёргалось калено.

– Да не псих он. Контуженный, да ещё и слепой. Понятно? Ишь, обдристались хунвейбины!

– Эй, боец! – окрикнул Павел. – Начальника конвоя сюда позови.

– А может самого Устинова сразу, – удар приклада в плечо, опрокинул слепого зека на нары. – Глохни недобиток, пока не урыл вовсе.

Клацнуло железо запора, зазвенели ключи в связке. Охранник ушёл в дальний конец вагона.

– Что сказал солдат? – прошептал кто-то рядом по-китайски пожилым голосом.

– Сказал, что этот контуженный и слепой, – ответил другой помоложе.

– Наколку на плече видишь?

– Да.

– Чего на ней?

– Роза ветров, дельфин, земной шар, подводная лодка и надпись какая-то

– Моряк значит.