Ошибка орка. Семь кровавых гномов. Часть вторая

– Вот, – Даша подала безопаснику анкету. – Еще очень не хотел платить картой.

– Ага, похоже на арабский, – кивнул Василий Михайлович. – Иностранец?

– Я не поняла, паспорт российский, но писать по-русски не умеет. Разве сейчас не нужно сдавать экзамен по языку при получении гражданства?

– Говоришь не хотел платить картой? А в итоге?

– Заплатил, только у него она на предъявителя, банк швейцарский.

– Хорошо, это я пока заберу, потом принесу, да, как его зовут-то?

– Алеша Иоганович Буш.

– Серьезно? Ладно, ты молодец, Дарья. Работай, я займусь.

***

Федор всего год как перебрался в златоглавую на заработки. В родном городке с работой было трудно, а в полицию после повышения зарплаты и подавно не устроиться. Здесь же его взяли с радостью, полгода подготовки в «страшном» учебном центре, где отслуживший в ВДВ Федор откровенно валял дурака и свежеиспеченный младший сержант приступил к «обучению» на месте.

Старший патруля прапорщик Рак учил его «жизни» на улице.

– Пойми, – говорил он, – в нашей стране настолько несовершенное законодательство, что мы – представители государственной власти должны обладать особым профессиональным чутьем, не терять человечность и идти навстречу людям, которых защищаем. Вот какой смысл составлять протокол, обрекая мелкого нарушителя на мучения в неповоротливой бюрократической системе, когда можно решить вопрос с наказанием на месте.

– А если поймают? – опасался Федр.

– Правильно мыслишь, во избежание недоразумений необходимо помнить о трех золотых правилах: не борзеть, не лохануться и не забывать о долге.

Сегодня работали в ночь. Ночные дежурства были самыми продуктивными, уже к полуночи план по протоколам был выполнен и теперь патруль с чистой совестью мог охранять правопорядок себе на благо. Правда после двух часов ночи с нарушителями обычно становилось туго, поэтому уазик нырнул в темный двор, сдал задним ходом к паре ржавых гаражей и затих. Наряд урывал «положенные уставом» четыре часа сна. Время для отдыха делили по-братски. С двух до шести спал старший, а Федор, как молодой – дома, после смены.

Федора подобный график вполне устраивал. Нередко удавалось высмотреть припозднившегося пьяного или подозрительную личность с мешком на плече. Тогда старший не забывал поделиться с подчиненным, а когда вспоминал о долге, наряду сулила премия или, на худой конец, благодарственное письмо. Федор, в отличие от своих коллег, подобные поощрения получал с радостью и отсылал их маме, чтобы та могла гордиться сыном.

Место попалось удобное. На весь двор горел только один фонарь, поэтому стоящий с заглушенным двигателем автомобиль был практически незаметен, а вот забредшему «злодею» волей-неволей придется пройти через освещенный островок заплеванного тротуара.

Старший, скрючившись в неудобном кресле, уже похрапывал, а Федор неспешно, тщательно пережевывал «подаренную» ночным торговцем шаурму, вдруг челюсти его остановились, а не перемолотый кусок встал в горле комом.

Всего в пяти метрах перед ним, строем, в колонну по двое, промаршировало семеро невысоких бородачей в кольчугах и железных шлемах на головах, а на плече у каждого лежали длинные палки, концы которых пестрели цветными тряпками.

Пораженный полицейский проводил отряд взглядом, дернув шеей, протолкнул – таки кусок шаурмы в пищевод и затормошил старшего:

– Викторыч, проснись, Викторыч!

– Кто? Где?

– Тут только что семеро промаршировало! Туда!

– Патруль что ли? – спросил старший, стряхивая сон.

– Да нет же, в кольчугах, шлемах и кажись с топорами, только они их тряпками замотали.

Старший внимательно посмотрел на подчиненного, после чего уточнил:

– Пьяные?

– Нет, вроде, ровно шли.

– Чурки?

– Не знаю, темно, хотя нет, не чурки.

– Ну и чего ты гоношишься? Мало ли в Москве чокнутых.

– Так мелкие и с топорами! – не унимался Федор. Он чувствовал неладное, но что именно объяснить не мог. Будь он поопытней, обязательно бы вспомнил нужное слово – интуиция.

– Топоры точно были?

– Говорю же тряпками замотаны!

– Значит имеют право, – веско заметил старший, поднимая указательный палец к крыше автомобиля, – не нарушай права граждан на самовыражение.

Он уже собрался «лечь» досыпать, как подозрительно покосился на шаурму Федора:

– Дай сюда, – велел он, забирая пакет с недоеденным лакомством. Понюхав начинку, покачал головой и вернул владельцу. – Жрешь всякую гадость, вот и результат.

После чего натянул на глаза козырек кепки и тут же профессионально захрапел. Федор тоже понюхал угощение, ничего подозрительного не учуял, но, полагаясь на опыт старшего, выкинул его в форточку.

– Не сори, – сделал замечание Викторыч, не просыпаясь.

Федор, чертыхнувшись коротким язычком, выбрался из машины, подобрал злосчастный пакет и, спотыкаясь о бутылки, коробки и прочий мусор, добрался до пустующей урны.

– Там и без меня насорили, год не разгрести, – раздраженно заметил он, вернувшись на место.

– А ты на других не смотри, за собой следи. Начинать надо с себя, – авторитетно заметил старший сквозь храп. – Честь мундира, все такое…

Лишь уведя отряд на пару сотен шагов от повозки стражников, Цугевард решился заговорить:

– Видали? Я как всегда оказался прав, а вы нет.

– Может они спали, – из вредности возразил Строт, поправляя топорище на плече.

– Один не спал, – заступился за командира Хром. – Так глаза выпучил, думал выпадут.

– А может они испугались и дело не в этих глупых тряпках, – упорствовал Строт.

– В них, – сказал как отрубил Цугевард. – Если стражник не видит оружие, значит его нет. Тут так принято.

– Глупость какая-то, – проворчал Строт, но дальше спорить не стал.

Пеший марш по ночному городу без каких-либо приключений продолжался еще полчаса. Затем из темноты раздался вопль: